Время ведьм

Глава 5. Тысяча смертей.

3-е, месяца сенокоса, года 387 от основания Белокнежева.

Крогенпорт.

Солнышко только-только показало округлый желтый бок из-за Лесогорья, освещая первыми, бледными и даже какими-то робкими юными лучиками город Крогенпорт, раскинувшийся у Жемчужного моря на широкой излучине реки со странным названием Тьма. Лучи вяло и будто бы нехотя проскользили по зеленой травке, натужно перепрыгнули через городскую стену, ощерившуюся пиками сонной (а кое-где и вовсе бессовестно дрыхнувшей) стражи, шаловливо пощекотав усы бывалым воякам, и упали вниз, на влажную после ночного ливня мостовую, старательно подсушивая отшлифованные камни, пробудили от ночного сна цветы на невысоком холме, а потом вдруг, наткнувшись на высокую стену с изящной лепниной, шустро побежали вверх, огибая многочисленные башенки, каменные изваяния святых и демонов, и нырнули в огромный разноцветный витраж, чтобы мгновением позже взорваться кавалькадой света и цвета, с высоты птичьего полета озаряя крыши города и возвещая о начале нового дня.

БОММ! БОММ! – в тот же миг загремела высшая точка города – колокольня Кроген-но-Дуомо, торопясь спасти своих подопечных от одного из смертных грехов, а именно, лежебочения.

Как будто вступая в перекличку с колокольней, здание поменьше, без красивого цветного витража, но зато с тонкими, уходящими едва ли не к небесам башенками (исключительно декоративного характера), многочисленными горгульями и удивительно точными статуями людей и нелюдей со свитками, разразилось воющими звуками, от которых у ранних приезжих в славный Крогенпорт обычно вставали дыбом волосы.

У подножья этого самого замка вдруг ожила статуя огромного и явно безумного старика в кокетливо покрытой каменными цветочками ночнушке. В одной руке он держал массивный посох, в другой – нечто, больше всего напоминавшее ночной горшок. Потянулся, зыркнул на солнце, и к утренней какофонии добавился гулкий стук массивного посоха по этому «нечто».

– Подъем! Подъем, лежебоки! На занятия! – вопил каменный основатель академии Гжегож Бженчишчикевич, через слово вставляя непечатные выражения то на высоком эльфийском, то на нижайшем оркском, не оставляя ни малейшего шанса проспать не только студиозусам Академии чародейства, но и добропорядочным гражданам, пытающимся отдохнуть после ночных утех, возлияний или и того и другого одновременно. Солнце вспыхнуло особенно ярко и, нехотя оторвавшись от горы, за которой смотрело сладкие сны, начало свой дневной обход.

Однако были и такие места в Крогенпорте, куда не проникал свет ни мистического витража святого собора, ни самого солнца аж до полудня. Что, однако, совершенно не касалось звука.

– Заткнитесь! Заткнитесь!!! – ставни с треском распахнулись и в проеме показалась лохматая с одной стороны голова, грозящая далеким статуям и колокольням желтоватой, полуобглоданной костью с длинными щетинами на краю. – Я всю ночь не спала, паскуды!!!

– Панна, идите к нам работать, у нас вы будете заняты максимум полночи! – Тут же раздалось из борделя напротив.

– Нет, лучше к нам в питейную! Рожица у тебя, конечно, страшноватая, но ниче, будешь напитки разносить, глядишь кого и подцепишь...

– Не слушай их, доча... Ты самая лучшая! А сцупчик-то мой ты сегодня принесешь пораньше? А то ноженьки мои, ноженькииии...

– Бабка, заткнись с ноженьками, тут не только пани всю ночь не спала, кто-то и вовсе работал во благо нашего любимого города!

– Валясь, енто ты, чтоль? Прикокнул кого-то опять?

БОММ! БОММ! БОММ!

– Никого я не прикокнул, бабка! Но ежели че, я у тебя всю ночь ночевал, усекла?

– Ась? Да ты, милок, видать меня совсем за гулящую держишь, когда… А впрочем, че энто я. Ты, главное тельце-то, тельце, куды дел? У меня в прошлый раз весь угол с чердака залило, да смердело так, что хоть жги его!

– Вставайте, лентяи! Чтоб вас всех под хвост и за гриву наколданули, да поперек гузна в эллариваэль–ла–траймаллараэла–ку–уара! Подъем!!

– Так я не поняла, что там на счет напитков, пани? У нас давеча одна подавалка рожать убегла, вот и недобор теперича. Глядишь и вам мужика присмо...

– Куды ей мужика, он же ни в жизнь не даст сцупчик транжирить! Сцупчик-то!

– Бабка! Ты поняла на счет ночевки?

– А я говорю – надо мужика!

– Заткнитесь все, чтоб вас Тьма побрала! – в последний раз проорала девица, и с треском захлопнула створки. Жалобно кракнув, одна из них сорвалась с петель и с грохотом рухнула вниз, являя собой жалкое поражение уединения в бою с массовой общительностью.

– Достали! – бурчала Рута себе под нос, старательно разлохмачивая вторую часть волос перед тусклым серебряным зеркалом. Отражение сочувственно вздыхало и гладило само себя по голове, успокаивая несчастную невыспавшуюся ведьму, чем бесило еще больше. – Да хватит приглаживать! – рявкнула она и, раздраженно швырнув щетку в зеркало, спустилась вниз.

Отражение мигнуло и плавно перетекло в худого паренька, грустно посмотревшего ей вслед и исчезнувшего в глубине помутневшего зеркала.

Внизу уже терпеливо ждал постоянный посетитель, он же вышибала, он же собутыльник, он же работник и даже наиполезнейший уничтожитель антисанитарных крыс. Клиент широкого профиля, так сказать. Ждал он, разумеется, не ведьму, а свою особенную похлебку, нетерпеливо постукивая пальцами по столешнице. Время от времени у него прорезались когти и царапали гладкую деревяшку. На другую руку была предусмотрительно надета перчатка из плотной свиной кожи.

– Ждешь, сволочь? – злобно проворчала ведьма. – Как жрать, так ты первый прешься. А где сестрица?