Волшебное зеркало

Волшебное зеркало

ВВЕДЕНИЕ
Волшебное зеркало — это наше сознание, через которое мы проникаем во внешний мир и познаём его. В древности даосы считали, что с помощью сознания мы можем не только постигать мир, но и управлять им. Эта книга составлена из ста рассказов о чудесах, необъяснимых явлениях и о духах из потустороннего мира. В этих рассказах древние философы утверждали, что при использовании совершенной мысли мы можем не только совершенствоваться сами, но и изменять мир по нашему усмотрению. Мир настоящий и мир прошлый - это единый мир. И как говорил Юань Мэй в своих рассуждениях: "Ведь золото или яшма, вырытые сейчас из земли, не перестанут считаться драгоценностями, так же как кирпич и черепица, дошедшие от древних времён, не могут считаться драгоценностями". Но для того, чтобы совершенная мысль превращалась в золото или яшму, необходимо достигнуть молниеносного просветления, когда, как в зеркале, становится ясен весь нравственный порядок мира, несущий с собой моральное и интеллектуальное совершенство.

ВОЛШЕБНОЕ ЗЕРКАЛО
1
Во времена Суй жил мудрец Ху, всем давно известный,
Из Фэйнина, в империи о нём все говорили,
Он для Ван Ду был покровителем, как дух небесный,
Служил ему тот долго, и они всю жизнь дружили.
А перед смертью своей Ху оставил в завещанье
Ему стариннейшее зеркало, ручной работы,
С припиской: «С ним ты победишь любые злодеянья,
Ни у кого не будет враждовать с тобой охоты».
Ван Ду то зеркало в дар принял с радостью огромной,
С краёв вёл путь по четырём небесным направленьям:
С драконом, тигром, аистом и фениксом в движенье
В те сферы, где дух миром правил волей всеобъёмной.
Триграмм восемь в небесных направлениях стояли,
Вокруг двенадцать спаренных часов в обозначенье,
Где каждый час животных символами представляли,
И шрифтом Ли природы все отмечены явленья.
Мудрец Ху объяснил: «В нём скрыта тайна всего мира
О символах и о путях развитья мирозданья.
И через них мы можем провести своё сознание,
Проникнув в тайны всех сил высших творчества эфира».
Когда то зеркало под солнечный луч попадает,
То возникают символы на стороне обратной,
А в зеркале сам образ истинный свой лик являет,
Как бы в себе вещь не преображалась многократно.
Если поднять его вверх и ладонью слегка хлопнуть,
То издаёт он светлый тон и весь день не стихает,
Звук этот человека от несчастий охраняет,
Любое злое дело, не начавшись, может лопнуть.
Да, это зеркало волшебное, а не простое,
И в руки попадает к благородным только людям,
К тем, сущностью кто обладает доброй, не пустою,
О ком в народе как о добрых мудрецах все судят.
Рассказывал Ху: «Слышал я давно одно преданье,
Пятнадцать зеркал, Жёлтый Царь сказал, чтобы отлили,
По дням увеличения луны иль убыванью,
Размером в один чи до пяти цуней они были.
Восьмое зеркало это содержит равновесье,
Где силы Ян и Инь души к гармонии приводят,
Во всех делах порядок им владеющий наводит,
И может с лёгкостью проникнуть в тайны поднебесья».
2
Владела семья Ян кольцом волшебным бесконечно,
И многим поколеньям это счастье приносило,
Но потерял Чжан меч свой, что его и погубило,
Ван Ду, познав в хаосе времени всю скоротечность,
Почувствовал подавленность: всё и везде шло прахом –
Страна вся пребывала в смуте, в полном запустенье,
И не было нигде не отдыха и не спасенья,
И катастрофа близилась огромного размаха.
Произошло всё оттого, что зеркало исчезло.
Трагедия неслыханная! Но как это случилось?!
Быть может, человечество всё поглотила бездна
Безумия, из этого и гибель получилась?
Давайте ж проследим путь зеркала с возникновенья.
Узнаем, кто владел им, и к нему как относился,
Ведь много тысяч лет прошло после его рожденья,
Менялись обстоятельства, мир с нами изменился.
На пятом месяце седьмого года при правленье
С девизом «Высшие дела» (611 г.) Ван Ду отбыл на службу
В Хэдун, где принял должность цензора в том управленье,
И получил то зеркало от Ху, водил с кем дружбу.
В шестой же месяц Вана вдруг в Шанъань срочно призвали,
Когда он прибил в Чанлепо, в гостинице остался,
Хозяин Чэн Сиюн всё угодить ему старался,
Дал девушку, которую все Попугаем звали.
Она была стройна и с красотою, необычной,
Всех постояльцев обращала на себя внимание,
За ней ухаживали посетители привычно,
Так как притягивало всех её очарованье.
Когда Ван Ду снял комнату в гостинице дорожной,
То вытащил из сундука одежду и наряды,
Решил все вещи в надлежащий привести порядок.
