Возмездие

Возмездие

Плотно закутавшись в легкое осеннее пальтишко, ссутулившись и скукожившись, Егор неуверенно вышел из своей квартиры, в которой жил с матерью. Открыв дверь подъезда, он ощутил колючее морозное дыхание зимнего вечера. Нервно озираясь по сторонам, не желая встретить кого-либо из соседей, он направился к трамвайной остановке. Не то чтобы люди, жившие с ним в одном доме были плохими, нет, просто не хотелось снова выслушивать вопросы вроде того — нашёл ли он работу, заказы, наладились ли их с матерью дела, не болеет ли она и так далее. Ему пришлось бы что-то выдумывать, делать вид доброжелательного, вежливого человека, которому приятна такого рода забота. Нет уж, спасибо. 

Громко грохоча, подъехал старый трамвай и с резким треском открылись двери. Егор отыскал неприметное местечко и будто согнувшись пополам то ли от холода, то ли от желания уединиться, начал разглядывать темную улицу в окно. Отсутствие освещения, мрачные сугробы, различимые даже из салона шумного трамвая крики пьяниц рядом с наливайкой, озирающаяся на них женщина с орущим ребёнком — всё это вызывало у него нестерпимую, глубочайшую тошноту. Возможно, конечно, чувство это было от того, что с самого утра он ничего не ел. Когда голоден, то злость, раздражительность и порой даже ненависть ко всему окружающему могут следовать за тобой как тени. 

Егор добрался до места назначения и суетливо шагая, пересек проходную небольшого заводика. Петляя закоулками, дошел до здания офиса, где сидит Вячеслав Тимофеевич — расплывающийся в кресле жирный бурдюк, рядом с которым 35-летний Егор кажется маленьким, щупленьким Егоркой даже при средних росте и телосложении. С самодовольной улыбкой начальник поприветствовал мужчину и протянул руку, как бы насмехаясь над его внешним видом, злорадствуя, что тот выглядит слабым, немощным. 

— Виктор Тимофеевич, мне бы денег…, — робко, разглядывая картину на стене, произнес Егор. 

— Да, конечно, конечно, — начальник изобразил суету, наклонился под стол и протянул три тысячи рублей. — Вот. Остальное в следующем месяце. Уж извини, денег у предприятия нет. 

Егор исступленно взял бумажки, замер и поджав губы, исподлобья глянул на этого растекшегося в кресле мопса. Может быть, он так и будет здесь сидеть, перебирая бумажки и попивая горячий кофе, когда Егор совершит что задумал. Дрожь от холода перешла в лихорадочный жар, усилием воли он начал разглядывать предметы в кабинете, будто стараясь вернуться в реальность, отвлечься от собственных мыслей. Взгляд перескакивал с широкого окна с зелеными занавесками на маятник с металлическими шариками на столе, потом метался в акварельных зарисовках, висящих на стенах, но нигде не нашёл покоя. Сколько ещё приходить сюда, клянчить честно заработанные деньги и получать по три тысячи в месяц вместо сорока, обещанных пол года назад? Егор опомнился, сказал бессмысленное «Спасибо» и вышел. Закрыв дверь, остановился перевести дух — столько ядовитого презрения накопилось, что трудно дышать. Тошнота вернулась и он, не глядя по сторонам, засеменил к выходу, как можно скорее, чтоб не встретиться ни с кем из бывших коллег. Он упорно трудился, работая на Виктора Тимофеевича, хорошо знал своё дело, был ответственным, но отчего-то коллектив, собирающийся по вечерам попить пивка, его не любил. В силу замкнутости, Егору это только нравилось, он предпочитал провести вечер дома общению с необразованными мужиками. Возможно, окружающие ощущали, что он смотрит на них свысока, будто давно эволюционировал и опередил их в развитии, они же ближе к червям, чем к человеку в своих убеждениях и знаниях. 

Выйдя на улицу, Егора снова пробрал озноб, заставивший наклонить голову ближе к груди и натянуть шапку посильнее. Казалось, челюсть мгновенно онемела от постукиваний из-за холода, а пальцы рук превратились в несгибаемые деревянные палочки. Он вспомнил, что рядом с остановкой есть рюмочная и так захотелось ощутить пылающий, согревающий жар водки. Егор зашел в небольшое помещение, насквозь пропитанное алкоголем и нецензурной бранью, заказал стопку белой и одним махом выпил. Вмиг стало теплее, мышцы расслабились и ему показалось, что свет стал ярче, а запахи свежее. Он даже подумал, что стоит пойти завтра к соседу, который искал ювелира для починки серебряной цепочки — взять заказ, а за ним может и другой найдется, подзаработать и купить вальцы. Но с другой стороны — в один месяц заработаешь двадцать тысяч, в другой — две-три, нет, это не поможет. Долгов намного больше — и по квартире, и мать у кого-то тридцатку занимала. 

В углу стояли два мужика и оживленно беседовали. Один в широком черном пуховике с меховым капюшоном, другой — в красной куртке, судя по всему тёплой. У каждого в руке наполовину полная кружка пива. Видно, рабочие с завода потому, что мелькнуло знакомое имя «Виктор Тимофеевич». Егор напрягся и прислушался. 

— А я б этому жирдяю машину спалил, лишил бы имущества, нажитого за счет чужих жизней — громко сказал один, покрупнее. 

— Даааа, хорошо бы. Хотя, я б не решился, так уж мир устроен: одним всё, другим — ничего, что тут поделаешь. 

— Я так-то, тоже не побегу это делать. Еще по бокальчику? — они сменили тему и направились к стойке. 

Егор, казалось, услышал как стучит его сердце от волнения и испугался, что другие в рюмочной тоже заметят это ритмичное клокотание. Конечно, вряд ли кто-то вообще обращал не него внимание, таких доходяг за сутки бывало несколько десятков — в одежде не по сезону, ссутулившиеся и волком глядящие на окружающих. Но всё же, Егор решил не задерживаться и направиться домой, в темную, пропахшую сигаретным дымом комнату с наполовину развалившимся грязным диваном, где он частенько спал в одежде. И настолько стало ему равнодушно всё вокруг, что не тревожили ни пьяницы, ни холод, пронизывающий насквозь, ни отсутствие освещения. Единственное, что заботило ум — почему именно сегодня застал он такой разговор? Именно тогда, когда сам, стоя в теплом кабинете с широкими окнами решил сделать это — сжечь машину начальника. Не бывает же, чтоб такие совпадения просто так были.