Волшебная косынка

ЧАСТЬ 40

- Молодец,  какой! – похвалила я Василия, когда села к нему в коляску. – Мне было бы очень приятно получить такое письмо. Аж, завидно!

- Ты, что, читала моё письмо? – сердито спросил Василий.

- Сначала Марьяша прочла, а потом мне предложила вслух прочесть. Марьяше явно чуть лучше, она раньше вообще читать не могла. Первое твое письмо я ей сама читала.

- Слава Богу, я так надеюсь, что баба Валя ей поможет. Никогда не слышал, чтобы баба Валя не смогла кому-нибудь помочь.

- Я тоже очень надеюсь.

- Нам, куда сейчас? На склады?

- Да, оттуда будут вино увозить на вокзал, Лыжин просил за всем проследить.

- Хорошо. Проследим.

- А как проследишь, если у бочек разная вместимость? Сразу, как приедем, начнем замерять те, в которых вино будут  перевозить.

- Ладно, померяем, - пообещал Василий.

Но не так-то просто всё оказалось. Бочки, предназначенные для перевозки вина, были вымыты и доставлены с винпункта на склады, но не было, чем измерить точную вместимость этих бочек.

«Был бы мобильный, спросила бы у Лыжина, может быть,  у них этот процесс замеров уже  давно организован, а мне приходится  в известном смысле быть первопроходцем» - подумала я.

Кое-как была найдена кружка, которую измерили граненными стаканами по 200 мл на глаз, отметили риской и уже этой 3-литровой, на мой взгляд, кружкой измеряли в дальнейшем то вино, что было предназначено к отправке. На бочках я записывала объем налитого туда вина, но не мелом записывала, а краской.

В общем, канитель ужасная! И я подозревала, что просто, не имея опыта, действуя в этих условиях, а не в современных мне, где меня учили, я не могла достаточно хорошо сориентироваться, а научить и подсказать мне было некому. Но никуда же не денешься, дело надо было делать, и я его делала в меру своего разумения. Единственное, что я смогла предпринять для ускорения этого канительного процесса, это найти еще такую же кружку и вела запись за двумя исполнителями сразу.

Когда были налиты и забиты шпунтами несколько бочек, приехал Сербинов.

Все так же изысканно смотрелась бородка и усы на его лице, все таким же дорогим и безупречно отглаженным был сюртук, все так же до блеска начищенными туфли, но этот моложавый мужчина хромал и совсем не изящно тянул ногу, не расправляя ее в коленях.

- Что это с вами? – спросила я, поздоровавшись.

- Да вот, не пойму, что с моей ногой случилось. Пролежал два дня, врача вызывал, но ничего не помогло. Дело-то не ждет, пришлось тащиться на одной ноге.

-  Давайте вы присядете сейчас на скамейку, мы будем вам помогать, чтобы вам было удобно решать ваши задачи. А вечером, если захотите, мы поедем вместе к знахарке в соседнее село, покажем вашу ногу ей, вдруг она поможет. У неё сейчас лечится дочка Лыжина, я там по просьбе её отца нахожусь, и, по моему мнению, пусть не намного, но ей стало легче.

- Дочка Лыжина очень красивая молодая дама, жалко, что она заболела.

Меня подмывало сказать, что право заболеть не у него одного есть, но я промолчала из вежливости и искреннего к нему сочувствия из-за его больной ноги.

Мы продолжили работу с участием  Алексея Ильича. Под вечер приехал Лыжин.

- Как там моя дочка? – первым делом спросил он у меня.

- Мне показалось, что лучше, потому что вчера она ещё не могла читать, а сегодня  утром прочла письмо.

- Что за письмо?

- Его ей передали.

- Кто? Что ты крутишь, говори прямо, я должен знать.

- Тимофей Савельевич, вы не сердитесь, но, может быть, Марьяна не захочет вам говорить об этом?

- То есть, как?

- Это моё письмо! – с некоторой долей отчаяния в голосе произнес Василий.

- Свят-свят, а зачем ты ей пишешь? – удивился Лыжин.

- Пишу, чтобы успокоить, чтобы она поправилась.

- И она не против? – спросил Лыжин, обернувшись ко мне.

- Пока нет, - ответила я. – Василий пишет очень хорошие, очень интересные  письма.

- Удивительно! – сделал заключение Лыжин. – А, может, лучше тебе с ней поговорить, если ты такой утешитель?

- Хотелось бы, но мне баба Валя не позволяет этого. Никого, кроме Дарьи к ней не подпускает.

- Ну-ну!

- Тимофей Савельевич, мы подготовили бочки к отправке и измерили их.

- Что-то я не вижу, чем вы это вино мерили? Бочки есть, воронку вижу, а где ведро?

- Ой, не знаю. А что, вы вино ведрами меряете?

- А, да ты ж этого не знаешь! Ведро тебе должны были рабочие показать. Принесите ведро! – приказал он рабочему, и тот вскоре принес тяжелый деревянный ковш, на глаз вместительностью литров двенадцать.

- Ничего себе! – воскликнула я, - да как же с этим ковшом управляться, если он еще и с вином будет?

- А не надо управляться, только, если мерить понадобится. А бочки перемерять не надо, они сами мерные. Так и пишем – бочка вина, в ней сорок ведер. А если это ведро для тебя тяжелое, то есть металлическое, оно полегче. А еще у нас есть мерная кружка. Принесите кружку и ведро!

Принесли деревянную кружку, приблизительно литрового объема, с  толстенной деревянной же ручкой, которую ладонью руки и обхватить-то непросто, и обыкновенное ведро, точно такое же, как и в наше время, только из более темного металла, чем наши алюминиевые ведра и кастрюли.

- Вот в таком ведре, - сказал Лыжин, -  содержится двенадцать таких кружек, а в бочке – сорок таких ведер.