Время ведьм

Глава 3. Ветер.

9-е, месяца вербницы, года 385 от основания Белокнежева.

Бяло-Подлянск. Ночь.

Казик лежал на кровати и страдал. Душевно, физически, и всеми прочими способами, которыми может страдать молодой мужчина из-за молодой женщины.

Мастера видеть не хотелось. Как не хотелось и тренироваться. Или искать ведьму. Казалось, впервые в жизни он встретил нечто важное, нечто... Особенное. И настолько мимолетное, что больше похоже на шутку Мораг, чем на подарок судьбы. Ну почему она оказалась ведьмой!? Что за проклятие такое – из всех женщин наткнуться именно на нее!?

Казик перевернулся на живот, но легче не стало. За окном стояла глубокая ночь. А прошлой ночью...

Он до сих пор не мог поверить, что тем синим, отвратительным куском мяса, что ему показали с утра была его нежная, солнечная Каська. Та, чье тело пахло ароматами горных трав, когда она выгибаясь, сотрясалась в судорогах удовольствия под ним, та, чьи волшебные волосы могли бы цветом посоревноваться с самим золотом, та, что в забытье звала его имя и клялась, что будет ждать. А сама ушла.

Ушла навсегда.

Может, это была не она? Может... Казик замер. Может, ей удалось сбежать? Вырваться из камеры, стать ветром или птицей, всем, во что может обратиться ведьма, и улететь, подкинув вместо себя настолько хитроумную обманку, что даже мастер поверил. Может она где-то в безопасности, живая и здоровая, сейчас ждет, что он догадается, и примчится к ней? Но как догадаться, где она? Как узнать?

«Твоею будет, если только не побоишься за нею след в след идти» – вспомнил он слова гадалки. Могла ли она знать? Или предчувствовала нечто совсем отдаленное, что не имеет никакого отношения к Каське? Жаль, что нельзя ее об этом спросить. С другой стороны, что еще она могла иметь ввиду, как не свою дочь? «Подходит как бугорку впадинка» – это точно про Касю. С нею у него точно все впадинки и бугорки как влитые сцепляются.

Охотник напряженно думал. Где? Где могла ему оставить подсказку любимая? Или не верила ему? Не верила, что бросит инквизицию, долг и честь отринет, и пойдет за нею? Казик рывком встал, и в беспокойстве заходил по комнате. Нет, не может быть, что она бы не оставила ему подсказки, подсказка должна быть!

Не выдержав, он запалил свечу, и взглянул в мутное отражение старинного серебряного зеркала. Вздрогнув, потер лицо. Что это с ним? Как–будто бы покрыт слоем сажи или слишком долго находился на солнце. Черты лица Казика огрубели и заострились. Цвет лица стремительно темнел. «Надо бы сказать мастеру...» – мелькнула и тут же исчезла мысль, когда Казик решительно отверг ее. Время спрашивать мастера прошло. Теперь он должен действовать сам. Он принадлежит только себе. И Касе. А она принадлежит...

Казик вдруг охнул, хлопнул себя по лбу, быстро натянул сапоги, и схватив в охапку одежду и оружие, выпрыгнул в окно.

Уже внизу он, наконец, закутался в плащ, и придерживая длинные полы, что есть духу побежал к воротам. Путь его лежал за городскую стену. Туда, где мертвецы обретают свой последний приют.

Откуда приходит чувство опасности? То, что крошечным колокольчиком звенит где-то внутри, не дает ни спать, ни заниматься чем-то помимо своего спасения? А чувство страха? Надвигающейся беды? Где рождается интуиция и почему разворачивается в голове иллюзией непроизошедшего, возникая в самый нужный момент? И почему иногда, порой когда нужнее всего, оно молчит, повинуясь судьбе? Быть может, сами боги выдают все эти оповещения в ограниченном количестве, мол держи, маленький человек, но постарайся не попадать в беду слишком часто, а то не хватит. Будь осторожен. Приучайся к ответственности за свою жизнь.

Франциско не услышал, как ушел охотник. Измотавшись за день, не уловил ничего натренированный слух, не потянула за нужные ниточки интуиция, не прозвенел нужный колокольчик близкой беды. Более того, ворвись кто этой ночью в его спальню, возможно, одним инквизитором в Белокнежеве стало бы меньше. Кто знает.

Но боги миловали, и Франциско проснулся выспавшимся и отдохнувшим как всегда незадолго до рассвета. Умывшись, он привычно принялся за разминку, рассердившись лишь тогда, когда ученик и не подумал спуститься для утренней тренировки. Решительно поднявшись наверх, он распахнул дверь в комнату лентяя, чтобы обнаружить измятую, но заправленную постель и огарок свечи.

Объяснений этому могло быть много, начиная от банального несварения, до возникновения у охотника какой-нибудь идеи, которую он решил немедленно проверить, однако, что-то подсказывало Франциско (быть может даже пресловутая интуиция), что дело гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Инквизитор не удивился бы, если бы Казик вдруг вздумал самостоятельно поразить чудовище, но вот беда: выбирать было не из чего. Ведьма оставалась все такой же неуловимой, когда как вторым «чудовищем» видимо, все же, был сам Франциско.

Он коснулся кончиком пальца лезвия меча, и по нему тотчас же потекла крупная капля крови. Острейшее. Закинув его обратно в ножны, он коснулся пальцем амулета на своей шее, размазывая по нему кровь, и прикрыл глаза.

Воздух потяжелел. Амулет инквизитора – не просто мейтрин – металл, способный запутывать духовные и энергетические потоки любого колдуна или чародея, делая невозможным творение заклинаний как оно предписано природой, нет. Амулет – мощный и уникальный артефакт, заклятый на крови своего носителя, закаленный в священном огне Дии’Рава, что вечно горит в главном соборе Пловдива; амулет, дарующий колдующему в нем такую страшную отдачу, что сильнейшие из ведьм не раз умирали от кровоизлияния в мозг; амулет, способный разрушать заклинания соразмерные силе воли и тренированности его хозяина; он так же мог отыскать и другую кровь – родственную.