Часть 1. Треугольник в «Берёзовке»
На лето мама увозила Оленьку в деревню - подальше от большого города. Приключения начинались еще за неделю до отъезда, когда доставали с балкона пыльные, отсыревшие за долгую зиму, чемоданы. Их чистили щетками и выставляли открытыми просушиться на солнце. Пятилетняя Оленька — круглолицая, кареглазая, нос капелькой, волосёнки в разные стороны - забиралась внутрь, пристегивала ремни и воображала, будто это самолёты, которые понесут её с мамой в другую страну. Бабушку Шуру девочка плохо помнила с прошлого лета, но представляла, что она в той стране царица - повелительница цветов и ягод, сладких булочек с глазурью и витушек с маком, загадочного пруда с хором лягушек, шайки пронзительных котов, душистого самовара, качелей до неба и диковинной бани.
После чемоданов начинали собирать вещи. Их раскладывали стопками прямо на полу, а потом каждый день бегали по магазинам докупать что-то важное, без чего прожить три месяца в деревне было совершенно невозможно: новые книги, лекарства, пластилин и специи. Искали и подарок бабушке — новый халат «на выход в огород», где бабушку видели через заборную сетку все соседи, и потому ей нельзя было «ударить в грязь лицом». Ясное дело, нужно было сделать все, чтобы бабушка перед соседями не упала и не испачкала своё лицо. Поэтому мама с Оленькой стирали ноги до мозолей в поисках халата из хлопка, чтобы «дышал», и непременно модной расцветки. К концу недели башни из вещей на полу вырастали Оленьке до пояса. Она бродила между ними и то и дело спрашивала маму, ну когда же уже можно упаковывать.
И вот в один из вечеров папа возвращался домой, размахивая двумя заветными белыми бумажками. «Билеты! Папа купил билеты! Ура!» Оленька подпрыгивала, пыталась схватить папу за рукав, чтобы завладеть билетами, но папа не давался, а только смеялся и поднимал руку почти до потолка. Теперь, казалось, весь дом забегал, засобирался. Чемоданы проглатывали пестрые башни из вещей одну за другой, набивая себе пузо так же, как Оленька, когда ей разрешали сладкое. Потом был прощальный ужин, и папа отвозил их на вокзал. Ехали ночь, почти не спали. От радости глаза совсем не закрывались и ноги не могли успокоиться, а всё болтались в воздухе, свисая с полки в купе.
От станции до деревни дорога бежала через лес, через пшеничные поля и снова через лес, всего километра два. Они снимали сандалии и шлёпали по прохладной утренней земле, ощупывая голыми пятками её неровности, запрыгивая в мокрую от росы траву, балансируя на корягах. Оленька обнимала деревья, гладила их шершавую морщинистую кору. Ныряла в цветы и жадно втягивала в себя их аромат, так что на носу и на верхней губе оседали бахромой жёлтые комочки пыльцы. Ранние птахи пели ласковые песни солнцу, и трели переливались от ветки к ветке, будто невидимый звуковой ручеёк. Оленька притихла, чтобы не перебивать их, и только глазами следовала за звуком, пытаясь разглядеть лесных певцов. В поле у дороги делали привал. Расстилали на траве плед, пили чай из термоса, заедали бутербродами с сыром и играли, угадывая, на что похожи проплывающие мимо облака.
Через час из-за деревьев выглядывала бабушкина «Берёзовка». Деревня эта затерялась где-то в средней полосе России, и руки мастеров, которые умеют асфальтировать дороги и укладывать под землёй трубы с водой, никак до неё не доходили. По обе стороны ухабистой улицы, изрытой двойной колеёй, развалились неказистые домишки, не больше трёх десятков. Латали их кто чем мог — кто досками, кто пластиком, а кто побогаче, то и кирпичом. Не деревня, а пестрое лоскутное одеяло! Бабушкин дом номер 16 стоял с краю, возле пруда: деревянный, синие стены, серая шиферная крыша, три окна с желтыми, как лимон, рамами и сбоку крыльцо. Его строил еще бабушкин дедушка, перестраивал бабушкин папа, а ремонтировал уже бабушкин муж, то есть Оленькин дед. Теперь дом покосился от старости и врос одним боком в землю, так что с фасада казался почти треугольным. Соседские мальчишки так и прозвали его за это «Треугольником».
Завидев «Треугольник» от опушки леса, Оленька вприпрыжку неслась по «Берёзовке». Бабушка Шура уже ждала их. Высокая, жилистая, в цветастой косынке и прошлогоднем халате с пионами, она стояла у калитки, как флаг какой-нибудь сказочной страны цветов, и махала обеими руками над головой.
- Бабушка, а мы от станции голыми пятками топали! - запыхавшаяся Оленька вспрыгнула на бабушку-флаг, обвила её руками и ногами, целовала и тыкала носом в сухие морщины на щеках, теребила седые пряди, выпавшие из-под косынки, и хохотала от избытка чувств.
- Ну, будет, будет тебе меня трепать, в минуту истреплешь, на лето ничего не останется, - успокаивала внучку бабушка. - Эка ты выросла за год — тяжёлая стала! Слезай, пойдем лучше маме чемоданы дотащить поможем.
Часть 2. Деревенская жизнь
После стакана козьего молока с маковой витушкой и вареньем бабушка устраивала экскурсию. Она заезжала в деревню в конце апреля-начале мая, как только сходил снег. И к приезду внучки успевала высадить вдоль забора желтые тюльпаны, фиолетовые анютины глазки и душистый горошек. В огороде уже были готовы грядки с земляникой, клубникой, морковкой и зеленью. В парнике прятались помидоры и огурцы. Не забывала бабушка всё покрасить: яблоневые стволы белой краской, качели красной, а облупившиеся стены дома - синей. Вязала новые половики из кусочков разноцветных тканей и начищала самовар до блеска.
- Ну, вот, Оленька, видишь, какое хозяйство. Много нужно трудиться, чтобы его в чистоте да порядке содержать, - приговаривала бабушка, обводя руками в воздухе круги над огородом. - Ты теперь совсем большая стала, будешь тоже помогать - сорняки полоть.
С утра завтрак и зарядка,