Всему своё время

Всему своё время

Новоселье закончилось около двенадцати ночи. Гости, гудящей, подвыпившей толпой, рассаживались по жёлто-чёрным машинам такси, махали на прощанье хозяину, посылали воздушные поцелуи и со смехом укатывали в темноту, мелькая напоследок двумя воспалёнными глазами-габаритами.

Андрей глубоко вдохнул холодный воздух, прислушался к тишине, но вместо ожидаемого беззвучья в ушах эхом роились музыка и голоса, что последние четыре часа клубились под потолком его новой квартиры. Он достал сигарету, в очередной раз отбросив назойливый комментарий своего лечащего врача, о том, что ему с его болезнью сердца нельзя пить даже разбавленный кофе, не то что курить. Доктор сказал это лишь единожды, но то ли человек в белом владел какой-то методикой гипноза, то ли знал пару техник НЛП - эти слова каждый раз зудили в голове, стоило Андрею достать очередную, уже двадцать пятую за день, бело-желтую трубочку, набитую душистым табаком. Знакомо чиркнуло колёсико зажигалки, короткая вспышка, глубокий вдох, в небо вылетела тонкая струя и растворилась в ночной прохладе.

Андрей прислонился к стене у подъезда и так простоял, тихо покуривая, пока от сигареты не остался один фильтр. Щелчком он отправил окурок в корзину, затем смял пустую пачку сигарет и отправил её туда же и неуверенной походкой, – Андрей, конечно же пил вместе с гостями, - держась рукой всё за ту же стену, отправился домой.

Квартира его находилась на двадцать четвёртом этаже новенького ЖК «Фатум». Вызывая лифт, он каждый раз думал, не дай бог он когда-нибудь сломается и мне придётся переться наверх. Лучше уж поживу в хостеле, пока его не починят. Он бы так и сделал. С тех пор как у него нашли эту болезнь сердца, название которой он мог повторить только читая по бумажке или со страницы «Википедии», со споротом, которого и так почти не было, он завязал совсем. Зато Андрей пристрастился к алкоголю и сигаретам, что, конечно же, губило его сильнее спорта, но хотя бы приносило временное удовольствие – так он себя утешал.

Ослабленный бездействием, отравленный веселящими и бодрящими ядами, он стоял перед дверью лифта и смотрел как на табло число «24» улетает наверх, а снизу вновь всплывает «число 24». Как лифт оказался на «24», если последние, кто им пользовались, были сам Андрей с гостями? Кто-то из них в шутку запустил лифт обратно? Несмешно, подумал он и подошёл ко второму (грузовому) лифту. С силой, точно от этого зависела скорость прибытия кабины, нажал красную кнопку и отошёл к стене напротив. Андрей закрыл глаза и прижался затылком к холодной стене. Приятное онемение пробежало по шее и ушло вниз, вызвав волну мурашек. Андрей прислушался к этому чувству, пока последний нежный укол не скрылся в конечностях, разлив по телу приятную бодрость. Когда чувство пропало, он заметил, что шум в ушах рассеялся. А еще заметил, что лифт так и не загудел.

Он открыл глаза. Теперь оба экрана над дверями лифтов бесконечно крутили «24». Будто какой-то порочный однорукий бандит, только не с тремя ячейками, а с…

Не успел он довести сравнение до логического конца, как из-за угла раздался старомодный ДЗЫНЬ!

Тут есть ещё лифт?

Андрей пошел дальше по коридору. Эта область прежде была завалена строительным мусором, он не заметил, когда её очистили. Он прошел вперед, свернул за угол и оказался перед двустворчатой дверью: из белого гладкого материала, похожего на мрамор, но с золотыми прожилками, в котором можно было разглядеть своё размытое и удивлённое отражение. Не было никаких ручек, кнопок, рычагов – ничего, что позволило бы совладать с устройством. Андрей уже хотел пойти назад, как створки с тихим механическим гулом поползли в стороны. Из кабины наружу просочился приятный, чуть желтоватый свет. Кабина внутри была обставлена как комната ожидания в дорогом косметологическом салоне. В углу стояло небольшое кресло с позолоченным ножками в виде львиных лап. На белой обшивке разместились певчие птицы. Рядом на круглом журнальном столике, сделанном из того же мрамора с золотыми прожилками, лежала книга в мягкой обложке. Освещал кабину старомодный торшер с белым абажуром, усыпанным теми же птицами, что и кресло. В лифте пахло лавандой и чем-то ещё: отдалённо знакомым и хорошо забытым.

Андрей вошел в кабину. Автоматически занёс руку налево, туда, где обычно находилась панель с кнопками, но уткнулся в мрамор. Видимо, лифт ещё недоделан, подумал Андрей и уже сделал шаг к выходу, когда мраморные створки снова сошлись вместе.

Лифт тронулся. То ли от избытка алкоголя в крови, то ли от головокружительного аромата лаванды и чего-то ещё, то ли от всего вместе Андрею показалось, что лифт едет не вверх, а вперёд. Его пошатнуло, ноги подкосились. Андрей полетел назад - точно в кресло со львиными лапами. Кабина заметно дрожала, точно автомобиль, заехавший на брусчатку. Но чем дольше лифт двигался, тем слабее была вибрация кабины. Спустя двадцать секунд, лифт спокойно гудел и катил по-прежнему вперёд.

Никаких опознавательных знаков, хоть как-то объясняющих поведение лифта, он не обнаружил. Никакой инструкции, никаких указателей, никаких надписей. Только мрамор, торшер, да книга. Может, в ней ответ? Андрей взял книгу. На обложке жизнерадостная пожилая женщина сидела на скамейке в парке в окружении людей, чьи лица заволокло туманом. Вместо названия он увидел две даты: «11.04.1946 – 02.07.2022».

Андрей открыл книгу, просмотрел пару страниц, зажмурил глаза и открыл снова. Перелистнул еще несколько страниц, но это не внесло ясности. Буквы, настолько мелкие, что их прочитать невозможно без мощного увеличения, сливались в тончайшие цепочки, идущие не слева-направо, а отовсюду во все стороны. Буквально паутина из слов, в которую попали другие слова, предложения и целые абзацы. Что за причудливый способ повествования? Андрей открыл последнюю страницу, тут же закрыл книгу и положил обратно на стол: ему показалось, что слова возникают у него на глазах.

Пытаясь соединить увиденное в нечто рационально-осмысленное, он пропустил момент, когда лифт остановился. Двери чуть дрогнули и покатились в стороны, сверкнув золотыми прожилками. По ту сторону лифта стоял человек: около пятидесяти лет, аккуратно зачёсанный, в старомодном чёрном костюме, в белых перчатках, глаза его скрывались за непроницаемыми очками, кажется, выполненными из того же материала, что и прожилки в стенах лифта.