Встреча.

Встреча.

 Купил Карабасов бутылку лимонада «Буратино» - сделал себе подарок выходного дня. Пришёл домой, открыл, а налить не выходит - жидкость внутри не мокрая, да и вообще, её как бы и нет, так, одна видимость. 
 «Как же это,- думает Карабасов,- бутылка настоящая, а лимонад нарисованный? Наверное, и сама бутылка поддельная». Посмотрел получше - действительно из картона, сверху лаком покрыта и вовсе не прозрачная. «Зачем купил, куда смотрел. Может продавщица была симпатичная и я сильно отвлекался в её сторону?» - предположил Карабасов и вернулся в магазин проверить. 
 Пришёл - а там ни продавщицы, ни лимонада, одна старуха кефир продаёт, а рядом старик в валенках на пустом ящике сидит, на скрипке играет. Вернее, не играет, а делает вид, потому что струн нет и вместо смычка - палочка от мороженого. Да и сама скрипка очень подозрительная, на полено похожая. 
 Спрашивает Карабасов у старухи: 
 - Где здесь лимонад «Буратино»? 
 - Сегодня вечером непременно дождь будет, поэтому кефир берите, не пожалеете. 
 - Буратинов здесь нету, - встрянул старик, - здесь для них холодно. 
 - Для кого холодно? - не понял Карабасов. 
 - Когда дождь идёт - всегда холодно, - продолжала старуха,- возьмите хоть две бутылки, кефир жутко свежий. 
 - Я насчёт продажного лимонада...- начал Карабасов, но старик снова перебил. 
 - Буратины - такой народ, упрямые они. Говоришь им, а они всё по-своему: пищат, носами упираются, и хоть ты тресни. 
 - Какими носами? 
 - Своими. Носы у них твёрдые, да острые, - оживилась старуха, - они ими домики в деревьях делают и сидят в них. 
 - А молодые продавщицы здесь бывают? - вспомнил Карабасов. 
 - Молодые? Бывают. Но не здесь,- засмеялся старик, показывая на старуху. 
 - А ты, что ли лучше! - рассердилась старуха и погрозила сморщенным кулачком. 
 Старик, как бы шутя, замахнулся, женщина шутки не оценила и выронила бутылку, которая звонко хлопнула, разлетаясь брызгами и стёклами. Запахло кисломолочным. Старик такому веселью обрадовался, стал «играть», пританцовывая и подпрыгивая. 
 Хотя его никто по-прежнему не мог слышать, по зверскому выражению лица можно было догадаться, что играет он фальшиво. Карабасов очень рассердился, сам он музыку сильно любил, хоть и без взаимности, поэтому готов был убить этого «мужыканта». 
 Старухе дедушка не нравился как явление природы, без всякой причины и музыки. Она всегда искала повод отомстить за неудачную судьбину, а здесь был не только повод, но и союзник. Давая выход накопившемуся, она просто взяла с витрины бутылку кефира и кинула. Брошенное в цель не попало, но сама цель, испуганно отшатнулась, потеряла равновесие и размашисто упала, имитируя прямое попадание. 
 - Вы, кажется, его убили! - испугался Карабасов, 
 - Вы же этого хотели? 
Карабасов смутился. 
 - Не боись, ничего ему не сделается. 
 - Посмотрите, у него лицо белое! 
 Старуха одела очки, всмотрелась, сняла очки. 
 - Это кефир, он весь кефиром обделался. 
 - Это вы его обделали! - не выдержал Карабасов, - обделали и уделали! Вас в тюрьму надо! 
 Старуха подняла над головой свои нестрашные кулачки и пошла на Карабасова, как танк или самоходное орудие. Карабасов приготовился к бегу, но в это время старик, про которого временно забыли, подкрался и снова замахнулся, ещё страшнее, ещё неожиданнее. Старуха даже вскрикнула, и, не дожидаясь удара, повалилась на пол, замерла без движения. 
Карабасову стало жаль пожилую женщину, он наклонился, чтобы, сделать искусственное дыхание, но старуха схватила за шею и звонко поцеловала. 
 - Ах, вот какая ты,- пропел старик, доставая из кармана гранёный стакан,- я так и знал, что у тебя кто-то есть. 
 - У меня их столько, сколько тебе и не снилось, Паганини,- огрызнулась старуха, делая новые, уже безуспешные попытки. 
 - Прелюбодейка! - крикнул старик, наливая полный стакан кефира. 
 - Не трогай кефир, он казённый, - взвизгнула старуха. 
 - Пусть твой иностранец заплатит. Твоё здоровье, мерзявка, - старик чокнулся с бутылкой и залпом выпил. 
 - Я отечественный,- попытался оправдаться Карабасов. 
