Встреча На Елисейских Полях

Встреча На Елисейских Полях

Случилось быть мне однажды на Елисейских полях. Да только не Парижских, а Преднебесных. Встретился мне тамошний пастух-инструктор — весь в драных одеждах и над головой его отчаянно дырявый, промокающий напрочь нимб скошен, как у солдата-срочника дембельного периода. И голосит тот пастух-инструктор, голосит во всю свою поднебесную глотку чуть ли не Иерихонской трубой.

Опешил, остановился, представился... Отвлек преднебожителя от плачей Египетских, заговорил от тощих жизни местах. Так и познакомились. Пастуха звали, естественно, Пан, правда, с виду не козлоногий, а по преднебесной иерархии — Ангельский.

—  Ну, тогда я, — говорю, — вроде как господин Киевский. А пан , он что господин, что товарищ, стало быть, и вы господин Ангельский.

— Ну, поп свинье — не товарищ, — но только и впрямь вид у меня хотя и преднебесный, но далеко как не панский. — Одним словом, согласился Пан ангельский господином Ангельским величаться.

— Что бродишь до времени в Преднебесье? — спрашивает у меня господин Ангельский.

— Так вот, вроде бы на экскурсию, строго по синусоиде попутного сновидения. А ещё потому, что ангелы стали ко мне в сны сами являться. Вот и выбрался разобраться, что да как.

— Ну, тогда ты попал строго по назначению. Но особо разбираться тебе здесь не в чем. Понимаешь, все эти души небесные, которые на Земле ангелами обзываются, шибко нематериальны. Но, поди ты, до земных блажей охочи. И надо мной, стариком, всячески потешаются, поскольку из-за сплошных забот в Преднебесье, нет и не может у меня быть видов на Землю материальную, тогда как они любыми правдами-неправдами так и метят сигануть без всяких-яких прямёхонько на твердь земную дабы куда как больше грешить чем в прошлые времена. Для таких отчаянных на астроплане семь дней как семь лет, а, поди ты, дельтапланов в Преднебесье отроду не водилось.

Вот и выпрыгиваю скорые косяками. И тут же разбиваются. И такое очень часто случается. То и дело закипают страсти от неуёмных ангелов и ангелиц, но чуть те только взбрыкнутся в Преднебесье, так тут же оземь звёздным камнепадом. Вроде бы и души учётные, а в обездушенные камни оборачиваются. А вы там у себя на земле неистовствуете: “Метеориты, болиды, астероиды!..”

Враки. Это всё те, кто без меня, пастуха-инструктора из Преднебесья, в земные веси пожаловал. Многие сразу с астроплана, ещё и от грехов прошлых как следует не отмывшись. Им слово, а они тебе три, и уж так срочно вновь подавай им твердь земную обетованную для всяких пуще прежних злопакостей, а там уже и без них, сам понимаешь... И конечно же, никаких преднебесных амортизаторах и ремнях безопасности они толком ничего сном-духом не ведают. Так мало того, что сами в камни скипаются, они ещё и другие живые души собою же губят. Шибанёт такой камень по темечку — и представился на астроплан очередной имярек.

А люди не чебуреки, им бы дозреть до смерти — тогда и в стаде преднебесном вели бы себя гоже, а не чудили бы тупо с извечно вздорным: “Даёшь!” А то ещё урекает кого такой, с позволения, камень, и прощения не попросит, и останется на земле хатка в три латки, а душа без крылатки отлетит до времени и даже собьётся на межзвёздном пути. Потому как всякую душу иной другой пастух в стадо для усопших не успеет забрать, и будет блуждать сия душа, пока не пристанет к таким же бестолковкам и не ударится в преднебесную революцию.

Опять же, в небесном стаде ангелов недочёт, а мне выговор за это вкрутую от самого Старшого, поэтому и поставлен обучать преднебесные рати не просто с небес башкой оземь сигать, а возвращаться очень нежно, по-божески, и в человеческих обликах на земле проявляться. Покорные обучаются долго, и, как подобает, безропотно; спешные же — хоть и не камнями оземь бряк-бряк, а всё равно норовят выскользнуть не людьми. Ты такому тысячу раз талдычишь: “Нежненько, дурка небесная, через лоно женское, через лоно”, а он тебе на то с Преднебесья бряк-шмяк. Не человек, а ворона.

Где лицом прямо о камни чиркнется, ещё и нечеловеческим, ангельским истешет то лицо, сотрёт до тыльно-черепных косточек — и на том всё. С таким видом никто его в люди не выпустит.

Или вот что ещё: едва лишь от живительного патрубка в пуповине вздохнёт, как тут же тебе поспешно и закаркает. А ему же говорилось, дурню, что в плаценте не каркать, а постигать ауру человеческую через лоно матери земной следует. Вот и хватаешь таких сорвиголов, и вытряхиваешь из человеческих обликов. А с другой стороны, они уже вроде как и не ангелы, потому что и рожицы у них покоцанные, и глотки поземному лужённые.

Думал я долго над тем, что с этой бесполезной братией делать. Хотел было на усыпку да на утруску списать, да только сам Старшой через допотопного ангела положил на меня анафему, через которую даже ангельский нимб скосило, и повелел мне допотопный ангел со Старшим в бесплодную полемику не вступать, а по совету старших же начальственных серафимов пообуздать младших поспехов и любыми путями нелепое положение выправить. Вот я и выправил.

Посмотри: чуть только где городок, чуть только где деревенька, чуть только где крыша над хаткой на огульном сквозняке — там, рядышком с обителью человеческой, обязательно сыщется стая вздорных ворон — бестолковых, глупых, крикливых. Чуть что как закаркают — хоть уши воском залей. Даже нам здесь, в Преднебесье, прямо беда с барабанными перепонками. Это оттого, что они, вороны, все до единой меня чистят, в недочёт человеческих своими обликами безобразными.

А чуть война, они же первые ещё живым да тёплым глаза до смерти клюют. Но и люди к ним, прямо скажу, тоже идут не с лаской. Чуть где голод, проруха — первым делом на вертел сажают ворон и, хоть плюются, а съедают до косточек. А Старшему от всего этого просто нутро воротит.