Вопрос жизни и смерти

Вопрос жизни и смерти

ВОПРОС ЖИЗНИ И СМЕРТИ

Когда родилась Женька, вселенная заворочалась и пришла в движение. И началась цепь чудесных превращений. Двадцатилетняя Маринка превратилась в маму Марину, возлюбленный Валерик - в папу, а мама Лида - в бабушку. И бабушка, надо сказать, из неё получилась отменная, как и всё, за что она бралась.

Через год папа Валера не вынес бесконечных скандалов и огромного счастья, которое свалилось на него со скоропостижной женитьбой и рождением дочери, и незаметным образом, впрочем как и он сам, исчез из поля зрения новоприобретенной семьи. Мама Марина отправилась продолжать своё обучение в медицинском институте и налаживать личную жизнь. А бабушка Лида посвятила себя маленькой Женечке, не забывая время от времени ходить на работу. Благо, профессия экскурсовода позволяла заниматься и домом, и воспитанием внучки.

Когда Женечка подросла, бабушка стала брать её с собой. Девочка тихо сидела на переднем сиденье автобуса и с восторгом разглядывала волшебные дворцы и парки, колонны и гранитные набережные, загадочных сфинксов и золотых грифонов. А её дорогая бабушка, превращалась в эти мгновения в строгую и прекрасную королеву, владелицу этих великолепных зданий, рек и сказочных существ, воплощенных в граните и мраморе.

- Посмотрите направо, - молвит королева и подданные синхронно поворачивают головы, - Вы видите Михайловский замок.

Величественный взмах руки, полуоборот головы и свита послушно семенит за своей королевой по покоям дворца.

А дома, она вновь превращалась в добрую и милую бабушку, всегда готовую утешить и приласкать, если в жизни что-то идёт наперекосяк. Вот бы и сейчас так! Любящая улыбка, нежное поглаживание по волосам - все заботы и горести с плеч долой!

Мир и согласие царили в их двухкомнатном островке безопасности многие годы, вплоть до момента, когда вопрос жизни и смерти встал между бабушкой Лидой и мамой Мариной. Вместе с вопросом,перед кухонным столом, смущённо теребя край клетчатой красно-белой скатерти, стояла бледная Женька.

- Я сказала, так и будет, - отрезала мама и строго посмотрела поверх очков на поникшую Женьку.

Этот взгляд она оттачивала много лет, вначале на своих пациентах, а потом, став заведующей отделением, - на подчинённых. Мама Марина привычно пригладила и без того гладко зачесанные волосы и, чуть смягчившись, добавила:

- Женечка, пойми, это ведь твоя жизнь, с твоим сердцем рожать равносильно самоубийству.

- Женечка, поди к себе в комнату, - вмешалась бабушка Лида. Убедившись, что внучка послушалась, повернулась к дочери:

- Мариночка, ты же врач, но, быть может ты преувеличиваешь? Ты сама понимаешь, что с отрицательным резусом, как у неё, впоследствии может не быть детей.

- Мамочка, - язвительно ответила вежливая дочь, - Ты совершенно справедливо заметила, что я врач. Потому, мне виднее.

Женька, которая лишь изобразила послушание,  замерла за поворотом короткого коридора и слышала каждое слово. Да, она сплошное недоразумение: и сердце, и резус, и беременность эта некстати в семнадцать лет. Слёзы невольно наполнили глаза и две мокрые дорожки пробежали по щекам.

- Сейчас я позвоню Сергею Петровичу и мы обо всём договоримся, - Женька услышала мерный стрекот телефонного диска, когда мама начала набирать номер.

Сергей Петрович - заместитель главного врача. Женька знала, что-то связывает его с мамой, вероятно личные отношения. Насколько близкие, Женька старалась не думать. Он в их квартире не появлялся - и слава Богу.

Одновременно с маминым “Алло” до Женьки долетел звук отодвигаемого стула. Сейчас бабушка будет тут, увидит её слёзы. А ей необходим угол, в который можно забиться, поплакать, подумать, где никого нет. В их маленькой квартирке это невозможно. Женька мгновенно сунула ноги в кроссовки, схватила куртку и выскочила за дверь.

- Мариночка, - бабушка Лида торопливо вошла на кухню, сцепив руки перед грудью, - Женечка из дому убежала!

Мама Марина недовольно уставилась на её руки. Длинные пальцы, безупречный маникюр. Сама Марина вовсе не похожа на мать. Кругленькая, невысокая, с ямочками на локтях и коленях. А вот Женька, та просто бабкина копия. Обе высокие, худые, если не сказать тощие, с мраморно-светлой кожей и изящными лодыжками. Вот только Женькину шевелюру никакими расчёсками не унять, а бабушка Лида носит аккуратный паричок. Ещё девочкой в эвакуации она перенесла тиф, и с тех пор волосы больше не росли.

- Мариночка, ты меня слышишь? - глаза у бабушки Лиды испуганные, будто у оленихи, у которой только что подстрелили детёныша.

- Никуда твоя Женечка не денется. Второй раз не забеременеет.

- Что ты такое говоришь? - вскрикивает бабушка Лида и прижимает свои тонкие кисти к щекам. - По телевизору - кошмар, на улицах - беспредел. А ребёнок один, без присмотра!

- Раньше присматривать надо было, - огрызнулась мама Марина, - И избавь меня от своей экзальтации, пожалуйста.

Бабушка Лида растерянно смотрит, как мама Марина продолжает пить свой воскресный утренний кофе. Тут взгляд её замирает на стенных часах.

- Боже, я опаздываю. У меня сегодня группа из Японии.

С крыши их шестнадцатиэтажного дома, куда забралась Женька, в поисках одиночества, хорошо видна дорожка, ведущая от подъезда к автобусной остановке.

Женька сидит на возвышении вентиляционной шахты и видит, как бабушка садится в автобус. Автобус едет всё дальше и дальше, а Женька остаётся на крыше одна и даже домой не может пойти. Там мать, со своими твердыми принципами и убеждениями. Во что бы лично ты не верил, об неё разобьешься, как неопытный корабль о подводный риф.

Женька подобрала под себя ноги, устроившись поудобнее и задумалась о море. Жаль, что она не прихватила с собой альбом. Перед её глазами проплывали диковинные суда и морские волны, как на картинах Айвазовского.