И вынул зеркало, все вещи на столе разложил,
Взял зеркало и поглядел в него, мелькнули тени,
Служанка, вздрогнувшая, в отдалении стояла,
О пол ударилась до крови лбом, встав на колени.
– «Я не могу здесь находиться»! – в ужасе вскричала.
Ван Ду позвал хозяина, чтобы спросить причину.
– «Два месяца назад, – сказал тот, – прибыл гость с востока,
С собою, как служанку, он привёз эту дивчину,
Был болен, попросил, чтоб здесь была она до срока:
3
– «Когда вернусь опять, я заберу её с собою».
Не знал, что с нею делать я, и здесь её оставил».
Ван Ду решил, что она – бес, не даст ему покоя,
И вынул своё зеркало и на неё направил.
– «Меня не умертвляйте, – плача, девушка взмолилась, -
Клянусь, что я приму свой прежний вид, в живых оставшись»!
Крик тронул Ван Ду, зеркало убрал он, сдавшись,
Сказал: «Тогда всё расскажи, откуда ты явилась».
Рабыня дважды Ван Ду поклонилась и сказала:
– «По возрасту я есть тысячелетняя куница,
Но как б там не было, считаю я себя девицей,
А родилась я у кумирни, что близ гор стояла,
Средь сосен, ближняя гора там Хуашань зовётся,
За свою жизнь я много безобразий натворила,
И, может быть, за все поступки казни заслужила,
Мне до сих пор скрываться от расплаты удаётся.
Бежала в местность я меж Хуанхэ и Вэй-рекою,
Меня вдова Чжэн, сердобольная, там приютила,
Установились отношенья между ней и мною,
Как между матерью и дочкой, так меня любила,
И замуж выдала за Чай Хуа из того места,
Но он меня не понял, и я вскоре убежала
На запад, я была свободная, из-за протеста
Всё делала ему назло, хоть и не возражала.
Покинула я округ Ханьшэн и с купцом столкнулась,
Ли Вао, он меня как тень таскал с собой повсюду,
Был груб, я исполняла всякую его причуду,
В такие мерзости я, находясь с ним, окунулась.
И вот пришли мы с ним сюда, и он меня покинул,
Не ждала я с небесным зеркалом здесь повстречаться,
Как видно, человеческий срок жизни моей минул,
Придётся мне, к несчастью, в прежний образ превращаться.
– «Так значит, старый лис, – ты в человечьем превращенье, -
Сказал Ван Ду, – а в жизни причинял ли зло ты людям?
Ведь тот, кто чинит зло, то делает он преступленье,
Заслуживает смерть, пощады никакой не будет».
– «В том, что я делала, не вижу зла я, никакого,
И разве преступленье – в человека превращенье,
Когда же это делается для его служенья?
Всё это нравственно, но я боюсь другого:
4
Когда бегут и прячутся, и в призраки играют,
То это для морали духа худшее из худших,
Тогда и смерть вполне заслуженно их настигает,
И чем жить так, всегда таясь, расстаться с жизнью лучше».
– «А если пощажу, ведь я могу себе позволить»? –
Сказал Ван Ду. «Я вся в смущении от благородства,
Но разве в мире кто-то может к этому неволить?
Никто б не посчитал это добро за сумасбродство.
Во мне вовек не сможет доброта эта забыться,
В волшебном зеркале я если тень свою увижу,
То не смогу в обратный образ, прошлый, обратиться,
Ведь человеческая сущность для меня намного ближе.
Поэтому я больше не желаю быть лисою,
Так как я женщиной уж прожила тысячелетье,
Я благодарна, можете располагать вы мною,
Моею красотою упиваться хоть столетье.
Я буду предана вам, зеркало не вынимайте,
И подарю вам лучшие минуты наслажденья,
Любите так, как пожелаете, и обнимайте,
В любви я доведу вас до экстаза и забвенья».
– «Но если спрячу зеркало, останетесь со мною»?
– «От зеркала не спрячешься, – красавица сказала, -
Куда бежать, всё если предназначено судьбою,
Ещё лучше прожить всё от конца и до начала».
В футляр убрал Ван Ду то зеркало и рассмеялся,
Поить вином гостей стал, и служанка захмелела,
На бурное веселье весь народ к нему собрался,
Служанка стала танцевать и в танце вдруг запела:
«О зеркало волшебное судьбу определило
Мою с те пор, как я, родившись в мире, изменялась!
И сколько я менялась, образы всё находила,
Но вот, кем я была первоначально, не осталась.
Жила я весело, и грустной смерти не хотела,
Так как всегда в веселье находила упоенье,
Вот и сейчас в веселье нахожу я вдохновенье,
Но на земле жизнь в радости, как видно, устарела».
Закончив петь, служанка всем два раза поклонилась,
И пение, и танец душу всех перевернули,
Служанка в старую лису, вмиг сдохнув, превратилась,
Потрясены все были переменой и вздохнули.
5
В четвёртом месяце в восьмой год «Высшего деянья» (612 г.)
Затмение случилось, Ван Ду был уж ревизором,
В то время он расположился в одном старом зданье,
И вдруг заметил, солнце гаснет, своим цепким взором.
