Волшебство для Айвори

Волшебство для Айвори

В городе пыль и шум, толчея и пробки. Генри переводит взгляд с узкого – единственного в кабинете – окна на стол и смотрит на обрамлённый рамкой снимок. Там, на фото, тишина и простор. Зелёные с лиловым вкраплением холмы. Ветер, то сладковатый от цветочного нектара, а то горчащий от дымков, что роятся над крышами по старинке топящихся дровами домов.

Земля, никогда не знавшая стальных и бетонных корсетов, дышит полной грудью.

Здесь же... Старый фикус мужественно топорщит листья, но всё же теряется на фоне заваленных бумагами стеллажей. В приоткрывшуюся после короткого стука дверь заглядывает менеджер.

– В зале недовольный покупатель, – страшно округлив глаза, шепчет он. – Просит управляющего.

Генри мысленно вздыхает – ничего нового – и обращает на менеджера выработанный годами стальной взгляд.

– Иду, – он поднимается. Работа ждёт.

* * *

Генри Браун проработал в «Твоём уютном саду» без малого три десятка лет. Этот магазин для любителей покопаться в земле, стоящий на пересечении двух оживлённых улиц маскировался под садовый домик – черепичная крыша, окна с переплётом, крыльцо, на котором всегда живописно располагались резиновые сапоги, создающие впечатление, что кто-то только-только разувшись, пробежал в дом.

Любил ли Генри свою работу? И да и нет. Начинал он рядовым менеджером, но деловая сметка и приятные манеры быстро позволили добиться должности управляющего. Однако тут его поджидала извечная ловушка всех карьеристов: чем выше место, тем меньше свободного времени. И проводя большую часть жизни на работе, в торговом зале среди саженцев, грунтов и удобрений, Генри нет-нет да и посматривал в фальшивые окна с нарисованными пасторальными пейзажами, мечтая о настоящей жизни на свежем воздухе. Ближе к пенсии эти мечты оформились в нечто определённое – небольшой домик на пару комнат и чтобы одна непременно с камином. А возле дома садик, в котором растут розы. Самое то для закоренелого холостяка.

И вот устав от шума и суеты большого города, Генри, едва выйдя на пенсию, без сожаления расстался с квартирой – которую и выбирал-то лишь по причине близости к работе – с твёрдым намерением перебраться в тихий пригород. Однако тут в нём вдруг взыграла привередливость – если уж где и встречать закат жизни, так в месте, воплощающем все мечты. И Генри принялся без устали бороздить окрестности, постепенно расширяя круг поисков и прошло немало времени, прежде чем ему удалось отыскать среди поросших вереском холмов уютную деревушку. Он и сам не понял, как так случилось – ведь хотел растить розы, а здесь, на торфяных почвах хорошо себя чувствовали разве что вереск да папоротник. Но это была истинная любовь – внезапная и бескомпромиссная, словно выстрел в сердце.

Его буквально околдовали простота сельской жизни, её несуетная тишина, полные неброской холодноватой красоты пейзажи, незамутнённое вечным городским смогом небо и совершенно волшебная… деревенская кухня. А как так случилось, Генри и сам толком не понял.

Зато он прекрасно помнил тот день, когда впервые переступил порог «Фейри Тэйл». И так уж вышло, что с этим трактиром у него сложились особые отношения. Раз и навсегда.

В Хезер-Холм он попал уже под вечер – слишком долго в тот раз колесил по округе. Машину по обыкновению оставил у въезда в деревню, чтобы не толкаться на обычных в здешних местах узких улочках. Да и пешком прогуляться куда как приятней – разомнёшь ноги, разглядишь всё как следует. Даже несмотря на зарядивший ещё с утра ленивый дождь.

Выйдя из машины, Генри поднял повыше воротник пальто и надвинул пониже шляпу – весна в этих краях особа капризная и стабильным теплом не радует. Однако ни эти предосторожности, ни бодрый шаг не спасали от зябкого вечернего воздуха, вызывающего желание спрятаться под чьей-нибудь гостеприимной крышей.

Улицы деревни словно вымерли, зато в домах соблазнительно светились окна, а над крышами таяли низкие голубоватые дымки – все прятались в тепле и никому не было дела до решившего прогуляться одинокого чудака. У Генри уже свербело в носу и потому, заметив приземистый трактир под очаровательной соломенной крышей, он без раздумий свернул к нему.

Трактир стоял немного на отшибе, на плоской вершине невысокого холма, словно бы присматривая за деревней. Генри едва ли не вприпрыжку преодолел небольшой подъём – словно кто за руку втянул. Остановился по привычке перевести дыхание, но тут же понял, что ничуть не запыхался. А в городе-то бывало на свой третий этаж поднимался с передышками. Генри даже приосанился – вот он целебный деревенский воздух!

Позади трактира темнел заросший папоротником лог, похожий на полную колдовского зелёного напитка чашу. В окнах мягко светились стеклянные свечные фонари, золотя землю перед собой. Смутная тень мелькнула в этом золотом свете и метнулась в сторону лога. Кошку напугал, подумал Генри, толкнул тяжёлые дверные створки и… будто очутился в другом, куда более приветливом мире.

Изнутри на него дохнуло ласковым теплом хорошо протопленного дома. И неудивительно – огромный камин был полон красновато-оранжевых углей. Зал с добротными квадратными столами и аккуратно задвинутыми стульями пустовал – время действительно было позднее. И только в стоящем перед камином кресле сидела женщина. Из-за высокой спинки виднелся краешек изящного плеча, укрытого тёмно-зелёным, словно ядовитый плющ плащом да лежащая на подлокотнике тонкая кисть.