Эллин из графского рода Морэ могла не беспокоиться о своей судьбе. Дружба ее отца – графа Морэ с королем проходила сквозь годы и уже не подвергалась сомнению. Более того, король попросил графа не покидать его и тот не посмел ослушаться и прибыл ко двору со старшей дочерью – Эллин, оставив жену и маленького сына в родной земле.
-Ты представляешь, Эллин, как будет прекрасна твоя жизнь, если ты уже сейчас будешь в королевской свите? – всю дорогу до замка восклицал граф Морэ на разные лады. Девятилетняя Эллин пыталась представить, но у нее не получалось. Раньше ей была известна жизнь только в родных землях, где под строгим надзором матери и кормилицы ее учили танцам, чтению, истории, закону божьему, письму и рассуждению.
Жизнь за пределами нерушимого порядка дня не представлялась ей, но она честно старалась представить, хоть отец и предупредил: будет тяжелее.
-Ты будешь учиться, но на этот раз усерднее. А еще тебе надо будет приглядываться ко двору, не позорить мое имя и быть осторожной.
Эллин кивала. Она не представляла, как можно учиться, приглядываться ко двору и как можно опозорить или не опозорить имя отца. Про осторожность же было совсем непонятно.
Но карета не могла ехать вечно, спрашивать Эллин не стала, видя ликование отца, и новая жизнь началась.
Годы складывались интересно. Эллин действительно скоро освоилась. Ее тонкая фигурка и звонкий голосок нравились дамам, а некоторые просто желали проявить милость к дочери друга короля, надеясь самим вырвать благосклонный взор правителя.
Эллин не на что было жаловаться. Комната, где спала она и кормилица, которую взял с собою отец, кушанья, свободное время, возможность бегать по саду (пока не увидели, конечно, но все же!), мелкие подарочки, которые передавали ей умиляющиеся дамы. Долгое время у нее было все, о чем можно было только мечтать, вырвавшись из дома.
Ей даже удалось сдружиться с дочерью герцога Сакорра – Анаис. Анаис была немного старше Эллин, но она родилась и выросла при дворе, знала его лучше и едва заметно усмехалась, когда Эллин пускалась в какой-нибудь восторг, прекрасно зная, что такое двор на самом деле. Дочь графа Морэ была пленницей золотой клетки и сама не знала об этом. Никакие трудности и никакие слухи, что имели хоть какой-то сомнительный оттенок, не достигали ее ушей.
У Анаис была служанка - Мара, примерно ее же лет, неотлучно находившаяся при своей госпоже. Служанка походила на саму Анаис – крепкая, насмешливая, с лукавым прищуром глаз, обладательница редкой красоты, той самой, что неаккуратна, и не классически высеченная природой, но заставляет запоминать черты лица…
Эллин видела у себя дома, как ее мать обходится со слугами, с каким пренебрежением и надменностью она делает это, и впервые столкнувшись с тем, как Анаис относится к Маре, была удивлена: Анаис не позволяла себе никакой резкости, а напротив, говорила мягко и вроде бы как с равной.
-Почему? – спросила Эллин. – Она ведь твоя служанка!
-Мой отец нанял ее, когда я была еще ребенком, - Анаис не удивилась вопросу. – Он хотел, чтобы я была под присмотром, чтобы Мара докладывала ему обо всем, что не поведают кормилицы. Но Мара стала мне сестрой и другом. Ты не представляешь, сколько всего не знает мой отец!
Эллин остолбенела от такого ответа. Ей даже в голову не приходило, что ее кормилица, отец или мать могут чего-то не знать о ней. Мать и вовсе воспитывала ее с единственным убеждением:
-Нельзя таиться от матери – за это полагается гореть в аду.
-Я люблю отца, - продолжала Анаис, - но зачем ему знать, что я читаю памфлеты с улиц и знаю, о чем говорят крестьяне? Что я иногда могу позволить себе принять милое письмо или подарок? Нет, незачем ему это знать!
-Памфлеты? Крестьяне? – Для Эллин это было непонятно. Если подарки и письма она понимала еще легко – при дворе и разговоров только было о всяких таких признаниях и письмах, то вот памфлеты, крестьяне…- зачем тебе это? Ты же в замке!
-Ну и что? – усмехнулась Анаис. – Замка завтра может не быть, так надо хотя бы знать, когда бежать и от кого.
-Значит, Мара помогает тебе скрываться от отца?
-Еще она моя подруга. Кстати, прими мой совет: чем лучше ты общаешься со своими слугами, тем больше шансов, что ты добьешься от них большей преданности, чем криком или палкой, - улыбнулась Анаис. – Я уверена, что Мара за меня горло перегрызет кому угодно…
-И перегрызу, - пообещала Мара, появляясь в беседке, где обе девушки в редкие минуты ее отсутствия сидели за шитьем.
Эллин не особенно поняла. Вернее, разум, может быть, и принял откровение Анаис, но сердцем…ей было сложно перестроиться под эту странную девушку, которая зачем-то читала памфлеты и знала разговоры крестьян. Но что-то торжественное, похожее на преклонение перед непонятным, зародилось в ней. Про себя Эллин решила, что Анаис очень умна и следует слушать ее, о себе осталась мнения, что титул красавицы ее (Анаис была все-таки более крепкой, не отличалась звонкостью), а Мара…
Ну втроем веселее!
Они поддерживали друг друга. Эллин даже смирилась с тем, что Мара служанка и порою забывала об этом напрочь, тоже заговаривая с ней, как с равной…
***
Годы сплетают своё полотно. Уже стареет король. Подле друга все еще граф Морэ, у которого на плечах теперь еще одна забота: дочь.
Выросла Эллин в красавицу классическую – тонкая, звонкая, все в ней грациозно и мягко. Как быть? Кому отдать? Какая партия ее ждет?
И сама Эллин все думает, спрашивает у Анаис:
-За кого тебя хочет отец отдать?
Анаис только смеется:
-Отец знает, что я своенравная, за его волю не пойду.
-А я бы хотела быть любимой, - вздыхает Эллин. – Вот бы…чудо!