Выставка

Часть 8

И он не ошибся. Двадцать третье декабря — как и двадцать второе — встречало всех ранних пташек (которые есть даже зимой) удивительно ярким рассветом, золотые, жемчужные и розовые краски которого скоро уступили место лазури чистого, непривычно высокого для зимы неба. Первой во всем городе — еще до рассвета — проснулась горничная Аккенро — от громкого звонка в дверь, раздавшегося в половину шестого утра. Спешно завернувшись в теплый халат, она побежала открывать дверь, гадая, кого это принесло в такую рань и темень, и надеясь, что больше не позвонят, — Эдвард Аккенро, ее хозяин, не переносил, когда его будили раньше положенного. Оказалось, посыльный принес какое-то письмо господину Аккенро. Несчастная горничная взяла письмо и оставила его на камине — где всегда оставляла почту, после чего вернулась в постель — до звонка будильника ей оставалось еще около часа. Впрочем, заснула она не сразу: пару минут сна она пожертвовала размышлениям о том, что же такого важного в письме, доставленном в такую рань.

Мальвина слышала звонок и тоже проснулась. И сначала даже немного испугалась — она ведь заснула в кресле в детской. Очень тихо, чтоб не потревожить детей, поднявшись и одернув платье, она выскользнула из комнаты и пошла к себе. Там Мальвина переоделась — сняла платье и накинула самый теплый домашний халат — шел тот час утра, когда замерзнуть можно было даже в середине лета, не то что зимой, — и спустилась вниз. Да, приходил посыльный… Письмо, как она и ожидала, лежало на каминной полке. Оно было адресовано ее мужу, но на конверте стоял обратный адрес, увидев который Мальвина удивилась настолько, что совершенно забыла о правилах хорошего тона — о том, что читать чужие письма (а тем более письма, адресованные ее мужу, а не ей) — не стоит. Письмо было от Луизы Риттер из Троттервил-хаус, жены ее кузена Якоба Риттера, который занимался ее, Мальвины, воспитанием до самого ее замужества. Не задумываясь о том, что скажет ей потом Эдвард, Мальвина взяла с каминной полки письмо и нож для бумаги, вскрыла конверт и вытащила оттуда сложенное вдвое письмо, короткое, всего в несколько строк; письмо, извещающее о смерти Якоба Риттера, а также о дате похорон. Сон — даже если Мальвина и хотела спать до этого — мгновенно пропал.

«О смерти? Якоб… умер?»

Мальвина уронила письмо. Растерянным взглядом она обвела комнату. Нельзя сказать, что она любила кузена, или хотя бы, что у них были теплые отношения, скорей уж все эти годы Мальвина была равнодушна к нему, а Якоб Риттер в ответ ненавидел свою «неблагодарную» родственницу и подопечную, но все же Якоб Риттер, так или иначе, был частью мира Мальвины Аккенро, мира, который (опять же — так или иначе) был прежде неизменным, а теперь изменился — этим холодным и чистым декабрьским утром — с известием о смерти Якоба Риттера.

«Нужно сообщить Эдварду. Похороны сегодня в полдень… так скоро. Наверное, не хотят ждать до нового года».

Она подняла письмо, затем позвонила горничной. Когда полусонная девушка, которую за это утро уже второй раз будили до срока, появилась в гостиной, Мальвина сказала:

— Нагрейте воду, пожалуйста. Через полчаса я бы хотела принять ванну.

­— Да, госпожа Аккенро.

— Когда принесли это письмо?

— О, недавно.

— Не почтальон, я полагаю?

— Нет, посыльный. Кажется, один из мальчиков, что служат у господина Аппеля. Там работает мой младший брат, и я узнала униформу.

— А, хорошо. Благодарю вас, можете идти. Вода должна быть готова через полчаса.

Мальвина поднялась наверх и постучала в спальню мужа. Никто не отозвался и она постучала громче.

— Кто?.. Кто там стучит? — раздался из-за двери недовольный голос Эдварда.

— Это я, — тихо ответила Мальвина, — могу я войти? У меня… у меня одна важная новость.

Мальвина Аккенро выросла в доме Якоба Риттера. Ее отец погиб незадолго до рождения дочери, а мать — сразу после рождения, поручив перед смертью маленькую Мальвину своему племяннику, который теперь оставался старшим из Риттеров, живущих в этом городе. В то время Якобу Риттеру было уже около тридцати лет, и он собирался жениться на Луизе Дитте. Он не стал возражать против новоявленной (и новорожденной) подопечной, чего нельзя было сказать о его невесте. Юная Луиза требовала от жениха, чтобы тот немедленно отправил девочку в приют или отдал на воспитание каким-нибудь бедным родственникам, пообещав им плату за воспитание Мальвины. Нежелание Луизы принять в своем доме (а дом должен был принадлежать только ей!) маленькую кузину Якоба было так велико, что едва не стало причиной расторжения помолвки. Впрочем, в конце концов все уладилось: Луиза примирилась с Мальвиной, а следовательно Якоб Риттер женился на той, на ком собирался, и взял на воспитание свою маленькую кузину.

В доме Риттеров к Мальвине относились хорошо — даже Луиза, не говоря уж об ответственном Якобе, но ей там не нравилось, и дело было даже не в том, что ее чем-то попрекали, чего-то лишали, как-то подчеркивали разницу в положении ее и ее племянниц — дочерей Якоба; нет, ничего подобного не было, просто дом кузена всегда оставался домом кузена, Мальвина всего лишь «воспитывалась» там, словно бы не жила по-настоящему. Дом Якоба Риттера в ее глазах ничем не отличался от закрытой школы, где ученики тоже живут довольно подолгу, но при этом всегда приезжают на Рождество и на лето домой. А Мальвина была лишена возможности ездить домой. Как она мечтала о собственном доме! Она расспрашивала кузена о доме родителей, но тот, по словам Якоба, был давно продан — согласно завещанию матери Мальвины — и именно эти деньги должны были стать приданым воспитанницы Риттера.