Восстание Ника H εξέγερση Νικα

5

Утром во вторник 13 января на ипподроме, по случаю январских ид опять проходили бега.

Иды, празднования в честь бога Юпитера, в христианской Византии отмечались по инерции. Всё-таки, население Империи считает себя римлянами, хотя и говорит по-гречески. И только армия, в основном наёмная, набранная из разных племён и народов, окружающих Империю говорит на латыни, отделяя себя от прочего разноязыкого охлоса собственно Византии.

В тот день трибуны ипподромы были полностью заполнены, но вели себя как-то тихо. Скачки были сами по себе, а зрители были сами по себе. Всего заездов было двадцать четыре по семь кругов каждый.

На четвёртом заезде трибуны венетов встали и дружно воскликнули:

- Великий автократор, Юстиниан-август! Господь спас и простил осуждённых тобой! И мы им прощаем! Прости и ты их, всемогущий!

Кафисма молчала.

На пятом заезде встали трибуны прасинов и провозгласили:

- Великий автократор, Юстиниан-август! Прости богом спасённых осуждённых тобой! Мы им простили, и ты им прости, всемогущий!

Кафисма молчала.

И так по очереди трибуны прасинов и венетов просили василевса о милости до двадцать первого заезда.

А кафисма упорно молчала.

- Что же ты молчишь, Светлейший? – спросила Феодора мужа, и в её голосе слышалась лёгкое раздражение. – Скажи им, что ты прощаешь тех двоих. Прояви милость. Глас народа – глас Божий!

- Те двое осуждены и должны понести наказание согласно закону – с досадой ответил Юстиниан.

- Если тебе так нужны их жизни, прикажи и их зарежут где-нибудь в закоулках Города.

- Зарезать в закоулках Города – это не по закону. А мы власть, мы должны соблюдать закон.

- Я предлагала тебе задержать старейшин прасинов. Ты отказался. Сейчас я предлагаю тебе проявить милость. Ты опять отказываешься. Я тебя не понимаю. Что ты хочешь?

- Торжества закона!

Феодора посмотрела на мужа и решительно встала со своего места:

- Я ухожу! Я не хочу слышать, как моего мужа-василевса охлос будет называть ослом!

На двадцать втором заезде у прасинов кончилось терпение.

- Может, в кафисме нет ни кого, и мы зря тут орём? – спросил Зенона Пётр Исихос, брат Элпис. Второй его брат, Павел, стоял рядом.

- Что ты молчишь, ослиноподобный? – закричал он. – Так трудно проявить милость, наигнуснейший?

С трибун венетов ответили:

- Многая лета человеколюбивым прасинам и венетам! Да постигнет кара Господня василевса–человекоубийцу!

- Ника́! – с ударением на последнем слоге закричал Пётр. Так подбадривали возниц во время соревнований.

- Ника́ (Побеждай)! – клич подхватили венеты и прасины и стали покидать ипподром. За ними потянулись остальные. Последними, поколебавшись, удалились иудеи.

Два оставшихся заезда кафисма досматривала в одиночестве.

Выйдя с ипподрома, толпа не расходилась.

- Ника́! Ника́! – понравившемся кличем созывали своих, тех, кто хотел борьбы за справедливость или просто драки.

- Хорошо, - сказал Зенон Оригену, - мы оскорбили василевса второй раз. И что? Наши сыновья по-прежнему и не мертвы и не помилованы.

- Не помилованы – лучше, чем мертвы, – возразил Ориген. – Живым сбежать можно.

- Куда? За Данубий к гуннам или скифам? Ты думаешь, они знают, что такое сенатор и сенат? А я что там буду делать? Скот пасти?

- Тогда надо идти в преторий префекта города, – твёрдо сказал Ориген, – найти решение суда на казнь и уничтожить его. Нет решения суда, значить нет и казни.

- А если мы уничтожим постановление суда, где моего отца и мать обвиняют в язычестве, все наши предприятия переходят в казну, то мы свободны?

- Думаю, что да, – ответил Ориген. – Это надо опять всё восстанавливать, искать свидетелей.

Пётр Исихос радостно улыбнулся и крикнул:

- Побеждай! В преторий! Нанесём визит префекту Евдемону!

И толпа двинулась в преторий префекта города, благо, что он находился не далеко от ипподрома.

Толпа распадалась на группы по интересам, по знакомствам, по месту жительства не обращая внимания, к каким димам они принадлежали. И обрастала импровизированным оружием. В толпе появились палки, ножи, топоры, молотки, лопаты, тяпки и прочий садово-огородный и другой домашний инструмент. Но появлялись и настоящие копья и мечи. И все поголовно были вооружены пращами. Древним оружием умели владеть все. Праща – это настоящее оружие охлоса. Полоска кожи или ткани, а то и просто верёвка, есть у любого бедняка и в камнях недостаткам не было, а у некоторых были отлиты из свинца снаряды для пращи в виде двух совмещённых у основания конусов, которые называли «птицей» за схожесть по контурам – на греческом языке – пули(πουλί).

Префект Евдемон понял, что с многолюдной толпой вооружённой пусть и примитивным оружием, его стража не справиться и покинул преторий, приказал всем служащим не мешкая уходить в Большой Дворец.

Но всё же Зенону, Оригену и Петру с Павлом удалось поймать несколько служащих претория, которые указали, где искать документы.

Нашли. Прочитали с волнением постановления на листах папируса.

- Это наша свобода! – с волнением сказал Пётр своему брату.

- Посмотрим, как горит наша кабала, – сказал Павел и вынул из подставки на стене факел и поднёс пламя к листку. Папирус загорелся, зачадил, и братья с удовольствием следили, как сгорает их неволя.

- А ваш лист вы оставите себе на память? – спросил Павел Зенона и Оригена.

- Нет, поджигай, – сказал Зенон и протянул лист.

Покончив с их листом, Павел с наслаждением кинул горящий факел в кучу свёрнутых в трубочки папирусы и пергаменты. Куча зачадила чёрным дымом.