Выставка

Часть 9

Светловолосые и наверняка очаровательные сестры-тройняшки, сейчас изрядно побледневшие и одетые во все черное, что вовсе их, на взгляд господина Аппеля, не портило, устроились на диване и тихо перешептывались, бросая иногда мрачные взгляды то на мать, то на старших сестер. Они едва кивнули господину Аппелю и продолжили свою приглушенную, но тем не менее очень оживленную беседу.

Три другие сестры бегали по гостиной и — господин Аппель не подобрал бы слова удачнее — суетились: одна склонилась над сонной Алисой, застывшей в кресле, другая не отходила ни на шаг от матери, но при этом умудрялась метаться по всей гостиной, хотя сама Луиза Риттер теперь неподвижно стояла у камина и куталась в шаль. Третья из сестер — а господин Аппель плохо их различал — говорила с какими-то пожилыми родственниками. Мужья трех старших дочерей стояли у окна и молчали. А близнецов не было. Все, кто собрался в гостиной, обращали на господина Аппеля слишком мало внимания, даже Луиза Риттер, которая и пригласила его в гостиную, а потому он решил немедленно прервать всеобщее оцепенение.

— Госпожа Риттер, — он подошел к Луизе, — когда мы начнем?

Она наградила его оскорбленно-заплаканным взглядом и отвернулась.

— Насколько я знаю, похороны назначены на двенадцать часов дня, ведь верно? Скоро начнут собираться приглашенные, дабы выразить вам свои соболезнования...

— Именно! — с истерической ноткой в голосе выпалила Луиза Риттер. — Мы не можем прямо сейчас начинать! Еще никто не пришел! Вы... Вы похоронили уже многих, а до сих пор говорите невпопад!!

— Так мы ждем половины одиннадцатого?

— Именно!

Та дочь, которая ходила за ней хвостом, бросила на господина Аппеля угрожающий взгляд и положила на плечо матери руку.

— Все хорошо, Флорина, — немного дрожащим голосом пробормотала госпожа Риттер, убирая с плеча руку дочери. Флорина хотела было что-то сказать, но тут раздался звонок в дверь. Луиза Риттер встрепенулась и пошла открывать. Вернулась она очень быстро и теперь выглядела скорей злой, чем расстроенной. Она молча протянула старшей дочери конверт.

— Это от мэра! — воскликнула Флорина и вытащила письмо. Вернее, как заметил господин Аппель, коротенькую записку. — О, так он не придет...

— Поспать захотел, — со злостью в голосе проговорила Луиза Риттер.

— Вы несправедливы, — вмешался господин Ласнер, отвернувшись от окна, — мэр занятой человек...

— Он называл отца своим другом, — со всхлипом заявила его супруга, — и не нашел времени прийти на похороны!

— Но все произошло... довольно... неожиданно, согласись, Роберт, — немного запинаясь, возразил он.

— И все-таки!

И снова все, кто собрался в гостиной дома Риттеров, погрузились в оцепенелое молчание, прерываемое лишь изредка краткими и тихими репликами и всхлипами. Господин Аппель посмотрел на часы. До похорон оставалось еще достаточно времени. И тут он вспомнил, что сам-то совершенно забыл выразить Риттерам (и не только Риттерам) соболезнование...

У господина Ривля, владельца "Гусеницы", все дни до Рождества — и после Рождества тоже — выдавались хлопотными. Не то чтоб количество посетителей возрастало — нет, его заведение было в должной мере неуважаемым, и туда ходили преимущественно не самые уважаемые жители города, а еще архитекторы из Комитета: просто потому что «Гусеница» являлась ближайшим местом, где можно было пообедать и не опоздать на работу к окончанию перерыва; однако — рождественская суета захватила всех, не разбирая — уважают их или нет. И в "Гусенице" разговоры звучали гораздо громче и оживленней, иногда даже слишком громко, но господин Ривль не был склонен жаловаться. Из громких разговоров всегда можно было узнать гораздо больше новостей, чем из перешептываний. А новости господин Ривль любил. Нет-нет, не сплетни — именно новости. Он словно впитывал их — не только с помощью ушей, но своими густыми бровями и усами, которые во время особенно интересных разговоров начинали топорщиться и даже немного удлинялись. Отчасти именно ради новостей открыл свою "Гусеницу" — уж в заведении вроде нее их всегда хватало.

И вот сегодня, едва двери "Гусеницы" открылись для посетителей, а табличка "Закрыто" сменилась табличкой "Открыто", — так вот, едва это произошло, как "Гусеница" немедленно наполнилась посетителями и шумом.

— ...и прямо ночью! Не просто это так, это вы мне поверьте, — сопровождая свою речь размашистыми жестами, вещал невысокий мужчина в приплюснутой шляпе. — Я уже сходил к их дому и все разузнал у слуг. Похороны в полдень!

— Ну и хлопотно же — умереть под самое Рождество, — задумчиво рассуждала одна из трех официанток, разливая чай — вино раньше полудня в "Гусенице" не подавали. — Представляю, каково сейчас всем его детям.

— Сударыня, не отвлекайтесь, — пригладив усы, заявил господин Риттер, которому, тем не менее, и самому было чрезвычайно любопытно: что же там стряслось в доме Риттеров.