Вторая ступень

Глава 19. Вне сети

18 декабря 2068

Вечер уже давно собирался передавать смену ночи, а Леонид с Олегом всё не возвращались. Майя сидела у окна и ждала. К удивлению Зарубского она не желала смотреть в экраны внешних камер. И даже наглядная демонстрация того, что объёмное изображение намного реалистичнее обычного вида из окна не могло заставить девочку оторваться от стекла. Созерцание ночной пустынной улицы придавало ожиданию особый драматизм, а бесснежная зимняя тишина добавляла в картину краски непривычно чужой реальности. 

За последние несколько дней Майя перекинулась с парнями всего несколькими фразами, и этой малости хватило для появления душевной привязанности. В огромном непонятном мире эти два непохожих парня стали для девчушки настоящими родными братьями. И даже то, что им не о чем было разговаривать, отлично вписывалось в понятие “семья”. Майя слышала множество рассказов о старших братьях. И везде они были неразговорчивые, отстраненные, порой грубоватые. Но всегда надёжные и верные. Сколько себя помнила, Майя твердила как молитву два слова на букву “С”. Всего два коротеньких слова — “семья” и “счастье” стали для маленькой бродяжки средоточием чаяний, настоящей религией и единственной целью. И вот мечта стала реальностью. Есть дом. Пока не свой, но уже родной. Люди относятся с невиданным почтением. Любые желания исполняются тут же. Повсюду следует охрана. Феликс Николаевич — настоящий Дед Мороз… Поначалу Майя старика боялась. Но словно зверёк, очень быстро учуяла в нём друга. Феликс Николаевич порой смотрел с такой запредельной добротой, что лишь невероятная стеснительность не позволяла девочке забраться к нему на колени. А ведь временами этого так хотелось.

Замечтавшись, Майя пропустила появление машины. Бесшумный электромобиль скользнул во двор. Но из машины вышел только Леонид. Майя застыла от удивления, а Леонид уже распахнул входную дверь. Зарубский тоже удивился.
— Доброго вечера! А где Олега потерял? — в напускном веселье Феликс Николаевич отлично умел прятать волнение. Но Майю этот фокус обмануть не мог.
— Здравствуйте! — Леонид устало улыбнулся, — Олег попозже приедет. Наверное. В кафе они пошли.
— Они? — случайно заданный хором вопрос мигом развеселил Леонида.
— Да. Этот свинтус склеил лаборантку Лару. Знаете её? — и, видя нелепо вытянувшиеся физиономии, добавил, — А что, нам ни с кем нельзя знакомиться? Не беспокойтесь, ваше гестапо в курсе. С ними два вагона охраны поехало. А что на ужин?

***

Олег смотрел в глаза новой знакомой и совершенно не слышал слов. Хотя справедливости ради надо отметить, что не слышал он вообще ничего. Следящий за ним Попов отлично понимал состояние молодого человека. “Процессор перегружен обработкой визуальной информации, а аудиоканал, похоже, в пролёте…”
Олег смотрел в нереальную зелень глаз, то и дело стрелявших из-под низкой рыжей чёлки. Олег никак не мог решить, на что больше похоже этот лукавый и одновременно беззащитный взгляд. То, казалось, он сверкал как солнечный блик на воде, то нежно просвечивал будто заходящее солнце сквозь молодую траву. От этого взгляда кружилась голова и слабели ноги. Не смотря на постоянно обновляющиеся на столе напитки, в горле у молодого человека постоянно был сухой комок. Голос девушки был необыкновенно мягок и производил на собеседника почти гипнотическое воздействие. Олег совершенно потерянно смотрел на Лару, и наслаждался её голосом как музыкой. Ему не было дела ни до сидящих вокруг охранников, ни до шизофренической музыки, ни до чего вообще… В голове крутилась лишь одна мысль: “Неужели мне суждено было провалиться сквозь время, чтобы повстречать её? Это либо божественное провидение, либо сказочная удача!”

