Встреча с Первым из Нас

Встреча с Первым из Нас

Шайю затянуло в этот сон как-то незаметно, будто бы даже ненароком. Раз, и нет вокруг коридоров и переходов "Слейпнира", его ковров, зеркал, стёкол, буйной роскоши, есть только бескрайнее, безграничное полотнище высеребренной сиянием луны степи, да опрокинутая над нею чаша иссиня чёрного неба. По чаше рассыпались искры далёких, бледных рядом с Повелительницей Ночи звезд. Некоторое время, девушка так и стояла, запрокинув голову, подставляя лицо прикосновениям лунных ладоней. Потом потянуло откуда-то справа дымом, послышался треск искр, выстреливавших из пляски пламени ввысь, зазвучали голоса - чужие, гортанные, жизнерадостные.

Чем ближе девочка подходила, тем чаще ворочалось в груди тёплое, совсем непугливое удивление - её взгляду предстал остановившийся на ночевку.... табор. Слово пришло само собой, его значение стало ясно не сразу.  Люди - черноволосые, смуглые, крепкие, не замечали астропатку, а вот она видела в их чуждых лицах знакомые черты. Вот та женщина, что окриком усмирила огромное животное с длинной гривой - коня - подсказала память - вылитая милитант. Девчонка, звенящая монистом у огня, уж очень похожа на Сигму. Полногрудая женщина, что склонилась над пристроившим на её колени голову.... Шайя отвернулась. Отвернулась и встретилась взглядом со стариком, сидящим у костра. Он улыбался ей, явно видя маленькую астропатку во всех подробностях. Она молчала долго, держа этот взгляд, отметила едва-едва недовольство движением бровей.

-К чему этот спектакль? - спросила негромко.

-Садись, раклы. - Похлопал тот ладонью по попоне рядом с собой.  - Я стану говорить, ты - слушать. Таковы законы и обычаи. Дальше тебе быть колокольцем и струной.

Старик не был похож на Локи. Верней, сходство было, но столь мимолетное, что его можно было смело отбросить. Этот человек с лицом, напоминающим печеное яблоко, иначе говорил, иначе двигался, иначе звучала его гортанная речь.

- Бикхэритко сунэ ты, та, что по снам бродит. Во снах колокольцем звенеть станешь, говорить Баро о том, где табор злые люди ждут.

Чёваханя ты, станешь по ту сторону живое с неживым струной сшивать. То и сила большая и воля немалая и мудрости требует. Справишься ли?

-Зачем бы мне это? - скривилась Шайя. - Это не мой сон.

-Не твой. - Согласился старик. - Твоих снов не будет больше. Только чужие. И ты либо примешь чужую ношу, либо растворишься в них. Станешь тенью и, однажды, не успеешь за табором. Только тот, кто может что-то нести, может угнаться за кибиткой. Тот, чьи руки пусты, остаётся в степи.

- По-моему, мои руки давно пусты, - она качнула головой, отвела взгляд, уставившись в огонь.

-Память ты несла, раклы. Полную корзину. Теперь корзина пуста. Я положу в неё колокольцы и струны, если сумеешь поднять их. - Чёрные глаза не сводили внимательного взгляда с девочки.

-Ну попробуй, - ее голос был равнодушен, но в нем проскакивали нотки извечного ее любопытства. У её колен и впрямь появилась корзина. Плетенная не из лозы или прута, а из плоских, высохших листьев. На ладони старика блеснула горсть бубенцов.

-То голос твой, раклы. День ты ходишь мёртвая меж живых, слышишь больше них, видишь дальше них. Во все тени заглянешь, вперёд быстрых пройдешь, дольше сильных сдюжишь. Затем, чтоб придти к Баро, да колольцами назвенеть ему, где засада ждёт, где обманка, а где и волк степной из ковылей зубы точит.

Зазвенели бубенцы, ссыпаясь с ладони на дно корзины. Сыпались и сыпались они. Сыпались и сыпались, пока не заполнили больше половины.

-Где же я найду Баро, если так далеко уйду? - рассеянно спросила Шайя, заглядывая в корзину.

-По струне пойдёшь, раклы. Ту нить, что сейчас связала вас, я уберу. Не дело то, на привязи взор да слух держать. Сама сплетешь себе струну такую, что тронь её - домой зовёт, да дорогу указывает. Как плести - не хуже меня знаешь. А вот тебе струны те, что по миру мёртвых вышивать позволят узоры песенные, да металлические.

Струны были смотаны в клубок, поблескивали зелёным, пахли знакомо. Клубок упал на бубенцы, динькнул негромко.

-Чужие струны-то... - с легким сомнением заметила девушка.

-Пока - чужие. Потом своих наплетешь, как в силу войдешь. - Качнул головой старик. - Возьми-ка корзину, проверим, по плечу ли ноша.

Девочка послушно встала, приподняла за плетеную рукоять. Невесомая с виду корзинка даже донышка от утоптанной земли не оторвала, чувствительно дернув руку обратно.

-Тяжеловато, - призналась Шайя, усаживаясь обратно. - Немного.

Старик хмыкнул, огладил щеки задумчиво.

-Скажи-ка мне, раклы, чем ты корзину поднимала и для чего. Только хорошо подумай.

-Рукой, понятно же, - она демонстративно помахала ладошкой. - А для чего - я и сама до конца не знаю.

-Руки твои, девочка, хваткой костяной в понёву смертную вцепились, там, в черноте межзвездной. Хорошо думай. - Старик нахмурился.

-Да не знаю я! - огрызнулась сердито Шайя.

-Тогда сядь и думай. - Строго ответил дед, сверкнув чёрными глазами. А я тебе сказ пока расскажу, чтоб думалось лучше.

Он выпрямился на попоне, уложил руки на колени.

-У Первого из Нас было множество сыновей и дочерей, раклы. Век за веком, расселялись они по миру, рожали детей, терялись и находились. А память людская сохранила лишь троих сыновей, тех, кто с ним с Терры уходил, тех, кто Воителя в лицо видел.

За спиной Шайи возникли три тени. Обернуться хотелось жутко, но что-то мешало.