Тут доложили служащие, солнце что темнеет,
Он вынул своё зеркало и обратил вниманье,
Что тоже потемнело оно, блеск его тускнеет,
И он определил, что думать есть все основанья,
Что потускненье зеркала волшебного зависит
От изменений между Ян и Инь сил отношений,
Когда есть перемены в тонкостях небесных высей,
Влияет на добро и зло земные все смешенья.
И если в зеркале волшебном уже нет сиянья,
Ни значил это ли, что сила солнца иссекает?
И если всё от солнечного рождено влиянья,
То значит, внутренняя сила в чём-то убывает.
От этой мысли Ван пришёл в большое удивленье,
Но вскоре вновь по-прежнему вокруг всё посветлело,
Так как к концу приблизилось небесное затменье,
Всё засияло, зеркало небесное вспотело,
Но вскоре снова в полноте и блеске озарилось,
Как бы на солнечный свет лунный свой свет поменяло.
Ван понял, что всегда в нём что-то тайное таилось,
И это тайное всё в омрачение скрывалось.
Имел друг Вана Сюэ Ся меч бронзовый волшебный,
Длинной в четыре чи и в форме лунного дракона,
А рукоятью феникс был из золота, победный,
Клинок – как молния по центру пламенного фона.
Его меч тоже по ночам светился светом странным,
И отличался от вещей, что были в обиходе,
Такие вещи редко всё ж встречаются в природе,
О чём и говорил Сюэ Ся с Ваном постоянно:
«Уже давно я наблюдаю за мечом волшебным,
Он в середине месяца вдруг издаёт свеченье,
В кромешной темноте светиться начинает светом бледным,
Сияние везде распространяет, к удивленью.
Давно уже находится в моём он обладанье,
Я знаю твою страсть к вещам всем странным и старинным,
Она в тебе как голод или жажда при познанье,
Быть может, этой ночью мы расследуем причины
6
Всех этих странностей, и меч на пробу испытаем»?
Ван Ду обрадовался, всё проверить согласился,
Сказав: «Ты прав, в чём суть явлений сих, ведь мы не знаем,
Вот было б хорошо, если б секрет этот раскрылся».
Была ночь тихая, луны светилась половина,
Они закрылись в комнате, и все заткнули щели,
На стол меч рядом положили с зеркалом и сели,
И вдруг предстала перед ними странная картина:
Внезапно зеркала свеченье тьму всю озарило.
И всё залило светом своим будто в полдень ясный,
Но света от меча, что рядом был, не исходило,
Сколько ни ждали они света, всё было напрасно.
– «Спрячь зеркало в футляр скорей», – просить стал Сюэ Вана,
Тот его спрятал. Тут же лезвие вдруг воссияло,
Сиянье ж было небольшим, сил свету не хватало.
Вздохнув, Сюэ сказал: «Всё видеть это очень странно,
Видать, такое средь магических вещей бывает,
Как и у нас, там равенства нет, меру всё имеет,
Когда при действии одно другое подавляет,
И в противостоянье преимуществом владеет».
С тех пор Ван Ду на зеркало стал обращать вниманье,
И в середине месяца во тьме с ним оставаться,
Оно всё освещало, словно днём, своим сияньем,
Ван Ду не мог на своё зеркало налюбоваться.
Но стоило лучу луны проникнуть в тьму ночную,
Как зеркала сиянье гасло, как от дуновенья,
Подумал Ван, что собственное зеркала свеченье
Ни с солнцем, ни с луной связь не имеет никакую.
Зимой в тот год Ван Ду историей страны занялся,
Редактором имперской летописи став в столице,
Статью о биографии Су Чу писать собрался,
Во время сбора фактов он не мог не удивиться:
У Вана раб был, шесть десятков лет уже проживший,
И звали Леопардом его, ум имевший ясный,
Когда-то в семье Су он жил, доверенным служивший,
Начитан был, умел писать и сочинял прекрасно.
Когда писал Ван биографию в самом начале
Семейства Су, раб пробежал глазами середину,
Ван видит, что раб думает и чем-то, опечален,
Его взял за руку, спросил печали той причину.
7
И тот сказал: «Я был там на хорошем положенье,
Всегда его трудами и словами восхищался,
Волшебное он зеркало имел в своём именье,
Всегда с котором где-либо в досуг уединялся.
Ему его друг из Хэнани подарил когда-то
Мяо Цзи-цы, Су зеркало ценил и восхищался,
Признался, встретив, раз ему Мяо Цзи-цы, как брату:
«Смерть близится ко мне, поэтому я с ним расстался.
Теперь оно в твоих руках уж будет находиться,
Я на тысячелистнике сам совершил гаданье,
И десять лет лишь у тебя продлится пребыванье
Его, потом же вынуждено будет оно скрыться.
Сказал оракул, что объявится оно внезапно
Меж Хуанхэ и речки Фэн у мудреца Ху снова,
А после к Ван Ду, цензору и ревизору слова,
Уйдёт, куда потом – оракул тот сказал невнятно».