Увы, Олег и представить не мог, как он далёк от истины. Цапин напряжённо следил за Олегом и его спутницей сразу с нескольких ракурсов. Чуткие сенсоры мониторили сотни параметров состояния. Олегу же было невдомёк, что в тот вечер в кафе вообще не было ни одного постороннего человека. И бармены, и официанты, и посетители — все эти роли исполняли подчинённые Пушкова. Внимание юноши было целиком поглощено созерцанием сказочного образа рыжеволосой красавицы. 

Директор НИИ в это время получал удовлетворение иного рода. Зашкаливающие показатели эмоционального фона объекта автоматически превращались в стремительное ускорение графиков считывания, а это в свою очередь сулило… И ныряя в грезы о сказочных выгодах, Денис Евгеньевич нежился в них словно в морской пене августовского средиземноморья. Пушков из последних сил следил за происходящим в кафе. Завершался очень сложный день, и службист был на пределе. Затея Цапина ему совершенно не нравилась. Валентин Иванович был убежден, что переброска ключевых специалистов на выцарапывание образа идеальной пары из психограммы Олега, а затем на воссоздание её в биообразце — совершенно напрасная трата сил. Но шефу эта идея почему-то понравилась. И службисту оставалось только скрипнуть зубами. Темпы, которых затребовала работа, обещали свести на нет нужный процент надёжности предприятия. Пушков был уверен, что с каждой секундой приближается неизбежный крах операции. 

И эта секунда настала. Олег поставил стакан на стол. Удивлённо хмыкнул и совершенно иначе взглянул на спутницу.
— Тебе непонятно, почему человек читает одну и туже книгу много раз? А тебя не удивляет, что он ходит много раз в театр на одну и ту же пьесу?
— Мне кажется, пьесы не бывают одни и те же. Их играют актеры постоянно по-разному. А вот кино и книги незачем смотреть и читать множество раз. Можно, конечно. Ну, чтобы там, понять и запомнить. Но десятки раз… Это бред!
— В том, что театральные постановки не бывают одинаковыми, ты права. Актеры не могут находится в одном состоянии. Они постоянно иные. И зрителю хочется наблюдать, каковы они, как они сыграют сегодня. Тут текст уже не важен, искушённый зритель его знает наизусть. И в театр он приходит для общения. Да, да! Именно общения! Эмоционального. Далеко не всегда нужны слова. Можно свободно обойтись и без них? — и Олег с угасающей надеждой посмотрел в травяную зелень глаз.
— Ну, а книги тут при чём? С ними-то нет никакого эмоционального общения? Они-то постоянны!
— Они — да. Но люди, их читающие — нет. Видишь ли… Мы ведь тоже постоянно меняемся. В каждом эпизоде жизни мы иные. А к любимой книге мы обращаемся за тем, что бы отфиксировать, определить, понять себя в тот или иной момент жизни. Тебе не понятно? Через любимые книги и фильмы мы стараемся понять себя. Пережить с героями их переживания, в новом для себя качестве… — тихий голос Олега был полон разочарования.

“Мда… Доигрались” — мысленно подвёл итог вечера Пушков. Он оборвал контакт, скинул штиблеты и растянулся на диване. Трансформирующееся ложе еще производило подгонку формы под позу хозяина, а Валентин Иванович уже забылся крепким сном.

19 декабря 2068

В предрассветный час вызов Канева не сулил ничего хорошего. Шеф просто кинул: “Ко мне!” И отключился. Валентин Иванович набегу закинул в рот таблетку стимулятора, прополоскал рот освежителем и бросился к электромобилю, на бегу проклиная недоверие шефа сетевой защите.

