Все её мужчины. Книга I

Вместо пролога

Вместо пролога

– Кажется, на всем белом свете нет отца несчастнее меня, дорогая Ева! Судите сами. Целыми днями он гоняет по Кракову и по Вавелю на орловском жеребце! Это еще ладно. Но сколько денег он просадил в покер и вист – вымолвить страшно. И проигрывает-то мне в пику! На прошлой неделе пришлось ехать за ним в Казимиж – задержали в полицейском участке за драку. Как из Лондона приехал, нет с ним сладу. Взял моду кастет в кармане таскать. И шастает по таким местам, где благородному человеку и показаться то стыдно! На Рыночную площадь цыгане с ручными медведями приехали, народ развлекать. Так он  бедного мишку кастетом в челюсть уложил… каков, а? А третьего дня на дуэли дрался с гвардейским офицером. И где бы вы думали? На Сукенницах, в пять утра. На Су-кен-ни-цах!!! Слава богу, без крови обошлось. Неудивительно, что моя жена предпочла выбрать более спокойного… Одна надежда на князя Александра Михайловича, он обещал  взять моего оболтуса в Гатчинскую авиашколу…

Так жаловался на меня графине Блонской мой батюшка. Я слушал, прислонившись  к двери кабинета, стараясь не дышать, лишь бы не пропустить ни слова из приватного разговора.

Но начну с самого начала. Я родом из Кракова. Польский еврей по отцу, русский  – по матери. Несколько лет, по настоянию отца,  учился в Лондоне в одной из закрытых частных школ, потом в Оксфорде и, вернувшись в родной город, чувствовал себя ручной птицей, выпущенной на волю из клетки. Она летит к прежнему жилью, влекомая неведомым инстинктом и одновременно страшится попасть в него вновь.

Вот уже два месяца я жил в Кракове, стараясь вникнуть, не совсем удачно, в суть российской жизни.

Ювелирный магазин отца в Кракове, или, как он его величал, "салон”, был его любимым детищем, рабочей конторой и одновременно, местом отдыха.  Роскошное помещение в одном из красивейших домов на улице Святой Анны с высокими окнами, украшенными цветными витражами, с будуарной мебелью, безукоризненным обслуживанием и, конечно, изысканной коллекцией редких ювелирных украшений, привлекало богатых и очень богатых людей.

Салон был  излюбленным местом великосветских бездельников, где  обменивались новостями о скачках, сплетнями о дворе, где любезный управляющий всегда предлагал выпить чашечку кофе или горячего шоколаду.

Магазин занимал два этажа, кабинет отца располагался в самой глубине на первом и сообщался с торговым залом через контору.

Семья приняла христианскую веру еще два поколения назад, так что пейсов, длинных сюртуков, какие носят сейчас хасиды, а лет десять назад во всей Польше – все городские жители, мы не носили. Процветали... Богаты были сказочно. Я работал у отца в салоне помощником, подай-принеси. Правда, "подай-принеси” отцу, а не кому-нибудь. Другой, более важной работы батюшка мне пока не доверял, и на это, надо сказать, у него были свои причины.

В голове у меня, как выражаются в народе, свистел ветер. От природы я был крепким и высоким парнем. Ежедневные занятия в Англии конным поло изрядно развили  и выносливость, и мускулатуру. У меня были железные ляжки и твердые руки. Всем  видом я напоминал, скорее, гренадера или  швейцарского гвардейца, чем скромного еврейского юношу. Я был молод, горяч, полон жизни и сил, и после цивилизованной Англии, совершенно не представлял, как мне ими распорядиться в России. Моя блестящая карьера игрока в поло была прервана войной, хотя отец сказал бы иначе:

– Если бы не война, положившая конец твоему сумасбродству, ты бы и дальше продолжал бить баклуши.

Увлечение поло отец ни во что не ставил, выгнал вон  приятеля Дэнни прямо с порога дома, заметив (впрочем, совершенно справедливо), что такие субъекты хороши только для интерьеров борделей.

Ну, и что с того, что Дэнни голубой, но зато славный малый и блестящий жокей. Дэнни отнесся ко всему, как истинный англичанин, со спокойным достоинством, на бегах познакомился с американским мультимиллионером и владельцем лошадей, у которого как раз освободилась вакансия высокооплачиваемого интимного друга, и уже через неделю укатил с ним в… Впрочем, он не сказал куда, но обещал прислать открытку.

После месяца бездействия на меня напала хандра, русская хандра, та коварная особа, которая исковеркала жизни многих достойных людей. Я пустился во все тяжкие, лишь бы чем-нибудь разогнать тоску и уже подумывал о возвращении за границу, если бы не одно роковое стечение обстоятельств.

Ювелирные салоны принесли  моему деду немалое состояние, а отец еще больше приумножил наследство. Это баснословное богатство и благотворительность, конечно, помогали забыть некоторым из его окружения в Москве и Петербурге о нашем еврейском происхождении.  По крайней мере, об этом не говорили в глаза, но за спиной, конечно, каждый не сомневался в правильности известной российской поговорки: "Жид крещенный, что вор прощенный”.

Среди таковых были графы Блонские. Но я с удивлением узнал, например, что  с дочерью графа, батюшка находится в приятельских отношениях. Нет, не просто в приятельских – в дружеских.