Всё рассказав, глаза раба слезами увлажнились,
Ван Ду, узнал, что у семьи Су зеркало имелось,
Потом, каким-то странным образом, куда-то делось,
Так что слова раба после проверки подтвердились.
Ван в биографии Су одно сделал замечанье,
Что, как учёный, часто тот гаданьем увлекался,
Но то, что узнавал, скрывал и не распространялся,
О факте, что он зеркало имел, хранил молчанье.
В девятый новый год в девиз «Великое деянье» (613 г.)
К Ван Ду в ворота дома монах странный постучался,
Ван Цзи, брат Ван Ду, вышел к страннику и повстречался
С даосом необычным, обладавшем высшим знаньем.
Тот попросил его впустить, беседа завязалась,
Ван Цзи монаха накормил, наговорившись вволю,
Сказал монах: «Вам счастье выпало на вашу долю
Волшебным зеркалом владеть, последним, что осталось
В миру среди людей, и вы должны этим гордиться,
Мне так хотелось б посмотреть на это чудо света,
Одним всего только глазком, чтоб в этом убедиться,
Что оно в нашем мире есть, и что не сказка это».
– «Откуда знаете вы это»? – Ван Цзи удивился.
– «Я тайным знакам следую и средствам скрытным всяким,
Могу узнать повсюду, где свет тайный появился,
Магическое светит всё сиянием двояким,
8
А ваш дом свет невидимый, но сильный, излучает,
Который достаёт сейчас до солнца синим светом,
А розовым туманом до луны аж проникает,
Лишь зеркало небес так проявляться может в этом.
Два года скрытно наблюдал я за таким явленьем,
И выбрал подходящий день, чтоб зеркало увидеть,
Вот и сказал причину своего я появленья,
Не стал скрывать я ничего, вас чтобы не обидеть».
Ван Цзи то зеркало принёс, монах же опустился
Пред ним, на пол встав на колени, и благоговейно,
Коснувшись пола лбом, руки сложил и помолился,
Затем он отстранился от реликвии, семейной.
– «Особенностей много это зеркало имеет, -
Сказал он, – многое из них сейчас нам неизвестно.
Я слышал, что оно внезапно ночью вдруг потеет,
Передвигаться может с места на другое место.
И если пастой золотой поверхность намагнитить,
И пудрой протереть из жемчуга слегка до пены,
На солнце подержать, то проходить можно сквозь стены,
И всё, что происходит, за преградами увидеть.
Другой же метод применить, то заглянуть возможно
Туда, куда мы взором заглянуть не в состоянье,
Понять всё можно в простоте своей, что очень сложно,
Открыть в себе возможность – проникать в суть мирозданья.
Но к сожаленью, нет субстанций для эксперимента
Со мной, чтобы на практике всё в точности проверить.
Чтобы создать возможность появление момента,
Когда зеленоватым паром можно время мерить,
Ведь от него туман светло-зелёный создаётся,
Способный нас переносить в другое измеренье,
Когда проникнуть нам в другое время удаётся,
И делать для судьбы грядущие все измененья.
Ведь это зеркало даёт возможности и силы
Такие, что при помощи их всем нам всё даётся,
Любой из нас желанного успеха с ним добьётся,
Дать может нам такое счастье, чтоб на всех хватило».
Брат Вана и монах с тем зеркалом туман создали,
Светло-зелёный, но вступить в него Ван побоялся,
Монах один вошёл, и поглотили его дали
Грядущего иль прошлого, Ван с зеркалом остался.
9
Монаха больше в жизни не встречал он, сожалея,
Что не отправился с ним странствовать по свету вместе.
Ван Ду в тот год по службе оказался в другом месте
С названьем Жуйчэн, предписание царя имея,
Инспекцию там провести, в ямыне поселился,
Где возле офиса рос ильм, огромный и старинный,
Народ, рядом живущий, дерево то сторонился
И говорил, что оно в бедах и во зле повинно,
И нужно жертвоприношенья ему делать часто,
Иначе не заладится жизнь и несчастья будут,
Оно судьбой живущих всех здесь управляет властно,
Пройдёт сто лет, а жертвы приносить все не забудут.
Но Ван Ду был по поводу того другого мненья,
Сказав, чтоб жертвы больше дереву не приносили,
Что это – суеверие людей и заблужденье,
И отказался жертвовать, его как не просили.
Подумал он, что бес тайно тем деревом владеет,
Живёт в нём, принимает жертвы, пьёт, жрёт, бодр и весел,
Поэтому на жителей влияние имеет.
И чтоб пресечь его власть, зеркало на нём повесил.
А ночью во вторую стражу шум он друг услышал,
Раскаты грома словно возле дерева гудели,
Он встал, оделся, во двор здания поспешно вышел,
Увидел, вокруг древа кольца пламени горели.
Во тьме как будто штормом сильным дерево качало,
И блики ввысь то поднимались, вглубь то уходили,
Наутро сразу стало ясно, когда рассветало:
Огромная змея лежала у корней, что были.