Канев был мрачен. Непривычно было видеть его не во главе стола, а сиротливо примостившегося у журнального столика. В руке была ополовиненная пивная кружка. Пушков с удивлением учуял запах коньяка. Увидеть шефа, с утра пораньше надиравшегося коньяком — этого службист ожидал меньше всего. Эдуард Аркадьевич рассеянно махнул кружкой в сторону кресла. Пушков присел. С полминуты Канев молча смотрел в пустоту. Затем, собравшись с силами, резко встал. Секундный слегка удивлённый взгляд на кружу — и она летит в угол кабинета. Лицо в миг обрело привычную жёсткость, тяжёлой поступью Аркадий Эдуардович прошествовал к сейфу.
— На…
Озадаченный Пушков растерянно принял тонкую пластиковую папку. Удивление службиста росло с каждой секундой. В папке было всего два листа. Пробежав глазами, Пушкову страшно захотелось тоже плеснуть себе коньяка в глубокую посуду. Но вместо этого он прочел всё ещё раз. Новости были обескураживающие. В сеть каким-то образом просочилась информация по опыту Зарубского. Придав голосу максимум спокойствия, службист осторожно уточнил:
— Это всё?
— Мало тебе? — шеф горько усмехнулся.
— Про объекты, по крайней мере, не упоминается. Это хоть и слабо, но обнадёживает.
— Именно, что слабо… 

***

Голова Пушкова буквально кипела. Сбросив управление электромобилем автопилоту, службист поднял на ноги всех подчинённых. План действий составлялся, утрясался, анализировался одновременно. А по прибытию в НИИ Пушков уже начал получать отчеты о выполнении. Подходя к капсуле лифта, Валентин Иванович наткнулся на молоденькую лаборантку. Худющее личико, боязливо выглядывающее из-под громадной черной челки, сразу напомнило Майю. Идея разом оформилась в очередной пункт плана, который спустя несколько минут был изложен Цапину:
— Майю сажаем на круглосуточный контроль домена Зарубского! 

***

Майя с интересом смотрела на Феликса Николаевича. В пси-сети старик пользовался образом элегантного пожилого джентльмена — стройная высокая фигура, расправленные плечи, стильный костюм лондонского денди вековой, а возможно и двухвековой давности. И только лицо было своим. Усталая маска морщин в обрамлении серебряной седины по-прежнему смотрела с непередаваемой нежностью.
— Вот это и есть мой домен. Я здесь размышляю, моделирую опыты, делаю расчеты… В общем, работаю. И теперь ты — хранительница этого места. Давай, я тебе всё покажу.
Уже насмотревшейся на чудеса виртуального мира Майе домен Феликса Николаевича показался простым филиалом НИИ — множество лабораторий, бесконечные ряды архивов и хранилищ, рабочие кабинеты… 
— А это конференц-зал, — Зарубский распахнул двери, и Майя с удивлением обнаружила, что это самое маленькое помещение. Она вопросительно посмотрела на старика, а он пояснил: — Здесь мы с коллегами собираемся для обсуждения важнейших вопросов.
— Но тут же всего шесть кресел. Почему? У вас в кабинетах и то стульев больше.
Старик нахмурился и нехотя признался:
— Там стулья для антуража. Проще говоря, для обстановки. Видишь ли, когда я был молодым учёным, пси-сеть еще не захватила все области жизни. И я привык работать в обычных, порой тесных и даже неудобных помещениях. Вот мне и захотелось в своём домене заиметь роскошные кабинеты, — сказав это, Феликс Николаевич смешался, стесняясь собственной тяги к роскоши, — А сюда приходят только мои ближайшие коллеги. Их всего четверо.

Произнеся последнюю фразу, Зарубский резко отвернулся и зашагал к центральному входу. В голове Майи вертелась масса вопросов, задать которые было попросту страшно. Она молча бежала за размашисто шагающим стариком и осмелилась спросить, когда они покинули пси-сеть.
— А что мне нужно делать? — выпалила разом, ещё как следует не успев испугаться.
— Ты будешь контролировать неприкосновенность домена, — буркнул почему-то рассерженный ученый.
— А как? — лепет Майи отрезвил старика, огорчённого своими мыслями.
Вздохнув, Феликс Николаевич неспешно пояснил:
— Майя, ты очень чуткий человечек. Твоя задача — находиться в домене и при первой же попытке проникновения подать сигнал.
— Как? — к Майе мгновенно вернулся стах из прошлого, когда всё было против неё. И это всё было всегда сильнее.
Зарубскому потребовалось более получаса на втолковывание девочке кажущегося очевидным факта личной безопасности.
— Майя! Ну, поверь мне! Никто не вздумает допускать тебя туда, где может быть опасно. Ты слишком ценна. Неужели тебе это ещё не понятно? Ты просто будешь там находиться. Находиться со мной! И будешь слушать свои ощущения. Как только тебе что-то не понравится, подашь сигнал. И всё!

