Возрождённая

Предвестник

Сентябрь. 1998 год.

Лу сидела на краю кровати, обвив крохотные ножки руками. Она качалась вперед-назад и бормотала: «Это сон. Это просто страшный сон». Она старалась не слушать то, что происходит за стенами её такой маленькой, но такой родной и безопасной комнатушки, хоть и таковой она являлась не всегда.

Комната Лу была тусклая и не отличалась особым ремонтом. Рваные обои, вместо шкафа стояли пара полок, на которых она расположила свои детские вещи, доставшиеся по наследству от старшей сестры. Кровать, если её можно так назвать, была сделала из поддонов, на которых сверху были раскиданы несколько старых одеял. Три игрушки в углу комнаты, и те были ей не интересны. Картина с маслянистыми пятнами, то ли от чьих-то рук, то ли так задумал автор. С потолка осыпалась штукатурка, но Лу это даже забавляло. Хоть какое-то разнообразие в её деткой, но такой уже взрослой жизни. Каждый раз, когда новый кусочек штукатурки приземлялся на пол, она прыгала на кровать и смотрела, какой же рисунок там мог получится на этот раз. Как-то в один из дней, она увидела слоника, который, как ей казалось был чем-то очень недоволен. Затем ей показалось, что она видит лес, густой такой, темный лес. Где много деревьев, ручей и вдоль него небольшая тропинка. Она всё думала, куда может привести её эта тропа. Вдруг там откроется живописное озеро, на котором её любимые единороги будут устраивать пастбище или же там будут дикие звери, которые не дадут ей пойти дальше. И её очень пугал этот факт. Факт того, что может случится какое-то обстоятельство, которое не даст ей в полной мере увидеть то, что ей казалось, она обязана была узнать.

Каждый раз, когда она включала свою фантазию ей казалось, что кошмар в котором она находится - это не реально. Что ей снова снится сон. Она считала себя заложницей своих сновидений и страхов. Порой она даже не могла понять, когда она спит, а когда её настоящая жизнь. Но так ей было легче. Легче справится с родителями, которые постоянно выясняли отношения, со старшей сестрой, которая считала, что появление Лу — это самая главная ошибка и неудача в их семье. Ведь по словам Кэтти, так звали её сестру, если бы она не появилась на свет, то всем было бы легче. Им бы не приходилось экономить на обычных бытовых вещах, не приходилось бы есть сладости только по праздникам и у родителей не было бы повода ругаться, ведь денег в таком случае хватало бы на всё.

Лу знала, что в моменты, когда родители пытаются прийти к общему решению вопроса, ну то есть ругаются и кричат, ей нельзя было вмешиваться, иначе найдётся корень всех проблем— и это будет Лу. Поэтому она всегда садилась на край кровати, обнимала себя и ждала. Ждала, когда всё устаканится само собой. Ну, а что еще мог сделать ребенок?

Как бы девочка не пыталась игнорировать крики, до неё всё равно доносились слова родителей.

— Ты издеваешься? Да, ты просто надо мной издеваешься!

— Элизабет, я ведь тебе объясняю. Начальник - козёл. Вычел за какие-то бракованные детали, к которым...

— К которым ты не имеешь никакого отношения! Да, я это уже слышала! В прошлом месяце и в позапрошлом, и три месяца назад тоже. Мне чем кормить детей? Твоими обещаниями? Или мне сказать им, чтобы они потерпели, пока начальник их любимого папочки перестанет быть козлом?

— Знаешь, Бет, я тоже устал. Тебе всегда мало! Мало того, что я работаю по ночам, так ты...

— А какой смысл твоей работы, Джим? Я не вижу денег, я не вижу еды, девочки уже не помнят, какое печенье на вкус. Всё, Джим! Всё! Уходи.

Так заканчивалось каждое решение родителей. Мать прогоняла отца Лу. Он уходил взяв сумку и сложив туда нижнее бельё, зубную щётку, свитер и свои любимые винтажные джинсы. Иногда, этот набор различался несколькими составляющими, но в основном всё было плюс-минус одно и тоже. Для Лу это было так же обыденно, как поход в туалет. Она знала, что уже сегодня, край завтра, отец придёт, а у матери не хватит воли его прогнать.

Отца Лу звали Джим. Он был невысокого роста, обычного телосложения. Работал сварщиком на каком-то старом, уже почти разваливающемся заводе. Мать Лу звали Элизабет, она была домохозяйкой. Раньше она работала продавцом и поваром в их собственной пекарне, которая находилась на первом этаже многоэтажки, но когда она забеременела вторым ребёнком, отец захотел, чтобы Бэт занималась исключительно детьми, ведь как он говорит: «Из-за того, что первой дочкой тебе некогда было заниматься она и выросла ни на что негодной». Элизабет пришлось бросить семейную пекарню, так как денег на то, чтобы покрывать зарплату сотрудников не хватало. Какое-то время она пыталась совмещать детей и бизнес, но это не увенчалось успехом. Когда пекарня стала приносить ещё больше убытков - её пришлось продать. Деньги, полученные за продажу помещения пошли на долги за квартиру. В итоге работал один отец. И хотя раньше, его работа считалась престижной и по расчётам родителей должно было хватать денег на жизнь, кризис не обошел и семью Браун стороной.

Лу прилегла, ей хотелось, чтобы все проблемы её семьи забылись хоть на короткое время. Она не чувствовала повода заплакать, не горела желанием идти к матери и успокаивать её в который раз. Ей просто нужно было немного отдохнуть после школы, которая стала для неё местом травли и ненависти. Дети не любили малышку за то, что та не соответствовало их ожиданиям. Она носила обноски сестры, которые той стали уже малы, у неё не было дорогих игрушек, да, что уж там, у неё не было и дешёвых, но новых, таких своих, купленных специально для неё. Даже учебники и те, были грязными и потрепанными. Порой, ей казалось, что сестра специально доводила вещи до такого состояния, чтобы Лу не забывала, что все проблемы из-за неё.

Немного полежав смотря на потолок в поисках новых узоров, Лу уснула.

«Лу! Лу! Ауууу! Ты чего в траве лежишь?» —спросил мальчик лет десяти, не больше.

«В какой траве? Ты кто? Мамааааа!» — кричала девочка так громко, что её голосовые связки начали отдавать хрипом, который Лу встречала у восьмидесятилетних бабушек, потому что те, любили баловаться табаком.