Сиреневая чешуя, хвост красный, лоб зелёный,
Рожка два на макушке, и написано «Князь» было,
Змеиный торс в местах был многих в ранах, опалённый,
Как видно, зеркало той ночью ту змею сразило.
Увидев ту змею, чиновники все поразились,
Ван Ду им приказал, то вырвать дерево с корнями,
Когда упало дерево, ходы под ним открылись,
Где мёртвая нашлась змея-царица меж камнями.
Сожгли обе змеи, и все несчастья прекратились,
Ван Ду перевели в провинцию Хэбэй главою,
Где голод начался и все запасы истощились,
Народ страдал, измученный весь голодом, нуждою.
10
В Пучжоу и Шаньчжоу эпидемия возникла,
Семья Чжан Лун-цзу из Хэбэя Ван Ду подчинялась,
(Двенадцать человек), вся, заболев, в жару металась,
Ван Ду отправился к ним, новость лишь его достигла.
Взяв зеркало, пришёл к ним, а они уж умирали,
Оставил его в доме их, к себе сам возвратился,
А утром уже все здоровыми в их доме встали,
О зеркале том слух сразу везде распространился,
Все стали к Чжану приходить, и зеркало лечило,
Болезнь их тут же исчезала, и все говорили:
– "Мы видели, как ярко в их семье что-то светило,
И душу согревало, все болезни проходили.
Из места, там, откуда исходило то сиянье
Как будто льдом и холодом до пят нас обдавало,
Жар прекращался, понижалось чувство нагреванья,
А к вечеру всё проходило, лёгкость наступала".
Ван Ду считал, что зеркалу вреда то не наносит,
Позволил Чжану всех людей леченьем заниматься,
Считая, что оно в леченье пользу всем приносит,
И думал так, что это долго будет продолжаться.
Однако, как-то вечером произошло событье,
Когда вернули зеркало, и Ван, в футляр влагая
Его, услышал странный звук, и родилось открытье:
В том самом зеркале как бы душа была живая.
На следующий день всё то же с ними повторилось,
Ван услыхал звенящий тон, который долго длился.
Как будто с зеркалом что-то внутри его творилось,
Ван, слушая, как зеркало звенит, дивился.
А утром Чжан Лун-цзу сказал ему со страхом робко:
– «Ночь прошлую пришёл ко мне во сне мудрец печальный,
В змеином теле с головой дракона, как коробка,
В одежде красной, и стал говорить необычайно:
– «Я – зеркала дух, Драгоценностью зовусь Небесной,
В твоём я доме волшебство своё распространяю,
И почитаем всех людей любовью, всем известной,
Я должен вам признаться в том, что я здесь совершаю.
Секретом этим с господином Ваном поделитесь:
Народ ваш провинился, Небо кару посылает,
Болезнь эту, которой вы сейчас болеть боитесь,
Но Небо справедливо за грехи ваши карает.
11
И почему спасать я должен против Неба воли
Народ ваш? Через месяц, два, он сам станет здоровым,
Я ж, вас спасая, трепещу весь от душевной боли,
Меня б не мучали вы испытаньем своим новым»!
Узнал так Ван о сущности магической зеркальной,
Которая запечатлелась в глубине сознанья,
А через месяц всё сбылось, согласно предсказанью,
Народ стал выздоравливать вдруг волею сакральной.
В десятый год периода «Великие деянья» (614 г.)
Ван Цзи, брат младший Ду, домой со службы возвратился
Из Люхэ, где во время своей службы изменился,
Решив, свою жизнь посвятить приобретенью знанья,
Отречься от привычной жизни, в странствия пуститься.
Ван Ду старался дома удержать брата внушеньем,
Но никакие не удерживали убежденья,
Брат, слушая его слова все, начинал лишь злиться.
Тот говорил: «В империи сейчас всё неспокойно,
Кругом полно бандитов и смутьянов нехороших,
Ты беден, как сумеешь ты вести себя достойно?
Куда пойдёшь? Когда вдруг опустеет твоя ноша?
С тобой мы жили дружно, никогда не расставались,
И если ты уйдёшь, как будто, этот мир покинешь.
Когда-то в старину святые старцы направлялись
В места святые, их уж нет, и, как они, ты сгинешь».
В большом расстройстве посмотрел на брата, чуть не плача,
Ван Ду, не зная, как его дома оставить можно.
Он понимал, что в его возрасте с ним спорить сложно,
А переубежденье – непосильная задача.
– «Моё решенье твёрдое, – сказал Ван Цзи тут брату, -
Не сможешь изменить его ты никаким советом,
Ты оказался прав, я в этом мире не богатый,
Но ведь само богатство – в нас, а не лежит там, где-то.
Сейчас умнейший человек – ты, всей нашей эпохи,
Но, к сожаленью, не даёт тебе ум пониманья.
Ведь люди в нашей жизни все живут, как скоморохи,
И единицы лишь из них владеют высшим знаньем.
Конфуций говорил, и это каждый из нас знает,
И этим я могу сейчас с тобою поделиться:
«Обычный человек желания не выбирает».
А человеческая жизнь всего лишь сто лет длится.