 - Раз про Буратинов спрашиваешь, значит не наш. У нас этого зверя не водится, - и выпил второй стакан, тоже залпом. 
 От двух залпов со стен-потолков посыпалось. 
 - Алкаш,- сказала старуха и заплакала. 
 - Я ж с горя, так все делают,- успокоил её старик, открывая новую бутылку. 
 - Ты убьёшься, его много даже детям нельзя. 
 - Даже детям,- подтвердил Карабасов. 
 - Даже нам,- закричали проходившие мимо пионеры и отдали салют. 
 - Даже им,- не успокаивалась старуха, принимая у пионеров салют. 
 - Даже вам, Буратинам, - сказал старик и потрогал Карабасова за нос. 
 - Я-  не Буратино, я - Карабасо! - ответил Карабасов и чихнул. 
 - Смотри, какой у тебя носик, - пропел старик, беря на «скрипке», в унисон с голосом, воображаемую ноту. 
 - Так мой нос длинный, по-твоему? 
 - По-моему - длинный, изрядно длинный. 
 - А у тебя, зато - руки нет, - отомстил Карабасов и схватил старика за рукав. Рукав был пуст. 
 - И-и-и...- застонал старик,- да как же я на скрипке играл? 
 - Отдай,- сказал Карабасов и потянул «музыку» себе, - теперь я на ней буду. Хуже, чем у тебя всё-равно не получится. 
 Старик не удержал инструмент одной рукой, но палочку от мороженого всё же сломал, зажав её между коленями: 
 - Обойдёшься без смычка! 
 - Обойдусь. Есть такой приём в музыке - «пиццикато». Для него смычок даже лишний, всё пальцами делается. Но ты, дикий человек, про это вряд ли слышал. 
 Но потом Карабасов вспомнил, что никогда не умел на скрипке - ни пальцами, ни смычками, - положил инструмент на пол и осторожно отодвинул. 
 - Возьми, я шутил. 
 - Шути дальше, - огрызнулся старик, и, видя бережное отношение Карабасова к инструменту, наступил на неё валенком, чтобы назло. 
«Скрипка» загудела, но осталась целой. Тогда старик взобрался на ящик и прыгнул. «Скрипка» выдержала и это. Совсем потеряв голову, дедушка разбежался, как футболист на штрафном поле, да как стукнет ногой, так сильно, что даже мимо, в пол, в бетонную его ступень. Треск пошёл по магазину, нога разлетелась, деревянными брызгами осыпала. Когда утихло, разбуженное звонким ударом, эхо, старик сидел на полу и разглядывал переломанный протез. Вид его был жалок. 
 - Почему из меня кровь не идёт? - говорил он, подозрительно оглядываясь, - почему во мне боль незаметна? Неужели я весь, как моя рука, из пустого вещества сделан? А может, я Буратино?! 
 - Забыл тебе сказать, - замялся Карабасов, - нога у тебя, того, деревянная была, зря ты ею размахивал. 
 - Инвалида обижать,- вскричал старик, не найдя других слов, поднял с пола выпавший из кармана свисток и засвистел, - помогите! Здесь происходит нарушение конституции! 
Карабасов не на шутку испугался, заметался по магазину, засуетился, сшиб покупателя, опрокинул урну, а тут ещё старуха следом скачет: 
 - Неужели ты меня бросишь, неужели обманешь? - и кефир прямо из горлышка садит - бутылку освобождает, чтобы дальше кинуть. 
Карабасов, удивлённый такой отвагой и преданностью, не устоял, сдался. 
 - Пойдём, будешь вместо бабушки,- и за шиворот взял, чтобы не передумала. 
 Приходят домой, а там уже старик, сидит на кухне, в лото на деньги сам с собой играет. Увидел входящих, всё со стола на пол сбросил, чтобы никто не понял, как он продулся: 
 - Мне прокурор объяснил, что ты мне сын. Будешь платить алименты по гроб жизни. 
 - Папа! - обрадовался Карабасов, от неожиданности чуть не падая в обморок. 
 - Целуйтесь, собаки, ведь не чужие,- запричитала старуха и чтобы не показать навернувшихся слёз, высунулась в открытое окно, словно там срочная забота или неотложный интерес. 
 - Целуйтесь! - кричали пионеры, маршируя под окном, размахивая флажками и шариками... 
 - Наконец-то вы встретились, - шептала старуха и плакала, уже не сдерживая обильные слёзы давно живущего существа. 
 - Наконец-то мы встретились,- повторяли друг другу отец с сыном, не веря глазам своим. 
 На следующее утро, в понедельник, Карабасов взял бессрочный отпуск без содержания, по семейным обстоятельствам жизни, и уехал восвояси.