Волшебная косынка

Часть 13

Утро принесло мне бодрость и полную уверенность, что я сумею справиться  с лыжинской бедой, приведу его виноматериалы в порядок и научу, как правильно действовать впредь, чтобы ничего подобного не случалось.

В комнату заглянула Настенька и спросила:

- Вам помочь одеться, барышня?

- Нет, помогать не надо, Настенька, я сама. Только я не барышня, я – Даша.

Я сидела на кровати и разглядывала стул, где уже не раз находила что-то новенькое для себя. Сейчас через него было перекинуто что-то темно-коричневое. Моя женская сущность раззадоривалась любопытством, какой наряд мне приготовили для нового рабочего дня? Почему они готовят мне  на каждый день новое платье, я не заморачивалась. Но я ещё вчера учуяла эту закономерность. Для меня этот факт был приятен. Скорее всего, мне просто понравилось примерять непривычные наряды, хоть я и не вполне уверена, что они новые, никем не ношенные до меня, хоть и в отличном состоянии.

Медлить в этот момент меня заставляло ощущение несогласия надевать что-то темное, мрачное, после вчерашнего белого платья. Но моего вчерашнего платья нигде не было, пришлось надевать то, что было предложено.

Оказалось, что на стуле висело не платье, а темно-коричневая юбка с трехрядной белой отделкой по поясу и по низу подола, состоящей из тонкой полоски, ниже полоски пошире и нижней, самой широкой полоски. Под юбкой через спинку стула была перекинута белая блузка без рукавов со стоячим воротником. Еще в этот комплект был включен жилетик из той же ткани, что и юбка. У жилетика был матросский воротник и большие рукава-фонарики на широких манжетах. На воротнике и на манжетах - такие же ряды полосок, как и на юбке. Жилет был приталенный и двумя рядами пуговиц пристегивался к блузке, оставляя выше талии видимой  белую полосу блузки. В общем, такой вот матросский костюмчик. В зеркале я себе понравилась, притом, что стала в этом наряде казаться еще толще.

О моей алой футболке с пионами на груди, о джинсах, которые мне были в обтяжку, мне оставалось только тосковать. Надеть их в данной ситуации самоубийственно. А так, я не только, как в театре у костюмера, любуюсь  своим отражением в зеркале, когда,  по-пушкински, «одет, раздет и вновь одет», но и спокойно могу здесь ходить по улицам, жить и работать без шараханья от меня прохожих.  

Симпатичный костюмчик, но к нему полагалась шляпа, лежащая, как и прежде вчерашняя, на комоде. Она мне категорически не понравилась, настолько непривычной была ее форма. Она мне напомнила те матросские бескозырки, что мы клеили из бумаги в детском саду, а еще о народностях майя, об их маленьких, плоских шляпах. Надевать эту шляпу я не захотела и, только заплела косу.

На этот раз я решила плотно позавтракать перед работой, поэтому сама вошла в кухню, нашла там служанку в длинном фартуке и белой косыночке, что открывала нам с цыганами ворота в первый день. Спросила, как ее зовут, и нельзя ли мне позавтракать?

- Пожалуйте, - ответила женщина, приглашая меня за стол,  и представилась, когда первыми передо мной поставила на стол хлеб и соль:

- Зовут меня Клавдия Семеновна.

Это я слышала впервые со времени появления здесь. Все простые люди до сих пор представлялись мне только по именам, и только эта женщина назвала себя с большим достоинством по имени – отчеству.

- Хозяева еще спят? – спросила я просто, ради поддержания разговора.

- Нет, Тимофей Савельич уже уехал,  Екатерина Николаевна вышла в сад прогуляться, а Марьяна пошла на конюшню. Завтракают они позже.

«Ну, про Марьяшу все понятно. Она с вечера за Захаром соскучилась. А вот, что ее мамашу зовут  Екатерина Николаевна, я в первый раз слышу, хотя целую обеденную трапезу с ней рядом просидела», - подумала я, пока Клавдия Семеновна ставила передо мной на стол холодное мясо, брынзу и желтое, слепленное в форме пирожка, сливочное масло. То, что его лепили руками и только что вынули из воды, было видно по отпечатавшимся на холодном масле пальцам и прозрачным каплям воды в них.

«Пусть будут видны пальцы того, кто это масло делал. Они-то были чистыми, судя по светло-желтому цвету масла, зато в этом масле точно нет никаких консервантов и уж, тем более, нет в нем пальмового масла», - думала я, с удовольствием намазывая это масло на вкуснейший воронцовский хлеб.

Клавдия Семеновна сняла с самовара и поставила на стол фарфоровый чайничек с чаем. Рядом с сахарницей лежали кусачки – щипчики, которыми в то время кололи сахарную голову. Я попыталась было отколоть этими кусачками крохотный кусочек от лежащего на блюдце кусьмища, но этот сахар оказался таким твердым, что удалось отколоть только крохотный кусочек. Убедившись, что справиться с сахаром мне в одиночку не удается, я спросила у Клавдии Семеновны, нет ли какого-нибудь варенья?

- Ну, почему ж нет. Есть. На днях я из крыжовника сварила. Но оно с кислинкой.

- А арбузного мёда нет ли?

- Нет, для арбузов рановато. Липовый мед есть, а есть с белой акации.

- Тогда давайте с белой акации, этот мне привычней.

Клавдия Семеновна поставила передо мной мёд в розетке. По вкусу он был точно такой, как у нас в Зеленокумске, потому что, когда цветут акации, город  утопает в пьянящем, ни с чем несравнимом,  аромате.



Отредактировано: 20.12.2017