Волчья мгла

Глава 1

Глаза его - огненные колёса во тьме, клыки его – кинжалы смертоносные. Бойся, и всем богам молись, коли встретишь ты его темной ночью на тропе,  ибо пощады сей зверь не знает.

Большой Королевский Бестиарий

Зверь шёл сквозь туман, неслышно ступая мягкими лапами по мокрым веткам, тенью скользя мимо деревьев, искусно лавируя между кустов и камней. Сырой, холодный воздух бодрил, обострял и без того тонкие чувства зверя. Это было его время, волчья мгла, время охоты и крови, когда весь лес в страхе замирал перед превосходством сильнейшего хищника здешних мест.

Волк принюхался, чуть вздёрнув черные губы, едва обнажив белоснежные крупные клыки. С севера тянуло опилками и дымом, с востока – хвоей и тиной, а с запада…  с запада пахло смертью. Волк настороженно шевельнул ушами. И поспешил на запад, туда, где невидимая граница отделяла живой лес от мёртвого леса.

Вся его волчья жизнь была нескончаемым бегом: либо гнались за ним, либо догонял он. Капканы, волчьи ямы, облавы с гончими – серый зверь виртуозно уходил от погони, путая след, огибая ловушки. Он не боялся человека, потому что знал: в этом мире есть то, что гораздо страшнее людей, свирепей травильных собак и безжалостней заточенных кольев на дне волчьих ям. Волк навсегда запомнил и гнилостный смрад, исходящий от безглазых тварей, и непостижимый ужас, который испытал в день, когда впервые перешёл незримую границу Чумного леса.

У большого остроугольного камня волк замедлил шаг, его движения стали мягче, он слился с промокшим лесом, стал незаметной тенью. Осторожно выглянул из-за поваленного дерева, укрывшись в корнях, и замер.

Чуткий слух хищника уловил треск ломаемых веток, рычание, визгливое ржание коня, и короткий, отчаянный вскрик человека.

Неведомая сила удерживала волка на месте, хоть разум подсказывал хищнику бежать отсюда как можно дальше, бежать, не оглядываясь, уходить из этих мест навсегда.

В тот миг, когда волк сделал первый шаг назад, на тропу вылетел всадник. Одуряющий запах крови ударил в нос. Конь, сердце которого только что перестало биться, рухнул на бок у поваленного дерева. Человека выбросило из седла, и он, кувыркнувшись в воздухе, приземлился прямо под ноги волку.

Мгновенье они смотрели друг на друга: матёрый серый хищник и бледная, забрызганная кровью женщина.

На той стороне тропы что-то захрипело, завыло, захрустело ветками. Те, иные, жуткие, настигали свою жертву, и волк уже различал сгорбленные силуэты меж деревьев, чуял запах гнили и смерти. Зверь вздрогнул, когда человек обхватил его за шею, дёрнулся, чтобы вырваться и убежать, даже ощерил клыки и фыркнул.  Но не убежал.

По закону леса человек всегда был врагом. Но человек, в отличие от безглазых тварей, был живым. Волк пронзительно рыкнул в темноту, надрывно, резко, всполошив ворон на ветвях. В ответ из-за мёртвых деревьев взвыло и зашипело. И тогда зверь сделал то, чего сам от себя не ожидал, то, чего ещё не делал ни один волк в этом мире. Он схватил человека за ворот куртки, и короткими, быстрыми рывками потащил сквозь туман, уводя все дальше от невидимой границы Чумного леса.

***

Жмурясь от боли, Раэн пыталась вытащить звенья кольчуги из раны на боку. 

Волк стоял у  реки, поодаль, и с интересом за ней наблюдал. 

- Черт, - выдохнула северянка, осторожно снимая куртку. Вещь была почти целой, если не считать рваной дырки на правом боку. С кольчугой дело обстояло куда хуже: когти чудовища распороли звенья, вдавив их в неглубокую, но очень болезненную рану. Голова раскалывалась от тупой пульсирующей боли, перед глазами мелькали черные точки, синяки и ссадины тягуче ныли. Но больнее всего было вспоминать о том, что произошло вчера.

«Воительницы Эвинда суровы и привычны к потерям, - повторяла про себя Раэн, хотя каждая мысль отбивалась болью в затылке.  - Иней, Чёрный Скат, Дэф, Айд Одноглазый, Ян Вильфор…»

Они все остались там, на прогорклой земле Чумного леса. Им больше не ходить дружиной на дикарей в Орлиные горы, не пить крепкого пива и кислого эвиндского вина, не пировать после удачных походов. Раэн могла бы заплакать, но она помнила, что воительницы Эвинда не плачут. «Они смеются смерти в лицо, - думала она. – Если бы они только знали, как на самом деле выглядит смерть. Они бы не смеялись. Никогда больше не смеялись».

- Не думать, не вспоминать, - твердила она себе, осторожно выбирая звенья кольчуги из кровоточащей раны, промывая её ледяной водой из реки. Залитая кровью кольчуга упала под вывернуты пнем. Раэн оторвала подол рубашки и туго завязала его на рёбрах. Затем занялась разбитым лбом. Рана была неглубокой, но обильно кровоточила, никак не хотела браться коркой. Волосы, запутавшиеся, слипшиеся от крови, только мешали. Раэн безжалостно чиркнула ножом раз, другой, третий. Черные волнистые пряди унесло быстрым течением Ройны.

Окунув голову в холодную воду, Раэн тщательно смыла кровь и грязь, и окончательно пришла в себя. «Поживём ещё», - отгоняя тяжёлые мысли, подумала воительница.  Она привела в порядок свою одежду, затянула покрепче шнуровку на отороченных мехом сапогах, нащупала за поясом в маленьких ножнах охотничий нож. И вздохнула. Нож – это, конечно, не топор и не меч, но лучше, чем совсем ничего.

Раэн было не удивить ни синюшными упырями, ни вурдалаками, ни прочей привычной и от этого почти родной местной нечистью. Её не пугали долгие зимние переходы через кишащие дикарями леса и горы. Не пугал лежащий неподалёку матёрый хищник, который, по всей видимости, тоже относился к какому-то виду нечисти – обычные волки не бывают такими сильными и крупными. Но при одной мысли о тварях из Чумного леса Раэн вздрагивала и принималась вертеть головой, как вылезшая из воды собака, отгоняя воспоминания.

Река бурлила и пенилась, обильным потоком срываясь со скального выступа. В другое время Раэн без труда забралась бы на выступ, но только не сейчас. Голова все ещё кружилась, руки и ноги плохо слушались.