Постепенно Майя успокоилась. Обещание Феликса Николаевич быть вместе с ней вселило некоторую уверенность в безопасности. Они ещё раз прошлись по порталу. Теперь Зарубский уступил инициативу в разговоре, позволяя задавать Майе массу вопросов. Он терпеливо объяснял пустяки, кажущиеся девчушке невероятно важными, совершенно серьёзно отвечал на глупые вопросы и не позволял себе улыбаться, слыша из детских уст наивные несуразицы.
— А как я буду подавать сигнал?
— Подавать? Ох, прости, пожалуйста! На самом деле тебе не придётся ничего подавать. То есть не нужно будет совершать для этого никаких действий. В твой образ уже встроен анализатор. И как только ты почувствуешь себя неуютно, защита автоматически изолирует домен. Вот и всё!
— Значит, я буду тут просто сидеть?
Вид огорчённой девчушки на несколько мгновений озадачил старика, но он тут же втихомолку обругал себя за несообразительность.
— Нет конечно! И не думай даже, что ты пленница этих казематов. Ты здесь на работе. А за одно будешь учиться, навёрстывать. После окончания вашей миссии ты ж не собираешься всю жизнь бездельничать? А значит, нужно овладевать знаниями.
Майя испуганно молчала, но переборов себя, спросила:
— Вы уверены, что я смогу почувствовать опасность?
Феликс Николаевич удивлённо воззрился на девушку, а Майя испуганно залепетала:
— Я хочу сказать, вдруг я буду постоянно… э… неуютно себя чувствовать? Или испугаюсь не того?
Взгляд старика тут же потеплел. Он присел на корточки, взял ладошки Майи в свои и тихо произнёс:
— Нет, Майя, ты не будешь понапрасну волноваться. Я тебя очень хорошо знаю. Да, да! Не спорь! — Зарубский пресёк незаданный вопрос, — Я ж не только присматривался к тебе всё это время. Я долгими ночами изучал сотни срезов твоей психограммы. И могу сказать…

Старик замолчал, не дав потоку малопонятных терминов ещё сильнее испугать девчушку. Затем медленно выпрямился и, держа за руку, отвёл её в самый уютный кабинет. Щелчок пальцами… и в камине затрещал огонь. Майя была усажена в огромное мохнатое кресло. Феликс Николаевич устроился напротив.
— Знаешь, ведь раньше, в стародавние времена, принцы, порой, надевали доспехи обычных рыцарей и становились в первые ряды сражающихся. Но опытный глаз всегда находил их в общем строю. Как? По осанке. Осанка — это ведь не только прямой позвоночник. Это внутренний мир отраженный в теле. Поэтому мы и ищем истинную красоту. Потому, что она отражение души. Прекрасный человек всегда прекрасен и внешне. Не стоит тут спорить. Мы так привыкли не обращать внимания на красоту души, что и разучились видеть ее даже в теле. Хотя это кажется так просто. Никто ведь не путает статую Микеланджело и пластиковую куклу для бесстыжих утех. А вот с людьми мы охотно самообманываемся. Потому, что боимся остаться в одиночестве. Потому и смотрим сквозь пальцы на пороки других. Мы забыли, что "лучше быть одному, чем с кем попало". Почему я это говорю? Потому, что сам часто оказываюсь в этом плену — плену самообмана и страха одиночества. А вот ты — другое дело.
— Я?
— Да. Ведь ты боишься не надуманных страхов, а реальных. Просто ты сама ещё не умеешь различать. Но ты этому быстро научишься… 

***

К полуночи Пушков был уже в невменяемом состоянии. Голова уже не гудела, а натурально растворилась в витавших перед глазами клубах тумана. Туда же кануло и тело. В остатках измученного разума до последнего маячили два факта — с Майей получилось, с Олегом провал. 

