Выжившие: в побеге от смерти

День четвертый. Отбытие

Whatever you wanna be, don’t bottle it up
You gotta let it flow
This life we’re leading
Whatever it is you hear, don’t bottle it up
You gotta let it out
It’s easy, it’s just like breathing

Into a fire in your soul
Even from this world of cold I watch it burn

Whatever you wanna give, it’s in your hands
You gotta give it all
This life we’re leading

Whatever it is you think that you don’t get
Will be revealed
It’s easy, it’s just like kneeling

Into a fire in your soul
Even from this world of cold I watch it burn
What it is that you don’t get
I know it’s all inside your head
Now close your eyes for me and hum
The perfect song for me
Hold my heart and feel it drum

What it is that makes it hard
Is just a fog outside your heart
Yes it’s scary, but I know it’s only temporary,
ooh
Let it flow and let it out
Waving at the sun

K’s Choice. Waving at the sun

Санса проснулась от боли в спине и не сразу смогла сообразить, где она и почему ей так неудобно. Вокруг было полутемно, и лишь неровная полоска света на блестящем полу помогла ей вспомнить, что она спала в исповедальне церкви Святого Стефана, и где-то там, неподалеку от нее, должен быть Сандор. Сандор, с которым она вчера вечером так безобразно поссорилась — и вина была полностью ее.

Санса села на скамейке и прикусила губу. Голова была тяжелая, как чугунок, что висел на монастырской кухне сестры Аньезе для красоты, пока не отключили электричество и им не пришлось подогревать воду для мытья жирной посуды. Санса помнила, как побулькивал котелок над огромный очагом в вечно жаркой кухне, и как трещал огонь, когда на него попадали брызги закипающей воды. Надо было ловко двойной рукавицей снять тяжелую емкость и аккуратно, не облившись, отнести к ее к раковине, заткнутой пробкой. Удобнее было делать это вдвоем — один подливает кипяток, разбавляя остывающую воду, а другой намыливает и смывает оранжевую от томатного соуса пену. Методичное, требующее сноровки занятие. Отсутствие привычных удобств делало жизнь сложнее — и в чем-то проще. По крайней мере, никто больше не чувствовал себя не при делах — работа находилась для каждого. Чем меньше вокруг становилось народа, тем ценнее ты становился, во всех смыслах этого слова.

Но теперь ей было неоткуда ждать подмоги — а мысли кипели в голове, как вода, про которую забыли. Что было делать с Сандором? Стоило, конечно, извиниться вчера с вечера, по горячим следам, но Санса почему-то этого не сделала. А теперь, возможно, уже поздно. Возможно, он ее уже бросил — просто ушел, уплыл, уехал один со своим котом, и ей придется выпутываться самой. Это пугало Сансу — она не привыкла обходиться без помощи или путешествовать в одиночестве, а ей еще нужно было забрать Арью, которая прозябала где-то в центре Падуи, в лингвистическом лицее — вернее, в пансионе при школе.

Санса мрачно подумала, что сестра-то как раз, при ее абсолютной приземленности и немыслимой, почти неприличной жизнеспособности, скорее бы могла в целости и сохранности добраться до Венеции и забрать ее саму. Но сестре было пятнадцать, тогда как она, как старшая, должна была нести ответственность за обеих.

А Сандор — дело было даже не в том, что она отчаянно в нем нуждалась. Она повела себя некрасиво, утонув с головой — уже не в первый раз — в книге и войдя в образ главной героини, и безо всякого повода наехав на единственного человека, который захотел в этой сюрреалистической ситуации быть с ней, с Сансой, рядом. Все выглядело запутанно и странно, а главное — она была неправа, и ей нечего было предъявить в свое оправдание. Санса не умела и не любила извиняться — ей на глаза всегда наворачивались слезы, и это выглядело совсем уж смешно. Но выбора у нее не было — надо было выбираться на свет, выходить из кабинки и делать первый шаг — если еще было к кому.

