Время. Ветер. Вода

Глава 9

— Можно я тебя перебью? — подала голос Ольга Леонидовна.
Я опять позабыла о ней и о том, зачем она здесь.
— Конечно, — воспользовавшись моментом, я закинула в рот пару виноградин. Шея немного затекла, а впереди было всё самое главное.
— Мне просто стало очень интересно: отчего вдруг такой мальчик, как Артём,  заинтересовался тобой. Только не пойми неправильно, ты очень симпатичная девочка, но слишком скромная, и то, как он себя стал проявлять, выглядит несколько странно. Ты не думала об этом?
— Вы забыли, что я чудная? — её вопрос прозвучал немного обидно, но не из-за моей самоуверенности, а потому что она не поняла самого главного. — Однажды, когда мы гуляли с Викой, слышали, как на улице одна бабулька жаловалась другой, что кто-то позвонил ей по телефону и сказал, будто Президент собирается сделать ей подарок в виде бесплатной путевки в санаторий, но для этого она должна назвать все данные своей банковской карты. Так вот, поверить в интерес Артёма ко мне было примерно, как поверить в подарок Президента. Да и у меня не было причин сомневаться в том, что он увлечен Викой.
Артём вообще со всеми держался запросто. Ему нравилось подшучивать над людьми, ставя их в неловкое положение. Так зачем же мне тешить себя лишними домыслами и надеждами? Я не хотела тонуть и очень боялась этого. Но вы правы, было кое-что, чего я никак не замечала. Или не хотела замечать? Про это я объясню позже. Это важно.
— Извини, что забегаю вперед, просто хотела уточнить. До вашей поездки ты не знала о его семье и о том, что у них случилось?
— Конечно, нет. Но это всё равно чувствовалось. За ними обоими точно тень какая-то стояла. Нечто тёмное и тягостное, о чём обычно не говорят вслух, но то, что никак не отпускает.
Ольга Леонидовна взяла из миски мандарин:
— Хорошо. Тогда продолжай.

Я решила, что маме ничего не скажу. Просто сделаю вид, что я дома и никуда не уезжала. В конце концов, это какие-то два-три дня. А наши с ней каждодневные разговоры были так похожи один на другой, что она наверняка ничего не заметит.
Не знаю, кто бы на моём месте не поддался такому соблазну. Воображение за считанные минуты нарисовало увлекательное приключение, о котором прежде я и мечтать не могла. А моя мама всегда всё только преувеличивала и сгущала краски, так что ей просто не нужно было об этом знать.
Коробку с игрушками на следующий день занес Макс. С извиняющимся видом поставил на пол в коридоре и, сунув руки в карманы домашних шорт, пояснил:
— Не знаю, почему забрал их. Показалось, ты не хочешь этого делать.
— Спасибо огромное. Ты прав. Помутнение какое-то нашло.
— Это мне знакомо, — с усмешкой сказал он.
— Когда бегаешь? — догадалась я. — А что ты чувствуешь в этот момент?
— Что если не буду двигаться, то произойдет нечто плохое. Что вот-вот накроет кромешная темень, и нужно срочно бежать за солнцем. Потому-то я и должен быть всё время чем-то занят, отвлекаться, чтобы не думать и не вспомнить то, что ненужно.
— Ты бежишь, потому что боишься вспомнить?
Макс немного смущенно помялся.
Влюбиться в него было легко. Очень легко. Умный, надежный и симпатичный.
— Просто не хочу вспоминать.
— Плохо было в детском доме?
— Будь я реальным, — он двусмысленно усмехнулся, — возможно.
— Ты это о чём?
— Я тебе уже говорил. Помню, когда в первый раз появился у Чернецких, захожу в Тёмину комнату, а он сидит по-турецки на полу со связанными за спиной руками и пристально смотрит на стоящий в шаге от него стакан с водой. Увидел меня и ничуть не удивился, просто попросил дать ему попить. А после того, как я его напоил, сказал: «Я знал, что ты обязательно появишься. У таких, как я, обязательно должен быть воображаемый друг». И я согласился, даже не спросив, почему у него были связаны руки. Такое, наверное, только в детстве бывает, когда не нужно ничего объяснять. Просто принимаешь, как есть, и всё. А Тёма вечно всё выдумывал. Это я потом уже понял. Он раньше совсем другой был. Забавный и чудной немного, из-за своей этой музыки. Оторванный от реальности. И я был другой, — Макс печально вздохнул. — Но, знаешь, воображаемым мне всегда нравилось быть. Ведь с тем, кто выдуман, ничего не может случиться. Тёма вечно то на гвоздь напорется, то обожжется, то с лестницы свалится, а мне хоть бы что. Так что, попав в детский дом, я просто знал, что это не по-настоящему. Вот и всё.
— Почему же ты сбежал?
Для такого разговора коридор был не самым подходящим местом, но я чувствовала, что стоит нарушить момент, и Макс уже ничего не скажет.
— Хотели в психушку положить, — с напускной таинственностью ответил он.
— За что?
— Наверное, за то, что был воображаемым.
— А что? — мне показалось, он надо мной подшучивает. — Вика говорила, в детских домах так часто делают. Отправляют в психушку из-за квартир, которые должны выдавать выросшим детдомовцам.
— Ей-то откуда знать? — Макс недоверчиво прищурился.
— Она же сама из детдома.
— Без понятия, зачем она это рассказывает, но, поверь, Вика никогда не была в детском доме. Только это между нами, ладно? Не хотелось, чтобы она думала обо мне плохо.
Причин подозревать Вику во лжи у меня не было. Но он, наверное, знал, о чём говорил.
— Тебе она очень нравится? — я сама удивилась своей неожиданной прямоте.
Вопрос Макса немного смутил, но выдержал он его достойно: просто кивнул, не отводя глаз и не пытаясь увиливать.
— Дружба с Тёмой мне всегда боком выходит.
— Говорят, в мужской дружбе хороший друг должен уступить.
— Никто ничего не должен, — фыркнул он и раскрыл дверь. — Выбирает же она. А у нищебродского детдомовского студента шансов никаких.
— Но, Макс, я как раз сейчас думала, какой ты хороший. Умный и серьёзный. Странно, что у тебя никого нет.
— Быть хорошим — плохо. И очень неудобно. Ты должна это знать. У тебя тоже никого нет, — он сказал это не обидно, просто обозначая существующее положение дел. — Тёма говорил, что пригласил вас на выходные. Соглашайтесь, будет весело.
А когда он выходил из квартиры, то столкнулся на площадке с внуком Анастасии Фёдоровны.
— Привет, — сказал внук так, будто они знакомы.
Макс пожал ему руку и побежал к себе наверх.