20 декабря 2068

В эту ночь Феликс Николаевич тоже не сомкнул глаз. Для восполнения пробелов в образовании Майи он с головой ушёл в составление учебной программы, поминутно сверяясь с параметрами срезов психограммы. Старик не обманывал себя простотой задачи, но в процессе работы его всё сильнее и сильнее охватывало беспокойство. Проблемы на пути решения казалось бы рядовой педагогической задачи нарастали как снежный ком. Через пару часов, окончательно поняв, что в одиночку не справиться, Зарубский вызвал Бессмертнову:
— Анна Григорьевна, простите, пожалуйста… Да вы, я вижу, тоже не спите.
— Здравствуйте, Феликс Николаевич. Сегодня внеочередное дежурство.
— По поводу?
— Да, провал с Олегом не даёт покоя директору, — и Бессмертнова вздохнула, что сразу стало ясно, кто в этой ситуации действительно лишился спокойствия.
— Ясно. Ещё раз — простите за беспокойство, — и старик уже готов был оборвать контакт.
— Погодите! — Анна Григорьевна разом встрепенулась, — А что вы хотели?
— Видите ли, поскольку Майя теперь будет находиться в заточении в моём домене, то решил хоть немного её образовать. А то ведь совсем девчушка тёмная. Но с её психограммой… Пожалуй, проще повеситься. Вот хотел испросить помощи. Вдруг вы дополнительные тесты делали.
— А ведь я могу вам помочь.
— Серьёзно?
— Да. Я проводила отдельные тесты на восприимчивость. Там практически полная аналогия с педагогикой. Сейчас сброшу вам.
— Да, да. Я уже в курсе. Спасибо вам огромнейшее!
— Благодарить особо не за что. Результаты… — Анна Григорьевна замялась, — С памятью у девочки проблемы. Сами сейчас увидите. В своё время она вряд ли хорошо бы училась. Так что скорректируете сами программатор. Да, так же у неё очень сильный крен в сторону восприятия звуковой информации. Так что длительных бесед вам не избежать… 

***

Изучив выжимки из тестов Бессмертновой, к исходу ночи Феликс Николаевич худо-бедно представлял учебный процесс Майи. И полученные выводы его совершенно не радовали. Скинуть на пси-программинг львиную долю передачи учебной информации оказалось невозможным. И это на памяти Зарубского был первый случай, когда новейшая технология не стыковалась с мыслительными процессами на основе плазмокристалла. 

Кряхтя, разогнув поясницу, Феликс Николаевич подошёл к окну. Непроглядная темнота раннего зимнего утра оптимизма не прибавила. Усталость свинцом налила тело, голова гудела как колокол. И старик благоразумно решил ещё хоть немного поспать. Но вызов директора НИИ тут же поставил крест на перспективе отдыха в объятиях перины:
— Доброе утро! Феликс Николаевич, как продвигается работа с Майей?
— Здравствуйте. С Майей мы ещё не начали работать, — и тут же осознав, что сморозил глупость, поправился, — Вернее сказать, не начали работать с учётом новых результатов тестов, проведённых Бессмертновой. Майя ещё спит…
— Я в курсе о тестах, — перебил Цапин, — Предоставьте мне план вашей работы с Майей на сегодня. Немедленно!
— Э… пожалуйста, — у Зарубского от испуга разом прояснилось в голове.
Цапин полминуты бегал по строчкам, а потом выплеснул:
— Зарубский! Вы с ума сошли? Или как это прикажите понимать?
— Я не вполне…
— Ваше время на общение с объектом не превышает сорока процентов от общего объёма! — проорал директор НИИ, для пущего эффекта поднявшись из кресла.
— Да, но остальное время отведено на виртуальные лекции, а моя работа…
— К чёрту вашу работу! Вы ещё не поняли, что объект и есть ваша работа? Первейшая и единственная! И если в ней не будет успеха, то другая работа вам не понадобиться? — и перейдя на зловещий шёпот, добавил, — Я доступно объяснил?