Она встала и, отодвинув колышущуюся занавеску, шагнула в сторону рядов деревянных скамеек. Протирая глаза от неяркого света, льющегося сквозь узоры и причудливые фигуры средневековых многоцветных витражей, Санса прошла к центральному проходу, ведущему к алтарю, и по пути с ужасом осознала, что исповедальня под надгробием неизвестного кондотьера, где должен был ночевать Сандор, судя по отодвинутой гардине, пуста. Неожиданно ноги налились свинцом — идти было чем дальше, тем невыносимее, словно в нее вцепился десяток трупов, что тащили ее назад, во мрак.

На всякий случай она доковыляла до кабинки и заглянула внутрь. Никого. На скамейке лежала белая алтарная свеча — изогнутая и сплющенная, словно ее с силой мяли в кулаке. Санса вздохнула и, повернувшись, потащилась обратно. По пути она взглянула на свой драный подол и уныло подумала, что раз уж все равно никого нет, то стоит как-то привести себя в порядок. Вечером Сандор дал ей куртку, но проснулась она без нее — стало быть, он заходил, пока она дрыхла, и забрал ветровку. Санса с испугом уставилась на свое импровизированное ложе. Куртка валялась под лавкой. Это обнадеживало. Хотя он мог уйти и без куртки — в конце концов, сейчас каждый из них мог одеться от Прада или любого другого модельера, в зависимости от предпочтений (она невольно погладила гладкий шелк испоганенного насильниками платья). Что там какая-то ветровка?.. Санса кое-как обмотала непромокаемую ткань вокруг пояса. Уже лучше — хоть не так срамно. Стоило пойти домой и переодеться — а потом сесть и хорошенько подумать, что ей делать.

На голове, судя по ощущениям, было воронье гнездо. Санса досадливо разодрала свалявшуюся косу, расплетая спутанные пряди. Хоть она и одна — это не повод опускаться. Так можно быстро скатиться до состояния зверя — все равно же никто не смотрит. Мать учила ее: «Держи и веди себя так, словно ты входишь в бальный зал, даже если ты в шортах. Синьора видна не по одежке, а по повадке. Пока ты это помнишь — и другие это почувствуют». Ага. Сказать бы об этом насильникам-людоедам. Или все от того, что она забыла, кто она есть, и вела себя недостойно? Стащила платье, таскалась в поисках парня по городу одна…

Санса устало потерла лоб. Если бы она сидела дома и просто ждала — ничего бы не случилось. Или случилось бы все равно — только до конца, и Сандор бы не успел. Все эти правила — они ничего не значили в этой нелепой реальности. Или тогда, в доках Арсенала, она запятнала себя навечно, и каждый мужчина, что касается ее, знает. Понимает, что она такое… А интересно, Сандор тоже? Эта мысль словно обожгла ее — до дрожи, до слез — стало страшно. Может, он понял — и поэтому сбежал? Нет, не думать об этом.

Санса помотала головой, позволяя волосам рассыпаться по плечам, и решительно зашагала по центральному нефу, мимо молельных скамеечек — на некоторых были отставлены библии в скромном черном переплете из кожзаменителя, мимо картин, надгробий и фресок. Она медленно обогнула могилу дожа Морозини на полу перед дверью. Сколько Санса помнила, стемма всегда была огорожена, но сейчас оградка с канатами отсутствовала, равно как и деревянное распятие и подставка для священного писания в виде орла — бог знает, кому они могли понадобиться. Центральная парадная двустворчатая дверь, пропускающая в церковь небольшую порцию яркого утра сквозь узорчатое, словно слепленное из сотен донышек бутылок, стекло, как во всех итальянских храмах, была намертво заперта. Конная статуя кондотьера Контарини над дверью поблёскивала начищенной медью — и все так же известный полководец ехал в вечность на верном дестриере. Проход, через который они вчера зашли, была плотно прикрыт и заложен доской.

Санса недоумевающе огляделась — если закрыто изнутри, где же тогда Сандор? Спрятался, чтобы ее напугать? Спит в чьей-нибудь гробнице, даром что исповедальни такие тесные, что ему надо было бы сложиться втрое, чтобы устроиться на дурацкой скамейке? Отомкнул тайный выход на канал под алтарем и уплыл — благо вода сейчас стоит низко?

