Воскрешение мотыльков

Игра в снежки.

Воскрешение мотыльков

Варвара Карпова

То был март или ноябрь. Не зима. Бархатные снежинки летели с белого или серо-голубого неба и ложились на мёртвую прошлогоднюю траву, а может на сухие рыжие листья. Мальчиков, бегающих по двору, не закутали в тёплые шарфы их заботливые мамы. Щёки у мальчишек не были красными от мороза, и никто из них не грыз бордовую морковку, украденную в соседнем дворе с лица снеговика. Для лепки снеговиков и игры в снежки не хватало снега. Из белой простыни, расстеленной небом по улицам, слепить можно было лишь мокрый грязный комочек, тающий в ладони. То был ноябрь или март. Не зима.
Аккомпанируя звуками фальшивой скрипки звонким голосам детворы, Маша раскачивалась на скрипучих качелях. На вид девочке 7-8 лет. Из-под шапки с нелепым зелёным помпоном выбиваются непослушные каштановые волосы. В пустоту, а может в мир духов, смотрят расфокусированные глаза, похожие на две синие пуговицы. На правой половине лица у Маши много веснушек, а на левой их нет совсем.
Играть с мальчиками Маше не хотелось, поэтому её ничуть не огорчало, что те не обращают на неё никакого внимания. Напротив, она была рада, что о ней все забыли, ведь когда о ней помнили, у неё отнимали шапку. В этой шапке девочка воображала себя смешным уродливым гномом, но всё же без неё замерзали уши. Мальчишки перекидывали шапку друг другу, смеялись над попытками Маши достань до неё, свистели и кричали: «Собачка, собачка! Попробуй дотянись, собачка! Попробуй отними!»
Но вот «синие пуговицы» сфокусировались на сером пятиэтажном доме, который только что осветили лучи заходящего солнца. Лучи так преобразили бетонную коробку, что та казалась радостной и согретой. Из-за угла солнечного дома показался мальчик, которому Маша едва заметно улыбнулась. Неровность походки и искривлённая линия плеч выдавали мальчика с церебральным параличом и мешали глазам девочки принять Максима за кого-нибудь из его сверстников. Мальчишки тоже обратили внимание на Максима, а точнее на то, что он вёз перед собой розовую коляску. Маша задумалась: «Как такое может быть?..» Если бы мама Максима родила малыша, Маша сразу бы узнала об этом от Алисы, его младшей сестры.
Маша и Алиса учились в одном классе и были подругами – по крайней мере, так считали их родители и сама Алиса. Девочки часто разговаривали друг с другом по городскому телефону. Алиса звонила Маше по каждому поводу: рассказать, что ей купили новую куклу, что она разбила папину пепельницу, что Максим принёс в дом блохастого котёнка, что она тайком накрасила губы маминой помадой...
Алиса любила играть в куклы, у неё вся комната была ими завалена — самыми разными! А Маше только дважды дарили куклу Барби, и оба раза старший брат отламывал кукле руки, ноги и голову, а после выбрасывал конечности и туловище Барби из окна, распугивая прохожих. Но девочка и не думала плакать о растерзанных куклах. Разве они похожи на живых?
Маше нравилось играть не с игрушками, а с предметами: с зубными щётками, со стеклянными шариками, с папиными сигаретами, с кольцами и бусами, с чайными ложками и со ржавыми гвоздями, которые нужны были дедушке, чтоб вешать пейзажи, нарисованные бабушкой, пока старики были живы... Год назад бабушка нарисовала маковое поле на рассвете – навсегда последнюю картину, повешенную в их доме, потому что вскоре Бог забрал бабушку на небеса. А когда дедушке наскучило смотреть на красные цветы, Бог забрал и его тоже.
Максим был в нескольких метрах от Маши, когда та заметила, что коляска, которую он везёт — игрушечная. Маша слезла со ржавых качелей и хотела окликнуть странного мальчика, но в этот момент кто-то, стоявший за её спиной, кинул в Максима снежок. Вернее, подобие снежка из тающего снега и грязи. Подобие снежка влетело Максиму в грудь, оставив на куртке безобразное пятно. Тот растерянно опустил голову и рассматривал пятно, не пытаясь отряхнуться. "Как жаль, что сейчас не зима!" – подумала Маша. Зимой снежок был бы чистым и радостным, как должно быть само детство, и означал бы лишь то, что мальчики принимают Максима в игру. В классическую, как “Лунная соната” Бетховена, зимнюю игру детворы. Как жаль, что это был март или ноябрь.
– Эй, Максим, ты что в куклы играешь??! – закричал кудрявый мальчишка в синей расстёгнутой куртке, развеваемой ветром словно парус, и мгновенно подбежал к коляске.
– Это... моей... се-естры, – пытался объяснить презираемый, но насмешники уже разразились хохотом и оскорблениями, глядя на голую куклу-малыша, которую Серёжка (так звали подбежавшего мальчика) показывал ребятам, как антиквариат на аукционе. Кто даст больше смеха и измывательств?
– Иди к мамочке, принцесса!
– Иди в куклы играй, голубой дебил!
– Ты почему не в платье, Максим?
– Где твоё розовое платье?
– Вали с нашего двора, дебил!
– Зачем вы его обижаете? Верните Алисину куклу! – отчаянно просила Маша, но звук её тонкого голоса вырывался наружу так тихо, что никто и не заметил «помеху».
– …
– …
– …
– …
– …
– …
– Отда-ай, она не-е твоя, – силился вернуть куклу растерянный мальчик.
– А ты отними, девчонка, – ответил Серёжа и перекинул куклу Димке, который маячил за спиной Максима в ожидании подачи.
– Это его сестры кукла, вы её сломаете! – пыталась докричаться Маша... И вдруг, сама не заметив как, выхватила куклу из Димкиных рук. Пока тот осознавал, что произошло, Машка, остолбенев на мгновение, пустилась в сторону серой пятиэтажки. Через 2-3 секунды Димка и Серёжа побежали за ней.
Добежав до "солнечного дома", Маша немного отдышалась и закричала, выдыхая последние силы:
– Алииисааа! Алииисааа! Алииисааа!
Мальчишки добежали, отняли куклу и заламывали Машины руки ей за спину, когда Алиса выглянула из окна.
– Алис, позови родителей! Позови папу! – выкрикнула Маша и почти в ту же секунду мальчики отпустили её, кинули куклу на асфальт и убежали.
Освобождённая девочка подняла куклу и вытерла рукавом её пластмассовое лицо. Та взглянула на спасительницу коричнево-жёлтым поцарапанным глазом (второй глаз сломался и смотрел внутрь головы). И хотя Маша никогда не любила кукол, в тот вечер она заплакала.