Второй шанс

Второй шанс

Эта история началась еще в моей прошлой жизни. Но я хочу начать свой рассказ не с этого дня, а с момента моего появления на свет. Роды были затяжными и длились почти двое суток. Бог не хотел являть меня миру, но я была настойчива и слету взяв ноту фа, чуть не выскользнула на холодный пол.

Самым счастливым временем для меня было детство, где малышам не надо вести умных, высокоинтеллектуальных бесед, где не нужно думать о том, где промолчать, а где блеснуть эрудицией, чтобы произвести хорошее впечатление на собеседника, где просто можно быть самим собой и ни о чем не беспокоиться.

Именно в этом возрасте я была красивым толстощеким карапузом и даже не догадывалась, какая необыкновенная судьба меня ожидает, и как много мне нужно будет преодолеть препятствий.

С первого по четвертый класс я была круглой троечницей, и как родители не занимались со мной, результаты были нулевыми. Иногда в моем дневнике проскакивала четверка, но последующая двойка все возвращала на круги своя.

Я делала домашнее задание не час-два, как мои одноклассники, а четыре-пять часов. Больше всего не любила учить стихи. На самое простое четверостишие у меня уходило полчаса, а иногда и час. Я заучивала не просто слова, я зазубривала каждую буковку, находила ассоциации и только благодаря своей усидчивости получала тройку. В седьмом классе мои зубриловские плоды, а может, просто натренированная память сделали свое дело, и в дневнике появились первые пятерки. У меня не было подруг, и с каждым днем после уроков я все сильней стремилась домой к моему письменному столу, к моим квадратным уравнениям и закону Ома. Вскоре я стала получать удовольствие от учебы, хотя по-прежнему мне приходилось все заучивать и зазубривать.

В десятом классе меня посетила большая и светлая любовь. Она посещала меня очень часто, но на этот раз она была не похожа на все мои предыдущие, потому что была не безответной. Его звали Игорь, он был моим одноклассником и стал моим первым мужчиной. К концу десятого класса обнаружилось, что я беременна, а так как в планы Игоря не входила ни ранняя женитьба, ни рождение ребенка, в подпольных условиях мне сделали аборт. В эту же ночь у меня поднялась высокая температура, я пряталась в своей комнате и боялась обо всем рассказать родителям. Конечно же, они обо всем узнали на следующий день, когда я все-таки пошла в школу, и потеряла сознание, сидя за партой.

В больнице я пролежала почти месяц. Мама постоянно плакала, папа старался держаться, но я чувствовала, как они за меня переживают.

Выпускные экзамены я сдала на одни тройки и уехала поступать в институт в другой город, чтоб не видеть, как страдают мои родители.

Экзамены провалила, но нашла работу швеёй-мотористкой в одном из ателье рядом с институтом. Мне выделили комнату в общежитии, и каждый день после работы я сидела и зубрила, чтобы на следующий год обязательно поступить в желаемый ВУЗ.

В свои 20 лет я уже училась на втором курсе и была две недели замужем за молодым человеком, которого звали Сергей.

Прожила я с ним более пяти лет, к этому времени окончила институт, и устроилась на работу. В свободное от работы время  зубрила иностранные языки и читала художественную литературу. Каждую ступеньку я пробивала головой, набивала такие шишки, что если собрать их вместе я была бы точной копией Чебурашки. После каждой полученной ссадины я долго зализывала раны, плакала и каждый день спрашивала у подушки: «Почему? Почему у меня такая судьба? Почему в моей жизни нет праздников и подарков судьбы? Почему самое простое я должна заслужить?»

На все мои «почему» я получала очередной удар, и в день моего 25-тия муж поставил вопрос ребром: если я не забеременею в течение полугода – мы разводимся.

То, что я не забеременею никогда я знала. Поэтому не стала ждать полгода, собрала свои вещи и ушла.

По ночам с большим усилием пытала подушку, просила и молилась Богу, чтоб в моем туннеле появился хоть тусклый свет, пусть очень далеко, впереди, но свет.

Мои молитвы были услышаны, и в моем туннеле появился не просто свет, а огромная яркая вспышка.

Мы познакомились с ним очень банально. Да это и не важно, как мы познакомились. Важно было то, что мы сразу поняли, что, друг без друга мы уже не сможем прожить и дня. Я сразу рассказала ему, что я не могу иметь детей, на что он сказал: «Значит усыновим».

Я засыпала и просыпалась на его плече и моя подушка за это время успела высохнуть от слез. Но, как оказалось, ненадолго. Он погиб в авиакатастрофе через полгода после нашего знакомства. Я сама провожала его в аэропорту, я сама видела, как самолет взлетел, а вот как он приземлился, не видел уже никто.

Моя несчастная судьба встретила меня с распростертыми объятиями, и теперь я точно знала, что в моей жизни уже не будет ничего хорошего. Полюбить так, как я любила я уже не смогу – так любят только раз.

Потом были десять лет без него. Это была не жизнь, и даже не существование. Это была боль. Самая настоящая физическая боль, от которой я сворачивалась в клубок и скулила как собака. Иногда эта боль приходила во сне. Мне снилось, что мы опять вместе, а на утро, проснувшись, боль волной накрывала меня, как будто мы только что расстались, и как будто я только сейчас его потеряла. Говорят, что время лечит. Не верьте. Оно калечит, заглушает, как после сильного обезболивания, но проходит час, два, и боль опять оживает, и разбрасывает свои семена по всему телу.

Но как бы мне не было больно, я никогда не думала ставить на своей жизни жирную точку. Я была единственным ребенком у родителей и понимала, какой для них это будет удар. Поэтому и жила. Для них. Купила большую квартиру, перевезла их к себе, каждый вечер мы вместе ужинали, обсуждали прожитый день, и я уходила к себе в комнату, к своей подушке, которую ненавидела и каждый вечер задавала все тот же вопрос:  «Почему?»

И вот настал день, вернее ночь, когда мне ответили. «Возвращайся назад и исправь все, что ты хочешь» Кто это был? Я не знаю. Только проснулась я 10-летней девочкой в своем родном городе. На стене весел мой любимый ковер с волком и зайцем из «Ну, погоди», и на мне была моя любимая пижама с поросятами. Тело принадлежало мне 10-летней девочке, а вот голова, вернее, то, что в ней, мне, сорокалетней: знающей жизнь, помнящей все песни, которые еще не спеты, все поступки, которые еще не совершенны, и все слезы, которые еще не пролиты.