Дверей, впрочем, в церкви хватало. Санса внимательно прошла вдоль стен, осматривая каждый угол.

Она заглянула в помещение ризницы — никого. А вот спать там можно было лечь с куда большим удобством. Санса метнула сердитый взгляд на «Тайную Вечерю» Тинторетто и, как всегда, дернулась от раздражающей ее лохматой блондинки, изображенной на переднем плане. Когда-то она сказала Дженне, что эта фигура вносит диссонанс в сцену — как человек, которой в торжественной и печальной ситуации не знает, куда себя деть, не слышит этого беззвучного ритма, которому подчинено действо.

Сансе, впрочем, вообще не нравился Тинторетто — слишком пышные формы, слишком вольные позы. Ей больше импонировали более ранние фрески и строгие готические изображения святых и ангелов — почти плоские, без претензии на трехмерность, но завораживающие своей камерностью, цельностью.

Она, недовольно шаркая по мраморному в красных и белых ромбах полу, вышла из небольшого помещения, служащего — или служившего, вернее сказать — теперь все, что было им привычно, невозвратно ухнуло в прошедшее время — картинной галереей. Куда теперь? Санса направилась к южной двери — та оказалась не заперта. Кажется, нашлось. Сердце забилось сильнее.

Санса потянула на себя металлическую ручку, вышла на площадь и зажмурилась от солнечного света. Впереди привычно хмурился Никколо Томмазео, только она привыкла видеть его с левого бока, а теперь лицезрела его сплетенные на груди руки и кустистую бороду справа. Санса, ежась от порхающего возле нее ветерка — он, словно перекати-поле, гнал через площадь клубок перьев и лиловых опавших цветков глицинии — обогнула церковь, заходя в тень узкой улочки перед фасадом.

Справа на верхней ступени обнаружился Сандор, сидящий на мраморе и на вид крепко спящий, прислонившись лохматой головой к витым колоннам готической арки парадного входа. Санса опустилась рядом с ним на корточки, благодаря про себя всех, кого смогла вспомнить — бога, дьявола, фей и другие высшие силы, кто бы то ни был, что помешали ее другу покинуть Венецию — и ее.

Солнце поднялось уже высоко — площадь Святого Стефана вся пылала, раскаляясь с каждой минутой все больше. Он обещал разбудить ее на рассвете…

Она охнула и подалась вперед, пытаясь поймать едва слышный звук дыхания. Не мог он… Не мог «Морфей» забрать еще и его. Только не его. Внутри все словно закрутилось в тугую спираль, в ушах зазвенело, и на секунду Сансе показалось, что она не слышит ничего — кроме собственного бешеного биения сердца. Она пару раз глубоко вздохнула, пытаясь справиться с накатывающей дурнотой, и заставила себя сосредоточиться. Смотреть на него было страшно, но по-другому было нельзя. Санса никогда так долго не вглядывалась в кого-то, тем более, в лицо мужчины — не брата, не отца. Сначала она смотрела сквозь ресницы, боясь узреть правду, потом, обнаружив, что пугающее ее предположение не подтвердилось, Санса уставилась на дремлющего (все-таки дремлющего, Боже!) со всей пытливостью восемнадцатилетней девушки, впервые оказавшейся перед не подозревающим, что его изучают, парнем.

Непохоже, что Сандору удалось хорошо выспаться этой ночью. Он был бледен, словно мертвец, под сомкнутыми веками залегли темные круги, длинные черные ресницы (Санса ненавидела собственные светлые и, когда погода позволяла, красила их тройным слоем темной туши) едва заметно подрагивали. Жив, просто крепко спит. Вот бы сесть возле него и ждать — когда все прекратится, когда этому бреду придет конец, и мир вернётся к исходной, привычной конфигурации. Поджать ноги, вздрагивая от холодящего кожу мрамора, и смотреть на этого, по сути, малознакомого ей юношу было проще, чем говорить с ним, подбирая слова и путаясь в собственных мыслях.