12
Она через расселину в скале прыжку подобна,
Когда достигнешь, что желает сердце, рад до боли,
Когда ж поддержка рушится, жить не желаешь более.
Так что любая помощь при желании удобна.
Нетронуты желаньем лишь святые остаются.
Другие же горят желаньем цели достиженья».
И пронял Ван Ду, что они тут с братом расстаются,
И ему нужно дать напутствие и наставленье.
– «Прощаясь, – брат Ван Цзи сказал, – есть у меня желанье,
Вернее, просьба, дашь мне это зеркало в дорогу?
С ним буду приближаться к Истине я понемногу,
И накоплю в себе необходимые все знанья.
Ведь сущность зеркала, магического, необычна,
Она достичь поможет мне заоблачные дали,
Увидеть те места, какие люди не видали.
И испытать те чувства, кои людям непривычны».
– «Но разве для тебя могу я пожалеть чего-то»?! –
Сказал брат Ван Ду брату, зеркало передавая,
Тот, его взяв, тут же ушёл, промолвив тихо что-то,
Пошёл туда, куда хотел, куда ж хотел, не зная.
А летом в год тринадцатый «Великого деянья» (617 г.)
Ван Цзи назад вернулся в Чанъань с зеркалом чудесным,
Преодолев за время то большие расстоянья,
Соскучившись по достопримечательностям местным.
Сказал он брату: «Зеркало, и впрямь, та драгоценность,
Которую беречь должны мы как зеницу ока,
В пути я только понял его истинную ценность,
Поэтому вернулся раньше нужного мне срока.
Когда расстались мы, отправился я сразу в горы,
В предгорье близ Соншань на Шаоши гору поднялся,
Открылся вид там перед восхищённым моим взором,
Полдня на камне я сидел, пейзажем любовался.
Прошёл мост каменный, у алтаря остановился,
Уже смеркалось, подошёл к скале я одинокой,
Была пещера с гротом там в расщелине глубокой,
Где было человек пять-шесть, и там я помолился.
В пещере опустился на пол, отдохнуть собрался.
В ночь лунную ещё два человека появились.
Один как иностранец был, и оба поклонились,
Уселись недалече, иностранец лечь пытался.
13
Он был худым, цвет карий глаз, с седою бородою,
Назвал себя он Горцем, был в халате полосатом,
Другой был маленький, но коренастый, пред собою
Держал мешок дорожный, и назвался Волосатым.
– «Кто вы, – просил, – и почему вы здесь остановились»?
– «Тот, скрытые следы кто ищет и всё замечает, -
Ответил я. Услышав это, горцы удивились,
Но подошли и угостить меня решили чаем.
Уселись рядом, в долгий разговор мы погрузились,
Но многое в словах их речи странный смысл имело,
Подумал я: «А уж не демоны ль ко мне явились»?
Но вида не подал, и продолжал общаться смело.
Нащупав тайно зеркало, я вынул из кармана,
Пещера осветилась, задрожали те от страха,
Ниц предо мною пали, стал один вдруг черепахой,
Другой, что иностранцем был, стал сразу обезьяной.
Повесил на стене я зеркало, они издохли,
У обезьяны полосы на теле проступали
Седых волос, у черепашьих лап комки засохли
Земли, мне было странно, как они туда попали.
Затем отправился к хребтам я горным в Цзишань местность,
В район Тайхэ, где речка Ин текла и пролегала
Падь с зарослями ильма, наполняя всю окрестность
Таким блаженным ароматом, что страна не знала.
Я посетил колодец и ручей светло-зелёный,
Текла вода где ароматная, подобно чаю,
Спросил я лесоруба, отдыхавшего у клёна:
– «Что это за ручей такой, где запах как из рая»?
– «Пруд и ручей силой магическою обладают,
А жители им восемь раз в году жертвы приносят,
Как только жертвы приносить им люди забывают,
То туча в небо поднимается и вред наносит.
Всегда здесь чёрным облаком всходило испаренье
Из вод, зелёных, и столбом над местностью кружилось,
Затем шёл град, крыш черепицу разбивая всех селений,
Плотину прорывал, всё под напором вод крушилось».
Достал я зеркало, направил на тот пруд, строптивый,
Вода вдруг начала бурлить, гром прогремел ужасный,
Столб брызг там выплеснулся из воды, и громогласно
Взревела рыба, на берег упав, как конь ретивый.
14
Была длинною роста человеческих – четыре,
Как руки плавники, с драконьей красной головою.
Рот осетра, таких чудовищ не видал я в мире,
Дышала тяжко, сверкая зелёной чешуёю.
И от неё весь воздух ароматом заполнялся,
Лежала в тине, сдвинуться была не в состоянье.
Я вынул нож, к ней подошёл, прервал её дыханье,
Не мучилась чтоб, много дней её мясом питался.
Затем пошёл я дальше по Бьянчжоу направленью,
Остановился у Чжан Ци, где дочь его лежала,
Днём чувствовала себя сносно, ночью же страдала,
Кричала громко так, что слушать не было терпенья.
