Выставка

Часть 6

Без двадцати восемь Риттеры и их гости сели ужинать, в пятнадцать минут девятого господину Риттеру стало плохо — и тогда же господин Фольссенрогг сообщил Мальвине и Эдварду Аккенро, что ему уже, пожалуй, пора.

— Да, конечно, я провожу вас, — сказал господин Аккенро.

— Мне было чрезвычайно приятно поговорить с вами, господин Фольссенрогг! — прибавил господин Локранц. — Надо сказать, я думал о вас намного хуже, чем вы есть.

— Благодарю вас, господин Локранц, — ответил господин Фольссенрогг, — то же я могу сказать и о вас.

Они рассмеялись, и можно сказать наверняка, что их мнение друг о друге впредь становилось все лучше и никогда не портилось, чего нельзя сказать о мнении господина Фарника, который проскучал весь вечер и теперь, когда «недотепа» наконец решил уходить, в душе Габриеля Фарника возникла робкая надежда на то, что Мальвина обратит, наконец, внимание на него, Габриеля, ведь он, определенно, заслуживает это внимание гораздо больше, чем «недотепа» или «болтун».

— Эдвард, — обратился господин Локранц к хозяину дома, — честное слово, благодарю вас за приятнейший вечер, который выветрил у меня из головы все мрачные мысли. На вашу голову, надеюсь, он оказал такое же воздействие.

— Освальд, вы тоже собираетесь уходить, я правильно понял? — спросил Эдвард Аккенро.

— Именно так, Эдвард, иначе я рискую напроситься на ужин, а это было бы крайне невежливо по отношению к моей кухарке.

— В таком случае, я провожу вас обоих. Мальвина, — Эдвард Аккенро повернулся к жене, — я оставлю тебя ненадолго с Габриелем, ты не возражаешь?

Внезапно Мальвина поняла, что возражает, и даже не просто возражает, а категорически против. Она выглядывала в окно и знала, что снова пошел снег — и ей, пожалуй, очень бы хотелось проводить гостей, чтобы идти под этим снегом, — но она вынуждена оставаться в скучной гостиной с невыносимым господином Фарником.

— Не возражаю, Эдвард. Возвращайся скорей: там сильный снег. До свидания, Освальд, до свидания, господин Фольссенрогг. Спасибо вам за приятный вечер.

— Это мы должны благодарить вас, госпожа Аккенро, — ответил господин Фольссенрогг.

Наконец, к нескрываемой радости господина Фарника, они ушли. Габриель Фарник повернулся к Мальвине, с которой сидел на одном диване:

— Вы прекрасная хозяйка, Мальвина, — торжественно сказал он.

— В самом деле? — безучастно переспросила Мальвина: ее хорошее настроение, ее удивительная, непривычная беззаботность мгновенно исчезли, едва только ушли Освальд и господин Фольссенрогг. — С чего вы это взяли?

— Вы были так вежливы с двумя этими невыносимыми господами, — ответил Габриель Фарник. Безучастность Мальвины мгновенно испарилась:

— Что вы сказали, Габриель? Вы назвали моих гостей «невыносимыми господами»? — голос ее изменился: стал резким и холодным, она принялась глотать гласные — как случалось всегда, если она раздражалась или пугалась, а в лице появилось какое-то странное выражение.

— Но разве вы так не считаете, Мальвина? — удивленно спросил Габриель Фарник. — Я понимаю, вы — хозяйка и с вашей стороны просто неприлично считать гостей невыносимыми. Это похвально…

— А с вашей стороны, Габриель, оскорбительно высказывать подобные мысли, — быстро и резко проговорила Мальвина, — и я бы предпочла, что бы вы оставили их при себе и не выносили за порог собственного дома.

— О, Мальвина, простите, — забормотал господин Фарник, он растерялся: ведь ему показалось, что Мальвина, также как и он, была не очень-то рада этим двоим, — да-да, с моей стороны это действительно не совсем вежливо так отзываться о ваших гостях. Да-да…

Он умолк. Мальвина тоже молчала, считая, что ей не о чем говорить с Габриелем Фарником, а, кроме того — смертельно завидуя мужу, который сейчас идет там, под летящим снегом. «Как, интересно, зовут господина Фольссенрогга?» — вдруг подумала Мальвина и едва не спросила об этом у Габриеля Фарника, который все еще сидел с ней на одном диване, но чувствовал себя при этом все более неуютно и все никак не мог решиться уйти. Однако пять минут холодного молчания придали ему сил:

— М-мм-ммм, Мальвина, боюсь, мне тоже пора, — неловко сказал он.

— Да, конечно, Габриель, — безразлично сказала Мальвина, — вы же найдете свое пальто и дверь? Позвольте не провожать вас?

Всякий, кто знал Мальвину Аккенро, изумился бы, услышав эти слова: она никогда раньше не позволяла себя говорить с гостями таким тоном, такими словами — это было слишком грубо для нее. Изумился и Габриель Фарник и выразил свое изумление тем, что, мыча себе под нос что-то невразумительное, послушно покинул ее дом, забыв даже попрощаться. Он вышел во двор, мгновенно ослеп от густого снега, летящего в глаза, случайно натолкнулся на снежный дом, выстроенный Гербертом и Иветтой, и в полном расстройстве чувств побрел к себе домой: этот вечер стал самым большим в его жизни разочарованием за последние десять лет.