Если бы он не был так сильно изуродован, он был бы интересен. Не так, как нравящиеся ей мальчики, разумеется, не как сыновья друзей семьи, не той утонченной, почти слащавой патрицианской красотой (не как тот, который вечно приходил на ум — словно и впрямь на ней было клеймо, но не снаружи, как у Сандора, а глубоко внутри — не вспоминать, не сметь вспоминать…) или даже смазливостью, что притягивала ее подруг, но что-то в нем было — отличающее его от других. Кроме страшенного ожога, разумеется.

Санса протянула дрожащую руку, убрала его черную прядь, запутавшуюся в завитушках-цветах барельефа арки, и легко дотронулась до здоровой щеки Сандора. Он уже зарос — она улыбнулась. Арья в такой ситуации орала Роббу: «Поди выбрей эту мохнорылость!» Это было словно сто лет назад — в какой-то другой, не сансиной жизни. Ее неожиданно затопило волной неизвестно откуда взявшейся, незнакомой нежности. Он не покинул ее. Он все еще здесь — рядом с ней. Ждущий ее. Все-таки — несмотря ни на что. Ей захотелось сделать что-то большее: примоститься рядом, прижаться к нему (как это — когда начинаешь ты, а не другой — страшно?).

Сандор вздрогнул и проснулся. Уставился на нее, как на привидение, словно не веря своим глазам. Поднял ладонь и дотронулся до ее руки — с еще большим недоумением. Санса отдернула пальцы.

— Что ты делала?

— Пыталась тебя разбудить. Я сперва испугалась…

— Чего — что я перекинулся, и тебе придется выпутываться самой? — фыркнул Сандор и зевнул.

Санса раздраженно вскочила и отступила на пару шагов, упершись в ребристую поверхность овивающих арку узоров. Вот тебе и приятное начало дня. Не успел проснуться — уже жаждет продолжать ссору!

— Ты, похоже, забыл, что я совершеннолетняя. Мне не нужен костыль, чтобы передвигаться! Вот соберусь — и поеду в Падую, за сестрой. Если ты ставишь вопрос таким образом — боюсь, нам не по дороге.

Санса вздернула подбородок, всем своим видом демонстрируя независимость и презрение. В душе ее бушевал ураган. С одной стороны — безумно взбесила эта его фразочка. После нее захотелось развернуться, хлопнуть дверью — церковной, монастырской — ведущей в другую вселенную, возможно — и оставить его одного с его подковырками и ерничеством. С другой стороны, где-то глубоко шептало: «А уйди он — справишься ли сама? Посмеешь ли? Путь долгий…» Это несколько охладило ее пыл.

Была и еще одна струя в потоке ее сознания — самая светлая и самая трезвая, шелковой нитью неумолимо вытягивающая ее из мятежа и смуты пламени и теней — всего того сумбура, что творился внутри — к свету. Яркими вспышками переплелись в окончательно запутавшемся мозгу ее вчерашние горькие ночные размышления, утренние сожаления и то щемящее чувство, что возникло у Сансы при виде спящего Сандора и что теперь почти затерялось, ускользнуло, вытесненное гневом и возмущением — и ей было до слез жаль этой утраты, словно от осознания необратимости момента.

Все эти мысли, по видимому, каким-то образом отразились на лице, потому что Сандор, угрюмо взирающий на нее снизу вверх, привычно завесившись давно не стрижеными лохмами, вдруг перестал хмуриться и озадаченно потер щеку — в том месте, где Сансина рука недавно коснулась его. Санса, все еще в смятении и не зная, что сказать — но вспышка гнева прошла, как грозовое облако, утянутое вперед шальным ветром — уставилась на лепешку жвачки, что прилипла к пронизанному коричневатыми жилками мрамору ступеньки.

Они помолчали еще минуту: она — глядя невидящим взором под ноги, он — изучая ее смущенное и сердито-беспомощное лицо. В тот момент, когда Санса было уже собралась с духом, чтобы извиниться за вчерашнее — она пришла к выводу, что его недавняя реплика была напрямую связана с вечерней сценой, и что, в общем, она ее заслужила — Сандор вдруг резко поднялся и, отвернувшись от нее, бросил:

— Не бери в голову. Нам лучше двигаться вместе. Пока. Там дальше видно будет.

