Волчья кровь

Книга первая.Щенок.

Ветер молча поднимает пыль.

В ветре слышится звон мечей.

Занимаются всплески зари

Над гробницами первых царей.

Собирает дружины свои,

Смотрит ненависть с древних могил

На цветущий, пока ещё, мир

Вороньё созывая на пир.

Карк ворон предвещает беду,

От души смерть помашет косой,

И полягут живые в бою,

Отпоёт их волчий лишь вой.

Слёзам женщин не будет конца,

Не вернуть сыновей и отцов.

Не расскажут о павших поля,

Не утешат вдов и сирот.

Может, путник случайный надёт

Следы давних, жестоких боёв,

Кости павших бойцов погребёт

И прощальную песню споёт.

Ветер молча поднимает пыль,

В ветре слышится пенье птиц.

Над дорогами древней земли

Видны отблески новых зарниц.

В.А.Качаев.

ЗВЕРЬ

Вой…

Протяжный тоскливый…

Семь суток подряд. И днём и ночью. Не прекращаясь ни на мгновение.

Иногда ближе, иногда дальше, но всегда рядом с посёлком. Как проклятье.

Этот вой дано услышать немногоим – чтобы слышать нужно волчий слух иметь.

Но от этого не легче...

Он лишает разума и воли. И ты становишься слабым и беззащитным, как слепой щенок.

В окресностях Обители ничего подобного ещё не случалось.

Тени по улицам шастали, это да, но к Теням ещё можно как-то привыкнуть, да и не настолько они опасны, как люди думают. К набегам лихих людей тоже привыкают, даже к моровому поветрию. Люди с ума сходили, это тоже бывало. Но что бы вот так, как сейчас, когда почти все умом тронулись…нет, такого не бывало…

Это – безумие…

Ормаа бросился со Сторожевого Утёса, самой высокой в округе скалы, и разбился о камни.

Скаан с обоими сыновьями ушел в море во время шторма и сгинул.

Герар заперся в собственном доме и поджёг его. Вместе со всей своей семьёй…

С этими-то как раз всё понятно. И Ормаа, и Герар, и Скаан всегда были больны на голову, от каждого куста шарахались.

Но ведь и остальные обитатели поселения в спешке собирали домашнюю утварь, которую только можно унести на себе – ни лошадей, ни мулов рыбаки в поселении не держали, только собак для охраны. Слишком много заботы, да и зимой на скудных горных пастбищах домашнюю живность не прокормишь.

Вой…

Ветер?

Зверь?

Неупокоенная душа?

Нет ответа…

И, наверное, не будет…

Зверь тоскливо выл в голос ветру.

Его терзал голод. Голод, который невозможно утолить никакой плотью и кровью. Голод неупокоенной души.

Зверь выманивал людей из поселения, напустив морок, чтобы оставить продолжение себя.

Он подстерегал неосторожных на прибрежных тропах и в скалах, окружающих Обитель в Тени Багровых Скал.

К становищу Людей Гор на противоположном берегу бухты Зверь пока не приближался, слишком велик – горцы сильнее поселян и духом и телом, а потому нужно набраться сил, прежде, чем нападать на них.

Он хорошо помнил, как погиб Одинец, который пал в неравной схватке с горцами около года назад, так, словно это было ещё вчера – для них, воплощённых волей ваорлока Майгии, бастарда властителя Снежногорья, время остановилось ещё в дни Безумия Мира. Брат поторопился, он не был готов сражаться и побеждать, а горцы взяли числом…

И ещё Зверю не хватало поддержки Зовущего, тоже дваждырождённого, нашедшего приют высоко в горах. Но Зовущий не спустится вниз. Никогда. Потому что он, Зверь, никогда не попросит брата о помощи.

Братья не питали друг к другу ненависти. Впрочем, и особой любви друг к другу они тоже не испытывали. Потому что отец создал их такими, потому что они никогда ни о чём никого не просили, а помощь одного из них другому казалась этому другому тяжелейшим оскорблением. И всегда оборачивалась смертельной схваткой, не иначе. Их же, тхархооннов, и без того слишком мало – отец немногих успел вернуть из небытия, вмешались Владыки.

До второго воплощения Зверя тревожили странные сны о днях, когда он был молод и могуч, когда у него было другое имя, а мир был иным. После он тщетно искал своих сородичей, выживших в последней войне. А заодно искал и себя самого. Но не нашёл – видно постарался Страж, нечто-то совсем уж древнее, иногда появляющееся в ночном небе, спустив на уцелевших в бойне небесный огонь.

Он искал до тех пор, пока во тьму запределья не пришёл тот, кто предложил ему новую жизнь в новом теле. Тогда это казалось спасением. Зверь согласился, конечно, – очень хотелось вновь почувствовать себя живым, ощутить томление плоти, почувствовать вкус ещё тёплой крови…