Всё могло быть иначе

Всё могло быть иначе

Девушка сидела на полу, обхватив колени руками, и тихо плакала. Это был один из тех моментов, которые принято обозначать, как "весь мир поник перед ее глазами", или "всё стало серым, бесцветным, не радужным".

Однако такие мысли не посещали. Посетила только одна: «Всё могло быть по-другому».

«Была бы у меня в свое время смелость и решимость, и не следуй я каким-то ложным своим идеалам, всё было бы по-другому. Я ведь наверняка была бы счастливей, чем сейчас».

Она повертела в руках телефонную трубку. «Позвоню сейчас, поговорим, может, сходим в кафе, и станет легче. А потом?». Она отложила телефон и, запрокинув голову, начала рассматривать бессмысленные узоры на потолке, образовавшиеся от потрескавшейся то там, то здесь штукатурки.

«Если бы ты знала, какой это бесконечный, непомерно тяжкий труд любить тебя», - вспомнилось ей. Девушка презрительно фыркнула и закрыла глаза.

Как хорошо было в детстве, когда мальчики дергали девочек за косички, а те в ответ либо плакали, либо запускали в них первым, что подвернется под руку в тот момент, а потом все дружно шли кататься с горки, если дело было зимой, либо начинали играть в салочки, прячась за деревьями, если дело было летом. И все было мило и невинно до тех пор, пока они не начинали осознавать вторую подоплеку своих действий друг к другу, не начинали вначале браться за руки, а потом пробовать первые несмелые поцелуи.

«Я никогда не думала, что первый парень появится у меня по тогдашним меркам так рано, а по нынешним, так поздно, практически сразу после окончания школы... И нужен ли он мне был? а второй? а третий? а... ».

... 

Она проснулась от будильника, стука в дверь и родительских голосов.

«Странно», - подумала девушка, так как уже три года жила отдельно, однако встала, вышла из комнаты и протопала в ванну.

***

«Вы когда-нибудь видели монстра? А что с вами было бы если бы увидели? Примерно такие же чувства я испытала, увидев себя в зеркале...

Смотрело на меня оттуда конечно не оскаленная пасть с множеством щупалец, и даже не незнакомое лицо. Оттуда смотрела, как ни парадоксально Я, с большим прыщиком на лбу, пухлым лицом и волосами цвета переспелой черешни. Если мне не изменяет память, именно так я выглядела в свои семнадцать.

Когда ко мне вернулась способность хоть как-то мыслить, то есть я перестала смотреть в зеркало, первое, что пришло на ум: сплю. А если сплю, значит, могу взлететь.

После трех прыжков (на большее меня не хватило), я решила мыслить логически. Не получилось. Я умылась, лицо в зеркале не изменилось, следовательно, это не утренние галлюцинации. Подумала, что неплохо было бы подлечить свои и без того расшатавшиеся нервы, и что работа меня до белого каления доведет.

В прихожей хлопнула дверь, это хорошо, значит, родители ушли, и у меня есть возможность, посидеть в комнате и все хорошо осмыслить. После этой мысли, я подумала, а с чего это меня волнует присутствие родителей, как будто мне семнадцать лет. Тут мои умозаключения пришли в тупик, и я решила, что самое оптимальное - это не сидеть на полу в ванной, а все-таки пойти в комнату. И теперь я сижу на полу в комнате и пишу всё это. Зачем сама не знаю».

Девушка отложила листок бумаги, затем снова взяла, перечитала, порвала.

«Успокойся, - сказала она сама себе, - Я помню, кто я. Меня зовут Лиза, я работаю секретаршей на престижной фирме... мне... мне...23, или 17».

Переменчивость мира во всей своей полноте, смешение красок и черного с белым, нереальность бытия и иллюзорность всего сущего, проносились в ее мыслях. Семнадцать, двадцать три, семнадцать простые, обычные числа, перестановка которых может вызвать крах всего мировоззрения. Этого не может быть, потому что быть не может. И все двадцать три года она жила по этому принципу, или же жила семнадцать лет? Девушка посмотрела на настенный календарь - на нем гордо красовался год 2001. Значит - семнадцать.

«А не замечательно ли было, если все, что я помню, все последующие шесть лет жизни оказались сном. В чем-то жестоком, в чем-то правдивым. Но даже если это так, не значит ли это, что меня только ждут все, уже пережитые разочарования, боль? У нас не принято считать любовь, как некое серьезное чувство, считая, что это лишь симпатия. "Перегорит, перебесится", – думаешь ты, пока это не коснется тебя».

***

Лиза шла по большому городу, шла без цели и направления, шла для того, что бы идти и думать.

А может, просто случилось чудо, простое, обыкновенное. С ней. В силу её мечты или в силу её характера её дали второй шанс. Кто-то там пожалел её и решил все рубцы из сердца.

«Разве такое возможно», – грустно улыбнулась она. Девушка присела на скамейку под кленом. Когда она засыпала, был жаркий июль, а сейчас осень. Такая настоящая, естественная, с желтыми листьями, прохладным ветром и небольшими лужицами, в которых то плескались воробьи, то сидели нахохлившиеся важные вороны. Лиза всегда любила птиц. Всех от мала до велика. И мечтала завести маленького попугайчика, а лучше двух: желтого и голубого - мальчика и девочку. А он, не то что бы он был против, но всё как-то не до того, вечные дела, отнимающие время от чего-то неощутимо важного.

А теперь ей только семнадцать, и нет очень важных дел, и есть свобода действия, нет еще взрослых обязанностей, а те, что есть - легки и приятны, и так просты, есть еще не использованный потенциал, а самое главное есть личная свобода, свобода от любви. У нее еще нет его, и не известно встретятся ли они.

Каждый её парень оставил за собой опыт, и оставил шрам, а всего их пять, и последний - самый больной.

Она любила любовные романы, но не мечтала быть одной из их героинь. В счастливом детстве, она думала, что так не бывает, когда любишь одного, а живешь с другим, и только в конце жизни...