***

Уже первые несколько минут, проведенные Феликсом Николаевичем в интенсивном общении с Майей показали, насколько тяжек будет педагогический процесс. Установив необходимый уровень доверительного общения, растопив пресловутый лёд недоверия, Зарубский внезапно обнаружил, что общается с совершенно незнакомым человеком. Тихая, всего опасающаяся Майя пропала без следа. И появилась девушка с бешеным темпераментом, настроение которой менялось поминутно. И эта особенность действительно не давала ей сосредоточиться на усвоении какой-либо информации. Слушать виртуальную лекцию она не могла совершенно. Ибо каждую фразу переспрашивала. И не потому, что не поняла. Феликс Николаевич был глубоко шокирован её азартным желанием поспорить ради самого процесса спора. А уж временами просыпавшая упрямость могла запросто свести в могилу от зависти любого осла. Но проходила минута, и спокойные логичные доводы она принимала с истинно шпионским недоверием. И тут же разражалась радостным смехом, глядя на испуганного и одураченного учителя. За первый час такого общения Феликс Николаевич ни секунды не провел без опасения схватить инсульт. Но когда в очередной раз Майя разбушевалась, он просто встал и заявил:
— Майя, я более ничего не смогу тебе объяснить.
Он повернулся и зашагал прочь. Вырвавшаяся из оков страха Майя хотела крикнуть что-то веселое, но осеклась увидев в глазах старика слёзы. И уже сама, обливаясь слезами, кинулась просить прощения.

В тот день они проговорили несколько часов. И старик узнал ещё одну Майю — нежную, трогательную, по-детски наивную и по-взрослому рассудительную, понимающую в людях гораздо больше его самого, и совершенно не разбирающуюся в простейших премудростях. Рассказанная история жизни повергла Зарубского в ужас. И он уже не замечал бегущих по щекам слёз. Майя, как нахохлившийся воробушек, прижалась к старику и говорила, говорила… 
К обучению они смогли вернуться только вечером, когда до приезда за Майей электромобиля из НИИ оставалось меньше часа. Но что-либо конкретное Феликс Николаевич сообщить не успел. Майя посмотрела на Зарубского с доселе неведомым спокойствием. Её вопрос в очередной раз ошеломил старика:
— Вы сказали, что не любите споры… Почему?
Зарубский несколько раз вздохнул. 
— Видишь ли… Спор предполагает, что имеются как минимум две стороны, задача которых доказать свою правоту и неправоту оппонента. Но это то, что лежит на поверхности. А если заглянуть глубже? В реальности каждая сторона до начала процесса выяснения отношений права. Права не просто для себя, так как ей хочется выглядеть в собственных глазах успешно. Давай не будем рассматривать такой вариант спора. Это даже не спор, а препирание баранов. В споре разумных людей права каждая сторона на основании той информации, что она имеет до начала спора. Это уже в процессе спора выплывают новые подробности и факты, которые влияют на позицию той или иной стороны. В этом случае сторона с меньшим объемом информации оказывается в проигрыше. Но ведь это выяснилось уже после начала спора! До начала момента выяснения новая информация еще не существовала для проигравшей стороны. И основываясь на своей информации, она была безусловна права. Но в процессе спора произошел обмен информацией. Именно обмен информацией и выработка правильной позиции по какому-либо вопросу и есть суть спора, — Зарубский на несколько мгновений замолчал, приводя мысли в порядок, — Правота как и правда — вещь субъективная. И даже иллюзорная. Ведь если в споре участвовали двое, один отстоял свою позицию и, казалось бы, победил. Но тут появляется третий с еще большим объёмом информации. И он становится установителем истины. А потом приходит четвёртый… В результате ни в каком споре истина родится не может. Так как конечной истины нет в реальном мире. Более того, в подавляющем количестве случаев, спор не приводит даже к какому-то приближению к истине. Ведь и информация, которой козыряют стороны — вещь относительная. Потому споры никакого смысла не имеют. Ибо глупо отрицать природу человеков, которая заставляет их думать, что они сами всегда правы.

Закончив, Феликс Николаевич осознал, что скорее всего выгрузил на бедную девочку неподъёмный груз. Но Майя преподнесла ещё один сюрприз. Она посмотрела на старика совершенно новым взглядом — понимающим, соглашающимся, размышляющим. Их молчание звонким лаем нарушил Джек, оповещая, что за Майей прибыли.