Возмездие

Возмездие

За свою долгую жизнь он научился делать практически всё. Единственная вещь, которую он не мог себе позволить − это надолго оставаться на одном месте. Неспешно кочуя по стране, из поселения в поселение, он по возможности избегал больших городов, шумных ярмарок и рыцарских турниров. И на то была серьезная причина. Там, где скапливалось много народу, он чувствовал себя до странности слабым и беспомощным, хотя физической силой обделен не был. Не слишком высокий, в мешковатой одежде, он производил впечатление хилого и безобидного. И становился законной мишенью воров и прочей шушеры, коей так много промышляет в городах и на дорогах.

Сколько их обманулось нескладной внешностью. Под старой курткой скрывались стальные мышцы и солидный боевой опыт. Правда, после каждой расправы над покушавшимися на его тощий кошель приходилось спешно уносить ноги. Разборок со стражей ему не хотелось совершенно. Будь его воля, он выбрал бы угол поглуше и забился туда, полностью избегая людей. Но на огромных землях империи не было достаточно укромного уголка, чтобы спрятаться ото всех, да и окончательно одичать в одиночестве не хотелось. Вот и приходилось бродить по дорогам, надеясь, что на новом месте будут проявлять излишнего любопытства к нелюдимому молодому мужчине.

Пригород Тулумы встретил путника предпраздничной суетой. Но именно здесь и сейчас проще всего было найти новую работу и новое место жительства. Помимо торговли тут же шел найм тех, кто готов был променять свой труд на не слишком щедрую плату и крышу над головой. Окрестные землевладельцы и их управляющие выбирали тех, кто на ближайший год будет гнуть на них спину, благо желающих попасть к ним было больше, чем необходимо.

Около одних нанимателей народ толпился − не протиснуться, у других − пореже. Но внимание путника привлек одиноко стоящий бородатый пузан, время от времени выкрикивавший:

− Нужен помощник кузнеца!

Бродяга направился было к нему, но был остановлен буквально за рукав куртки, каким-то дедком:

− Не ходил бы ты, милок, туда! Добром не кончится, чует мое сердце!

− А что так, отец?

− Звать-то тебя как, милок?

− Экта.

− Мудреное имечко! Да не моё дело, да… То управляющий из Леринеи. Деревня-то навродь богатая, да только нехорошо там. Рядом господа в замке живут, разное творят. Колдуны они.

− Так и что? Разве это запрещено?

− Черное их колдовство-то будет!

− Слышь, отец, да разве господам-то дело до подмастерья? Хоть колдуны они, хоть нет.

− Навродь и да, а навродь и нет. Творят они дела черные, тварей всяких выпускают. А те народец в деревне-то погрызли. Здешние-то знают, туда не нанимаются, хоть золото пообещай! Шкурка-то своя подороже денег будет. Только такие как ты и попадаются.

− Ну ты и мастак сказки-то рассказывать! − усмехнулся Экта. − Коли было бы так, как ты мне тут заливаешь, уж и жалобу бы написали, и колдунам бы укорот дали. Чай император не дозволяет чудищей людьми прикармливать.

− Так были жалобы-то, точно знаю. Только у колдуна того родичи какие при инперском дворе, вот и покрывают. А колдун с жалоб и того больше лютует. Говорят, − дедок понизил голос и оглянулся, − что твари даже на племянницу нашего градоправителя напали, да охрана отбила. От как!

Экта пожал плечами. За время своих скитаний он каких только страшилок не слышал, и по большей части, они были плодом богатой фантазии, а то и вовсе результатом чьих-то шуток. А ему нужна была работа: денег в кошеле оставалось буквально несколько медяшек. И он, выдрав рукав, заметно потрепанный стариканом за время короткого разговора, пошел к толстяку − наниматься.

Условия пузан пообещал если не королевские, то очень неплохие. Жилье и еда были за счет хозяев, а плата − удивительно высокой для подмастерья. И первый заработок обещали выдать уже через две седьмицы.

Леринея располагалась не так чтобы далеко от города, но была отделена от основных поселений широкой рекой и густым смешанным лесом. В принципе, Экта был готов поверить, что в таком лесу могла завестись нечисть, но чтобы та всерьез и по-крупному вредила людям, тем более знатным и богатым, он сильно сомневался.

Работы в кузнице было много. Но к новому работнику отнеслись очень хорошо, не обидев ни с кормежкой, ни с относительно комфортным жильем. Своя собственная каморка над кузницей полностью устраивала Экту, а в свете приближающихся холодов − тем более. Тепло там будет точно. Настораживало правда, что местные с приходом ночи прекращали всякие дела и запирались по домам. Только по огромной надобности кто-нибудь из деревенских осмеливался нарушить это неписаное правило.

Экта втянулся в работу, привык к местному укладу и сам стал привычным для местных. Его молчаливость приняли и простили, главным образом, после того, как кузнец рявкнул:

− Отстаньте от парня! Не любит языком молоть, и слава Небесам. Лишь бы руками как положено работал.

С приближением зимы темнело всё раньше. А Экту не покидало нехорошее предчувствие надвигающейся беды. Поневоле начали вспоминаться слова дедка, про колдунов да чудовищ. Пока, правда, ни тех, ни других в окрестностях не было видно.

Однажды, уже после полудня, кузнец подозвал Экту и велел, всучив в руки сверток:

− Отнесешь в замок, конюху. Да живее, не задерживайся! Работы много…

До замка было недалеко, но деревенские туда ходить не любили. Вот и кузнец, пользуясь случаем, перепоручил неприятную обязанность своему помощнику. Экта, понятное дело, в замке раньше не бывал, но конюха знал в лицо: тот приводил подковывать рабочих лошадей. Подмастерье уже передал сверток получателю и собирался уходить, когда через открытые ворота во двор замка влетели двое всадников.

Экта успел отскочить к самой стене, чудом не попав под копыта лошадей. На какое-то мгновение ему показалось, что всё обошлось. Но хозяин замка, раздраженный и уставший с дороги, был настроен выместить свое недовольство хоть на ком-то. Своих слуг ему было жаль, новых хороших потом пойди найди еще, а вот подвернувшийся под руку деревенский подходил идеально.