Так продолжалось много лет. Я крик этот услышал,
Мне стало жалко девушку, и предложил леченье,
Когда всё стихло в доме ночью, с зеркалом к ней вышел,
Направил на неё его, как начались мученья.
Она вдруг крикнула: «Здесь с гребнем господин убитый»!
Искать тут стали под кроватью, все засуетились,
Петух огромный оказался там, давно зарытый,
Как только его вырыли, страданья прекратились.
Затем отправился на юг я, где хотел остаться,
Так как считал, что юг является моей судьбою,
Возле Гуанлина в Янцицзян собрался перебраться
По переправе, чёрный столб возник вдруг над водою,
Стал сильный ветер волны гнать на чёлн, что кормчий правил,
И понял я, что волны лодку опрокинуть могут,
вынул спешно зеркало, на шторм его направил,
Стих ветер, стало ясно, мы доплыли понемногу.
Когда хребта Чуфэн горы Шэншань достиг я вскоре,
Стал в дикие еле доступные места взбираться,
Мне стали птицы и медведи злые попадаться,
Кои мне преграждали путь на каждом косогоре.
Но стоило мне только зеркало на них направить,
Они все разбегались прочь, путь мне освобождая.
Раз как-то кормчий меня взялся переправить
Через поток реки Чжэцзян, пороги огибая.
Поток нас сильный нёс и волны были как на море,
Штормило так, что бой о камни далеко был слышен,
Сказал мне лодочник: «Сейчас предчувствую я горе,
Воды здесь уровень в реке становится всё выше.
15
И если тут река сейчас как море разольётся,
То гробом станет здесь для нас желудок большой рыбы,
Мы здесь потонем ведь, о скалы разобьёмся либо,
Спасенья нет, судьба над нами только посмеётся».
Мы к самому опасному ущелью гор подплыли,
Тогда я вынул зеркало, и осмотрел в нём местность –
Приплыли к водопаду мы, по воздуху проплыли
И мягко опустились на спокойную поверхность.
Здесь было тихо, словно в озере вода стояла,
И плавали в ней рыбы, черепахи, крокодилы,
Подняли парус мы, и лодка к берегу пристала,
В густых лесах резвились носороги и гориллы.
Я поднял взгляд, увидел шумный бег вод водопада,
Где всё бурлило, пенилось и брызги разлетались,
Спасло нас зеркало и в нём была моя отрада,
Во мне о страхе лишь воспоминания остались.
Затем достиг горы Тян-тай я – рай пещер, ущелий,
И ночью пробирался по её лесным ложбинам,
Свечение возникло вдруг в одной из скальных щелей,
Такое что высвечивало камни по низинам.
Свет потревожил птиц в лесах, взлетали в небо стаи,
Кружились надо мной и что-то мне сказать хотели,
Но языка не понял я, о чём они галдели,
Хотя заметил, среди них встречались попугаи.
Когда к горе Хуйцзи я вышел за час до рассвета,
То встретил странника Чжан Ши-луана у пещеры,
Признал я в нём даоса, просвещённого поэта,
С которым были мы одной в ученье «Дао» веры.
Он посвятил меня в премудрости многих учений,
Таких как «Светлый зал», «Девять столбов» и «Круг дороги»,
«Шесть панцирей», и рассказал о тайнах мира, многих,
И познакомил с техникой даосов превращений.
Затем с Чэнь Юном я, другим даосом, повстречался,
С которым мы уже домой в обратный путь пустились,
Чэнь Юн своим умом от мудрецов всех отличался,
Мы вволю о тонких субстанциях наговорились.
Потом я в области Ючжан свёл близкое знакомство
С даосом Су Цан-ми, который тайной поделился,
Сказав: «Шестого поколенья – я, Су Сунь потомства,
Владеющего даром, он со мною сохранился.
16
Секрет же дара состоит в том, что, при заклинанье
Кинжала, он взлетает вверх и пламя порождает,
Об этом было даже в записях упоминанье,
Что так себя дух воинов защитой ограждает.
Мне объяснил он, чудеса те раньше появились,
Когда они ещё в Фэншэне в древности служили,
В семействе Ли Цзин-шэня дочери три с ними жили,
И, одержимыми став, ночью с бесами сдружились.
Врач пробовал лечить их, но успеха не добился.
Один знакомый Чжао Дань сказал при посещенье,
Чтоб к ним его позвали, и он тут же к ним явился,
И приступил к работе, чтобы провести леченье.
Он поселился в доме их и принялся за дело,
Отец сказал, что дочери его не спят ночами.
Он часто слышал смех, как за окном только темнело,
Мужскую речь, их песни в вперемежку с их речами.
А днями спали все они, так, что не добудиться,
Худели, а отец семейства только огорчался,
Врач их, как мог, лечил, но ничего не смог добиться,
И вот тогда со мною Чжао Дань и повстречался.
В то время Чжо Дань был в этом месте капитаном,
Он был талантлив и умён, умел решать задачи,
Сказал, чтоб поселил меня тот в этом месте, странном,
И пожелал мне в излеченье дочерей удачи.
