Возвращение

Возвращение

   Тёмная вода. Дорога кружит, петляет, бежит вниз, поворачивает, и вот оно - самое низкое место на планете. Чёрная маслянистая влага - как кровь древнего чудовища. Она густая, как мёд, и солёная. Солёная на вкус как смерть. Здесь невозможно утонуть, но несколько глотков способны убить. Мёртвое море. Оно совсем близко, в пoлучaсе езды в направлении Иерусалима и дaльше нa юг.

   Чёрная лента шоссе выделяется в сером мерцающем прoстранстве монитора. Как росчерк молнии проникает сквозь полусомкнутые веки. Зимняя ночь в долине Иордана. Холодная влажная предутренняя мгла над поселением. Проволочный забор, внутри - три улицы, деревья, дрожащий свет фонарей. На другой стороне - пустота, смутные силуэты камней. Случайный огонёк фар вдали кажется гаснущим окурком, подхваченным порывом ветра.

   У въезда - четыре солдата-резервиста... Тук-так. Так-тик. Эран и Дани играют в шеш-беш. Стук нарастает, многократно отражается в голове, вызывая тупую беспокоющую боль.

   - Пора, - говорю я.

   - П-п-пойдём, - кивает Рон.

   Я запихиваю "Моторолу" в карман на левой лямке "сбруи", натягиваю шапку на уши.

   -Ш-ш-уля! - зовёт Рон.

   Серая сука с почти библейским именем и грустными миндалевидными глазами радостно присоединяется к "патрулю". Хорошо, когда собака идёт с нами вдоль забора. Арабы ненавидят собак. А мы надеемся, что это чувство не остаётся без ответа. Возможно, она предупредит нас, если кто-нибудь появится за забором. Залает, зарычит, заскулит, в конце концов. Не знаю. Вот насторожилась...

   Шорох в кустах. На дорогу выбегает чёрный пёс. Большой, сильный, весёлый, редкостно глупый, кстати. Мы идём вчетвером. Сзади трусит Шуля. Перед ней топаю я. Чёрный пёс то ныряет в кусты, то снова выскакивает передо мной. Первым вышагивает Рон. Худющий, в армейской шапке с лохматыми ушами. Его каска пристёгнута к поясу. Она мерно стучит о ствол М-16. Бум-бум. Бум! Как звук тамтама или шаманского бубна.

   Я кашляю, сплёвываю на траву. В голове шумит, ноги ватные, спина ноет. Но всё это ничего, если бы не холодный ветер и бубен, подвешенный на поясе нелепой фигуры впереди. Шаман и чёрный пёс. На самом-то деле, Рон - хороший парень. И очень славно, что сегодня я в паре с ним, а не, скажем, с Эраном. С Роном можно поговорить о чём-нибудь, кроме баб и жратвы. А главное - с ним можно помолчать.

   "Моторола" трещит, бормочет что-то девичьим голосом. Слов не разобрать. Но Эрана слова и не интересуют:

   - Мя-я! Киска! - восторженно кричит трубка у меня на груди.

   Нет уж, лучше Рон с его заиканием и гремящей каской.

   Рон оборачивается , жмурится словно от яркого света. Что-то говорит. Наконец я понимаю, что сзади ощупывает дорогу фарами тяжёлый бронированный джип. Солдаты у пулемётов - фигуры без лиц. Вязаные шапки опущены до подбородков, только смутно угадываются глаза в прорезях. Водитель высовывается из кабины:

   - Аалан!! - здоровается он. И кричит что-то ещё, тоже на арабском.

   - Пошёл на ... , Валид, - отвечаю по-русски.

   Пугать резервистов криками на родном языке - любимая шуточка шофёра-сверхсрочника, друза по происхождению. Не дай Бог, когда-нибудь ему встретится очень нервный солдат...

   - Возвращайтесь... Мы тут сделаем кружок-другой, - предлагает Валид.

   Я утвердительно киваю. "Ворота" приходится вызывать несколько раз. Конечно, сейчас Эран не торопится к "Мотороле"...

  ...

   Мы возвращаемся к воротам через поселение. За это время джип дважды объезжает вдоль забора, вгрызаясь фарами во враждебное пространство за оградой. В первый день в поселении нам рассказали, что две недели назад палестинец с "калашом" подобрался к забору, но увидел джип, испугался и ушёл стрелять на шоссе. Там его и поймал патруль пограничной охраны. К несчастью, не все террористы такие пугливые.

   Джип останавливается у сторожки. Ребята у пулемётов снимают шапки - совсем мальчишки. Они просят кофе. Но один засыпает, не дождавшись, когда закипит чайник.

   Эран обсуждает с Валидом блюда друзской кухни. О еде Эран говорит возбуждённо и с душевным подъёмом, как о женщине. А вот женщины ему, похоже, представляются кусками мяса. Я предпочитаю, когда он говорит о пище, но Валиду разговор уже надоел:

   - Похоже, в прошлой жизни ты умер от голода, - смеётся он.

   - В-в п-прошлой жизни? - встревает Рон

   - А ты что, не знал, что друзы верят в переселение душ? - Дани пожимает плечами.

   Рон вопросительно смотрит на гостя.

   Валид явно смущён этим интересом:

   - Ну, я не очень во всём разбираюсь. У нас, чтобы быть религиозным, надо долго учиться, - поясняет он, - только посвящённые могут читать нашу Книгу. Но я знаю, что если где-то один друз умирает - другой рождается.

   Эрану это кажется смешным:

   - Ну и что, знаешь кого-нибудь, кто знает, чья душа пересeлилась в него?

   - Я знаю, - голос Валида чуть дрожит.