Врата полуночи

Глава 1, в которой мы познакомимся с несколькими персонажами, но не все из них главные

Собака снова залаяла.

Потом под окном заворчало, зашаркало - Миру регулярно удивляло, как можно так громко шаркать по песчаным дорожкам - и звуки стихли. А потом настойчивый гость снова затряс ворота и все началось по кругу.

Метод «ничего не вижу и не слышу» не сработал, придется вставать и идти. И решать. И как тетка со всем этим умудрялась справляться? А ведь при ней и экскурсий было куда больше, и Иваныч запивал куда чаще, и собаки не было - не жаловала их Магда.

Ворота снова затрясло в припадке, и пес ответил тем же.

- Не тряси, не тряси, ирод, нету севодни ничего, тебе говорят! Завтра приходи, завтра экскурсия. А сегодня нету никого!

- Так и мы не на экскурсию! Открывай, дедушка. Мы по договоренности к … да, к Мирене. Правильно же приехали? Советская улица, дом семнадцать, Усадьба-музей «Старина». Или не туда?

- Не работает, завтра экскурсия, - гудел Иваныч.

- Не, нам экскурсия не нужна, мы к Мирене. Открывай! Ждет нас хозяйка твоя, ждет! Спроси сходи. Снимать ее будем, а потом в телевизоре покажут!

- С телевизора, что ль? Не надо нам никого, - упорно сопротивлялся Иваныч сомнительной чести попасть «в телевизор».

Иваныч сопротивлялся, незваные гости тоже, пес заходился в лае. И конца этому не предвиделось.

Все как-то складывалось не так.

Мир двоился, и это было неправильно.

Совсем как когда-то.

Придется вставать, бросать все дела, которые в разы важнее этого мира и разбираться, кому же на этот раз понадобилось видеть саму Мирену…

Смешно, конечно, в ее-то возрасте. Но дар был, и люди это знали. И был таков, что даже тетка Магда периодами побаивалась Богом данной «племянницы».

На днях, в аккурат в грядущее полнолуние, Мире исполнялось двадцать четыре года. Хороший возраст, если уверен, что все у тебя впереди, и главное - только светлое будущее. И прошлое ничего: уже есть, что вспомнить, а сожалеть пока что не о чем.

Мирена свое прошлое ненавидела. И старалась не вспоминать. А что вспоминать - детский дом? Мать свою она не помнила совсем, и хотя до семи лет прожила в родном доме, уютном и красивом - это Мира помнила отчетливо - любимой дочкой в сонном пыльном поселке с гордой прибавкой «городского типа», носила бантики и бегала с подружками, никакой образ не появлялся перед ней при слове «мама».

Зато все остальное забыть если и хотелось - оказалось невозможным. А уж если такая мелочь была невозможна для Миры… значит и никому было не справиться.

Мать умерла, когда девочка с диковинным для глухой деревни именем Мирена собиралась стать первоклассницей. Белые гольфы и белая блузка были, еще были казенный портфель и линейка, гладиолусы в вазе на столе учителя и раздражающе-зеленая доска, потрепанная, как и се округ.

Чудеса начались позже. Ей было уже лет четырнадцать - самое время перестать верить в то, что желания сбываются - когда ее разыскала тетка, какая-то дальняя родня. Никаких теток Мира не помнила и совершенно была уверена, что все это если не ошибка, то совершенно точно очень большое надувательство. Товарки уже давно разъяснили ей, что детей постарше выбирают для пособий или для помощи в крестьянской семье, где работы всегда хватает, и то - редко, если повезет. На памяти Миры не «повезло» еще никому. Повезло ли ей с обретенной родственницей - предстояло еще выяснять.

Борясь со странным предчувствием и ощущением, что мир раздваивается перед ней, показывая свою истинную сущность, Мира собралась в дорогу. Тетка жила в соседней области километров за триста от интерната, и путь предстоял неблизкий, с несколькими пересадками и пешими путешествиями. Это пугало куда меньше, чем неизвестность, поджидающая ее на месте. К слову, добрались они относительно легко.

Не удосужившись осмотреться по прибытии, утром Мира была крайне удивлена. Захламленную комнату наполнял душный аромат сушеных трав в перемежку с пылью, и вообще вся комната - единственная в доме - выглядела нежилой и затхлой. Загаженный стол занимали бутылки темного стекла, ступки с мерзкой по виду и запаху гадостью, пухлые блокноты с желтыми вываливающимися страницами, а пятна от кофе, казалось, въелись в столешницу и взирали на всех входящих с немым укором. Закутанная в платок хозяйка казалось оболочкой, из-под которой проглядывало что-то звериное, странное и необычное.

Тетка была не просто странной. Приземистая и крепкая, она казалась простой крестьянской бабой с одной мыслью во взгляде - как бы выгадать. Где и чем - не важно, лишь бы все в дом. Хитрая той особой крестьянской хитростью, которая помогает выжить, казалось, она и не видит ничего больше. Вот и племянницу забирает: “доброе дело, о душе пора думать” - твердили соседи. “Да никто ты мне. А вот доглядишь меня, а я тебе дом, чем плохо? Нужны мы друг другу”, - заявляла тетка, помешивая почти несъедобный суп в кастрюльке. Кухня явно была не ее коньком. Мира давилась дурнопахнущей жижей под жестким взглядом и ненавидела, сама не разбирая, что - то ли тетку, с ее бесконечными попытками приготовить, то ли дом, то ли все сразу. Обычная. Самая обычная тетка, каких много. И мысли обычные, и все - обычное тоже. Но как-то слишком. И нет-нет, да и виделось под этой оболочкой рано повзрослевшей Мире совсем другая женщина - дикая, темная, властная. И тоже - ненавидящая все и всех.

Что ж, скрывать себя Мира тоже умела. Сначала неосознанно, от страха - не хотела выделяться, ибо понимание “я не такая” пришло слишком рано. А затем и осознанно - научилась пользоваться своим даром, создавала видимость безобидной дурнушки и все хотела попробовать нечто большее. Останавливало только все время что-то - осознание ли, что время еще не пришло, а может и страх разбудить нечто, с чем можно ведь и не справиться - не зная да не умея.