Я гостем Ли Цзин-шэня стал, где чудеса случались,
И наблюдал за дочерями, спал с их спальней рядом,
Где ближе к ночи они красились и наряжались,
Притом меняли каждый вечер все свои наряды.
А с наступленьем сумерек свет в комнатах гасили,
И слышно было как они смеются, с кем-то шутят,
Так постоянно ночи в доме с кем-то проводили,
Я понял, что у них нечисто, бесы воду мутят.
Пришёл момент, когда они и есть уж перестали,
Им приказали положить конец их всем нарядам,
Они же, умереть как им, задумываться стали:
Повеситься иль броситься в колодец, что за садом.
Не знал, что делать я, и осмотрел без них их спальни,
Все двери комнат на ночь очень крепко запирались,
И через двери попасть было сложно в почивальни,
На окнах были же решётки, и не открывались.
17
Но все эти решётки подпилил я днями тайно,
Так чтоб проникнуть через них я мог б к ним незаметно,
Они держались, но подпилы были неприметны,
И обнаружить можно было их только случайно.
Когда смеркалось, Ли Цзин-шэнь мне сделал сообщенье,
Что дочери, нарядные в их спальни удалились,
И в первой страже началось то с бесами общенье,
Они смеялись, с ними говорили, веселились.
Решётки сняв, поднялся к ним я, зеркало направил
На них, они, всё это видя, тут же завопили:
– «Убили всех мужей наших, но это против правил!
Что делали б вы, если б всех ваших родных убили?!»
Я ничего не видел и утра стал дожидаться,
Лишь утром я увидел трёх существ, в стене застрявших:
Крота, ласку-самца, и крысу, на полу лежавших,
Когда три дочери, очнувшись, стали пробуждаться.
С тех пор и началось трёх дочерей выздоровленье,
А я отправился на поиск истины познанья,
В районе гор Лушань я изучал в скитах ученья,
Которые меняли мудростью моё сознанье.
То в старых я лесах бродил, то отдыхал в чащобах,
То, лёжа на лугах, я чистым небом любовался,
То острогой бил рыбу, стоя у речных порогов.
Я познавал огромный мир и жизнью наслаждался.
И если тигры или леопарды появлялись.
То стоило мне вынуть зеркало, на них направить,
Они пугались, быстро в чаще леса укрывались,
Я мог любому злу перед собой преграду ставить.
В Лушане на горе жил в хижине Су Бинь Премудрый,
Учёный необъятных знаний и преображенья,
К нему вёл путь через расселены и скалы, трудный,
Но с ним в премудрости ни с кем быть не могло сравненья.
Он изучал законы изменений, превращений,
Всё, что быть может в будущем, угадывал всем верно.
Сказал он мне: «Всё в мире, что подвержено вещенью,
Всё, что живёт, и духом заполняется всемерно,
Находится недолго в человеческом владенье.
Сейчас всё – в хаосе, всё не перестаёт меняться,
И незамеченным в местах чужих нельзя остаться,
Хоть зеркало волшебное вам и несёт спасенье.
18
Но лучше вам отправиться на родину с ним срочно,
Я слышу, говорит оно тихонько мне об этом,
Здесь, на чужбине, ваше положение непрочно.
Чего искать? Что дома есть, вы не найдёте где-то.
Поверьте слову, вам идти уже на север надо
Так как давно вы от корней родимых оторвались,
Дороже родины у человека нет награды,
В каком почёте иль богатстве вы бы не купались».
Пошёл на север я, и сердце радостно забилось.
Когда достиг района Хуанхэ, мне сон приснился:
Во сне мне с грустью зеркало волшебное явилось,
Сказав: «Пока мы странствовали, мир наш изменился,
Ваш брат всегда был добр ко мне, питая уваженье,
Берёг меня, заботился, хочу с ним повидаться,
Но должен я покинуть мир людей и распрощаться,
Уйти и посвятить себя высокому служенью.
Прошу в Чанъань быстрей со мною возвратиться»!
Проснулся я затем от сердца сильного биенья,
С печалью просьбе зеркала был должен покориться,
И повернул стопы на запад, в сторону именья.
Сейчас стою я пред тобой и говорю об этом,
Боюсь, но с этим зеркалом нам нужно распрощаться», -
Сказал, когда вернулся, Ван Цзи брату это,
Брат его крепко обнял и просил не расставаться.
В девиза год тринадцатый «Великие деянья» (617 г.),
Пятнадцатого дня, седьмого месяца под вечер
Звук из зеркального футляра перешёл в звучанье,
Как будто, из далёкой звёздной дали стал дуть ветер.
Затем печальное звучанье перешло в стенанье,
Оно, казалось, из другого мира раздавалось,
Как крик дракона в небе иль тигриное рычанье,
И так в тиши ночной довольно долго продолжалось.
Потом оно затихло, как по мановенью жезла,
Ван Ду вдруг понял, что потери зеркала боится,
Футляр открыл и заглянул в него, чтоб убедиться,
Но ничего там не увидел, зеркало исчезло.