Выходные в Нуринске

Выходные в Нуринске

037. Выходные в Нуринске

25.07.1989

В Алма-Ату приехали погостить с Украины моя тётя Таня с сестрой Ленкой, такое случалось крайне редко, а меня снова гнали в командировку в Экибастуз. Поручив двоюродную сестрёнку Ларину с Кичигиным, я поехал. И ладно, если бы по делу – Айсаров привёз нас туда, а работы не было. Не вывели оборудование в ремонт, и пришлось сидеть и ждать с моря погоды. Которой, впрочем, потом так и не дождались. Злой на Ришата, я уехал на два дня в Нуринск к Белкотам.

На лето отменили 625-й Павлодар-Караганда, по его графику пошёл, чередуясь днями с «Новокузнецком-Карагандой», украинский состав Павлодар-Киев. Уехать на Караганду получалось не в каждый день, и в эту пятницу как раз прямого поезда-то и не оказалось. Ну что ж, вечером я сел в киевский до Целинограда. Билеты были в плацкарт, отбронированный по Целинограду – там садились полностью на все 54 полки с номерами мест в билетах. Украинский проводник, похоже, подозревал в каждом садящемся «попрошаек», которые будут уламывать его разрешить им ехать на третьих полках куда-нибудь дальше, потому что билетов в тот же Киев уже минимум за месяц не было. Он, собрав билеты, отказался давать нам бельё, проорал, чтобы никто из нас не рассчитывал остаться в его вагоне дальше Целинограда, и заперся на ключ в служебке.

Нас набралось человек шесть или семь – все тоже ехали в сторону Караганды. Постелили матрасы и улеглись. Долго не темнело, но немного поспать всё же чуть-чуть удалось, хотя подлюка проводник поднял нас аж в Еркеншилике и целых полтора часа бдил, чтобы никто «на дурнячка» не завалился обратно спать…

В Целинограде огромная толпа ринулась штурмовать вагон так рьяно, что мы еле-еле выбрались на перрон. Почти все, ехавшие со мной, вскоре ссосались у кассы, которая любезно предлагала места до Караганды на 112-й скорый из Москвы, шедший двумя часами позже. Взяв билет, я пошёл по вокзалу, и вскоре набрёл на полутёмный буфет, в котором оказался обычный в советские времена чуть тёплый разливной бочковой кофе с молоком.

Я взял пару стаканов этого пойла, варёные яйца, и только устроился за столиком, как в расположенный рядом зал ожидания вдруг влетели две банды местных ухарей. Между ними началась драка, которая вскоре перетекла в буфет. Продавщица, успев прихватить одной рукой коробку с деньгами, крикнула мне, чтобы я ей помог: мы вместе впряглись в огромную алюминиевую кастрюлю с этим самым разливным кофе и забежали в подсобку в тот момент, когда кого-то из ухарей уже со звоном укладывали в стеклянную витрину.

Наряд ментов, больше десятка человек, появился на удивление быстро. Они успели повязать почти всех, и запихивали на привокзальной площади в «бобоны». А буфетчица налила мне ещё стаканчик из спасённой кастрюли и выпустила через служебный вход.

На всём перроне оказался один-единственный мужичок с загипсованной по колено ногой. Он маялся на лавочке в ожидании поезда, рядом стояла чуть начатая бутылка водки. Разумеется, он тут же позвал меня в компанию. Вскоре выяснилось, что он тоже алма-атинец, тоже работает в Экибастузе, на каких-то монтажных работах упал с лесов, сломал ногу, и теперь едет домой лечиться. Я успел помочь ему допить этот пузырь, потом пришёл мой поезд. Мужику оставалось сидеть на перроне ещё полтора часа, а я поехал…

Утром в Нуринске Юрка придумал такую забаву: через дорогу от дома офицерского состава была заросшая по краям камышом лужа размером где-то сто на пятьдесят метров. Оказалось, что в ней во множестве водятся крохотные такие карасики, чуть больше аквариумных. И мы пошли ловить эту рыбу! Белкот нашёл две удочки, мы взяли хлеба и встали в камышах недалеко друг от друга. До обеда наловили ведро этой «мойвы» и принесли домой. При этом, конечно, нахохотались до боли в животах. Потом Юрка долго мучился, но часа за полтора-два всё же перечистил всю рыбу и пожарил её. Я даже не стал пробовать этих карасиков – не любитель, а он щёлкал их под водочку, как семечки.

Как-то у меня в обратную дорогу образовался попутчик. Тот самый майор-учётчик, которого я «возил» в командировку в Балхаш, ехал по делам в Ерментау на этом же поезде. Но у меня-то обратный билет был только общий, поэтому Белкот с Майоровым привезли меня сначала в Нуринск, где знакомая им кассирша нашла мне плацкартное место (а поезд к тому времени уже вышел из Караганды в нашу сторону), а потом в Актау, где была ближайшая к нам остановка этого поезда. Мы с Владимиром Юрьичем хоть и сели в разные вагоны, но сразу же после отправления я пришёл к нему на бутылочку самогонки, раздобытую им где-то в дорогу вместо водки. До Целинограда мы её лихо прибрали и пошли спать. Уж и не знаю, как выходил ночью Юрьич, но я припёрся обратно в «Голубые Дали» с абсолютно квадратной башкой…

А за месяц до этого, когда наоборот, в воскресенье не было павлодарского обратно, пришлось мне из Караганды садиться до Экибастуза в автобус. И всё бы ничего, если бы не моя соседка…

Я забрался в салон одним из первых, и смотрел в окошко. Вскоре появилась импозантная девочка в миниюбчонке, лет шеснадцати, не больше, и, размахивая билетиком, потребовала себе место у окна. Я посмотрел её билет: «Извините, барышня, у Вас 14-е, а у меня 13-е – в автобусах «Икарус» номера мест у окон нечётные!» Миниюбчонка подняла хай на весь салон, но прибежал один из водителей и подтвердил ей то же самое. Она проворчала себе под нос что-то невразумительное, но уселась, где сказали.

Поехали… Жара стояла за тридцать, и мужики с соседних кресел открыли верхний люк. И, едва появился спасительный ветерок, как моя соседка тут же развопилась, что ей дует, и закрыла люк обратно. В течение следующих пятнадцати минут несчастный люк то открывался, то закрывался раз десять – на моё счастье победили мужики с соседнего ряда. Вскоре барышня уснула…