Второй шанс

Пролог

Мне кажется ад, это не про котлы и копья, потому что душа страдает сильнее тела. Мне ближе теория персонального ада, где ты вынужден проживать самый тяжелый момент своей жизни снова и снова. И если это так, то мне придется  уходить от него на протяжении тысячи лет.

Я выбегаю на улицу, на ходу застегивая молнию куртки, и разглядываю среди машин на парковке свое такси. Он быстро меня догоняет. Его руки крепко обхватывают запястье и разворачивают к себе.

- Отпусти меня! – я с силой вырываюсь, -  Все, хватит. Я больше так не могу.

- Не уходи, давай поговорим.

- Не хочу говорить с тобой. Все, хватит. Я больше так не могу. Ты думаешь только о себе.

- О себе?! – в его глазах мелькает отчаяние, как у человека, наконец признавшего свое поражение,  -  В последнее время я думаю только о тебе! – он с шумом сглатывает и его голос становится мягче, но глаза все также лихорадочно смотрят на меня, - Думаю каждую минуту. Чем она сейчас занимается? Как прошел ее день? О чем она думает, … и думала ли хоть раз обо мне? Хотя бы раз, - он берет меня за руки, - Пожалуйста, не уезжай.

Нужно было остаться, но я сажусь в такси и торопливо сообщаю водителю, чтобы он трогался. И когда машина начинает свой путь, стараюсь не смотреть в окно. Знаю, что стоит мне обернуться, я  увижу его. Он продолжает стоять, глядя, как я уезжаю, и от этого боль в груди разворачивается с такой силой, что вот-вот сломает мне ребра. Просто тихо заплакать  не получается. Я рыдаю громко, извиняясь между всхлипами перед  водителем.  Между тем надо мною нависает синее небо, не успевшее потемнеть после захода солнце. Оно такого же цвета, как моя прежняя гитара.

Вдруг ее образ появляется передо мною.

Изгибы гитары напомина.т женское тело, не правда ли?

Кусачками перерезают струны почти у самого грифа. И если гитара это женское тело, то гриф – ее шея. Моя шея. 

Я  прихожу в себя после кошмара, но не спешу открывать глаза. Голова просто раскалывается, даже движения зрачков под закрытыми веками даются с трудом.  Во рту сухо, губы тоже пересохли. А мои уши лучше бы не слышали вовсе. Где-то рядом звучит знакомый голос - низкий и грубый, от которого тело покрывается мурашками. 

- Хватит ныть.

- Мы так не договаривались, – звучит еще один знакомый мне голос. Уже не такой грубый, особенно сейчас, когда он так напуган, - Похищение - это уже не игрушки.

Слышу странный грохот, будто кого-то припирают к стене.

-  Это и не было игрой. Ты разве еще не понял? – потом его голос становится убаюкивающим, словно он говорит с ребенком, - Ты не понимаешь. Там серьезные ребята. С ними нельзя шутить.

- Разве ты с ними не рассчитался? - хрипит второй.

- Допустим, - слышится грохот, а после громкий кашель - Но они очень расстроены.  Так что лучше свалить из города, пока мы можем. А для этого мне нужны деньги, так сказать, моральная компенсация.  

- Его отец большая шишка.

- Я знаю.  Вот пусть и попросит у него немного деньжат.

Я медленно открываю глаза. Деревянный потолок с выпирающими балками, старые цветные обои, где-то сильно отходящие от стены  – это  то, что меня окружает сейчас. А еще неприятный запах, которой бывает в домах у одиноких пенсионеров. С трудом приподнимаюсь на локтях и оглядываю захламленную комнату. Я не имею ни малейшего понятия, где мы сейчас находимся. А главное, что мне сейчас делать.

Облизываю сухие губы, чувствуя вкус запекшееся крови.

- А если он все-таки откроет рот? – снова послышался голос.

 - Не откроет. Тут его девчонка.

- А потом что? Отдашь ее?

- Пусть приедет и заберет ее, - голос звучит жестко, отчего мое сердце екает.  

Чувства к нему становятся сильнее инстинкта самосохранения. Я не хочу, чтобы он появлялся здесь. Они так просто нас не отпустят. 

Я пытаюсь встать, но задеваю пустой стакан. Он с шумом падает на пол.

Чьи-то быстрые шаги, поворот замка и дверь с грохотом открывается.

- Проснулась, значит?