Волк короны

Бонт и его острова

Конец начала осени 914 года

Айк писал часто. Кай вообще не утруждал себя подобным. В письмах сообщалось, что «птица» отправлена ко мне домой (бедняга, похоже, не знал, что в Драгонбивичах нет порта, кроме речного); а картину забрал себе на память Кай. Сообщалось что скучает, не по мне, разумеется, а по моему врожденному праву всюду приобретать вино. Хотя теперь у него вина, пожалуй, даже с избытком. Впрочем, и тут не обошлось без шероховатостей. Наша партия действительно прибыла на север первой, но Люди Кая буквально «в воздухе», вернее, не сгружая с корабля, сумели перекупить все двести бочек, по тройной цене. И хотя продал он его в итоге значительно дешевле, с убытком, все основные договоренности с севером оказались заключены от лица Тиавели, где в качестве доказательства прочных отношений с поставщиком и был предъявлен наш брачный договор…

Прочитав про брачный договор, я выругалась. Кай пообещал мне держать брак в тайне до развода, чтобы я могла продолжать работать и не теряла клиентов. Ведь где это видано, чтоб графиня обслуживала мелкую знать?

Конечно, наших с Ханнэ договоренностей никто отменять не собирался, но за ними теперь осталась лишь доставка – сделка обрела посредника. Айк рвал и метал, дрался на дуэли с Каем, сумел серьезно его ранить, а после лечил за свой счет согласно законам Сорса. В письме Айк сетовал, что злобы не хватило его убить, о чем он сожалел, так как лечение влетало в копеечку, да и вообще «так бы было лучше нам обоим». Скандал, однако, замяли, и уже следующие письма были полны описаний их замечательного совместного плавания на борту «Синей орхидеи».

Работы на Тырсе подходили к концу. В один тусклый осенний день я вылезла из склепа, и проследовала в дом, где за символическим завтраком заказчик подписал мне все бумаги, и я пешком отправилась в город, в ближайшее гильдийное представительство - отчитаться о проделанной работе. Было холодно, но недалеко. Орала ненормальным голосом какая-то унылая птица. Пыль на площади, еще сухая, но уже как будто съежившаяся в ожидании первых капель дождя не взвивалась вслед, а опадала тяжелой, слипшейся дробью, оставляя крошечные воронки в набитом слое. Пахло навозом и поздними яблоками.

Чиновник, видимо дрых, и вел себя так, словно не успел одеть штаны. Внутрь он меня не пустил, распахнув лишь верхнюю створку двери, долго сверял мой значок с какими-то записями. Принял пакет, выписал чек и сообщил, что меня дожидаются два конверта.

Конверты были почти пустые. В одном, от гильдии, лежало уведомление, что меня желает нанять для несложной работы один очень влиятельный клиент. Если вдруг я закончу профилактику на неделю раньше, то, возможно, могла бы нанести визит на Бонт и его острова, куда ходит регулярный рейс каждые сутки графу Тиа… Что??? Тиавелли?

Второй конверт подписи не имел, и содержал внутри единственный розовый лепесток. Опять Сенсея! Была ли она заговоренной, или это был мой собственный страх, но я почему-то испытывала панический ужас при мысли о ней, и потому не думала о ней и не говорила. Бежав прямо из таверны на корабль, идущий до Тырсы (лететь я боялась, казалось, столкнусь с нею в небе) я не выспросила касательно ее ни у Кая, которому явно было что-то известно, ни у Айка, о том как он ее выследил.

Что ж, теперь у меня будет такая возможность…

Возвращалась я слегка озадаченной. Птица голосила размеренно и занудно, словно отмеряя время, и я вдруг поняла, что хотелось бы, чтобы это время бежало быстрей.

***

Лишь подплыв к Бонту, я поняла, почему он считается больше островом, нежели сушей, хотя географически относится к материку.  От материка его отделяла тонкая каменная стрелка. Когда-то по ней шла дорога, действующая лишь во время отлива, и рушимая приливами так, что на ее содержание уходили огромные деньги, почему ее со временем и забросили. Сам Бонт представлял собою огромную скалу, а его острова – скалы поменьше, с выточенными в них пещерными городами, обжитыми по сей день. Здесь не было даже толкового причала, и меня спровадили на берег на лодке. Моряки помогли выгрузить ящики и тут же разбрелись по своим делам, оставив меня на пирсе с горой вещей. Начинал накрапывать дождь.

 Подождав немного с затаенной надеждой, что сейчас случится что-нибудь, что избавит меня от необходимости действовать (еще не выветрилась навеянная качкой сонливость) я попинала ногой дохлую морскую звезду, потом, подумав, достала из багажа промасленный тент, и укрыв груз, пошла искать какой-нибудь транспорт. Кареты я не нашла (да как мне сказали, она и не пройдет – дорога к замку обрушилась) зато разжилась информацией о том, что через два часа к завалам отправится телега с каким-то инструментарием для их разбора. Отправила в замок пешком какого-то мальчишку, чтобы там хотя бы были в курсе моего прибытия. 

Время я убивала, бродя по угрюмым магазинчикам галантереи. Покупателя тут явно сроду не видели, одни продавцы выстилались, глядя на меня как на последнюю надежду, другие глазели с едким раздражением «попробуй только что-нибудь не купить». И те и другие чутко реагировали на любое проявление интереса, чем совершенно сбивали с настроя потратить честнозаработанное. И я, натянув на себя маску презрительного безразличия чтоб со мной, не дай бог, не заговорили, бродила меж полок с товаром, боясь сделать лишнее движение (погреться все же хотелось).

Ящики пришлось таскать с пирса вручную, в том числе и мне. Бонт начинал очаровывать меня своей неприветливостью.  Слава богу, мальчишка добрался до замка раньше меня и из замка выслали кортеж, который дожидался нас на обвале. Рабочие, разгребавшие камни, помогли перетащить ящики, и погрузить их теперь уже на настоящую карету. Она была как нельзя кстати, поскольку я успела промерзнуть под холодным ветром, и, кажется, начинала заболевать. Мы карабкались все выше и выше по скалам. Постепенно стало намечаться некое выполаживание.