Эта его фраза, сказанная бесстрастным голосом, задела ее чуть ли не больше, чем предыдущая. Сансе почему-то вспомнилось, как она лет пять назад, в пылу пубертата, доказывала матери, что ей совершенно необходимо иметь свой собственный мотороллер — а мама доходчиво-ласково, как малолетней, объясняла, что дороги в предгорье не приспособлены для двухколесного транспорта, что придется подождать несколько лет и сразу задаться целью получить автомобильные права. Санса отлично знала об отрицательном отношении и матери, и отца к моде на «моторино», но лучшие ее подруги гоняли в школу на своих новеньких Хондах и Ямахах, и она хотела быть не хуже других. Своего она тогда так и не добилась, но ощущение унижения от материнского снисходительного тона запомнила. Сейчас у нее возникло похожее чувство. Словно разница между ней и Сандором не каких-то там пять или шесть лет, а все пятнадцать, и он — умудренный опытом взрослый мужчина, а она — капризная дуреха, которая не знает, что требует.
Санса больше для себя покрутила головой и буркнула:

— Как знаешь. Если я тебя не задерживаю…

Он серьезно посмотрел на нее, и Сансе вновь стало стыдно.

— Я задержался тут из-за тебя, да. Но теперь мы может стартовать, полагаю.

— Ну да — чем скорее, тем лучше!

— Только переоденься сперва, ага?

Санса покраснела. Нет, надо же быть такой дурындой!

— Да, конечно. Ты можешь подождать меня здесь… Возьми куртку…

— Нет, — отрубил Сандор. — Хватит с меня, и с тебя тоже. Не знаю, как тебе, а мне до смерти надоела эта долбаная игра на нервах. Я подожду тебя за дверью твоей спальни. И это не обсуждается. А куртку оставь. Мне не холодно.

— Окей… — пропищала вконец растерянная Санса. Он заботится о своих нервах — или переживает за нее? Это было и приятно, и слегка раздражало. Все же он воспринимает ее как младенца-несмышленыша. Санса, сердито комкая болтающиеся на поясе концы рукавов Сандоровой ветровки, поплелась за ним к монастырю.

Они молча пересекли площадь и зашли в тень сада. Санса совсем позабыла о мародерах и теперь вжала голову в плечи, проходя мимо кладбища. А там ничего такого не оказалось. Импровизированные захоронения были в полном порядке. Фотография сестры Габриэлы висела вроде как-то иначе, но, возможно, она себе просто это придумала. Это все нервы. Нервы — и ночные кошмары.

Сандор придержал тяжелую дверь черного хода, пропуская Сансу вперед. Она прошла коридором, минуя кухню, и недоумевающе оглянулась.

— Ты чего?

— Я же не знаю, куда идти. Я здесь второй раз. В прошлый раз было проще — на звук…

— Прости, я забыла. Моя спальня на втором этаже.

— Я помню.

Оба покраснели — от воспоминания об открытом в ночь окне. Санса нарочито торопливо зашагала по ступеням, придерживая соскальзывающую куртку. Сандор следовал за ней молча, словно тень. Когда они дошли до нужной двери, он остановил ее, придержав за плечо.

— Погоди, я сам сперва. Можно?

— Зачем? — удивленно обернулась на него Санса.

— Ну… мало ли что. Хрен его знает. Лучше глянуть.

Она пожала плечами, и Сандор тут же отдернул руку, словно обжегшись. Санса подумала, что у них все слишком сложно: и взгляды, и слова, и прикосновения — особенно прикосновения. Ему словно нужно было каждый раз ее разрешение, а когда он его не получал, то не мог преодолеть искушения — но вел себя, как мальчишка, впервые стянувший в лавке конфету и теперь ждущий нагоняя за преступление. Беда была в том, что она не могла дать это разрешение — не вот так напрямую.

По совести сказать, Сансе было дико страшно. После — после того, кто, не стесняясь, «взял свое», она привыкла прятаться в себе, когда сближалась с мужчиной. Собственно, это был первый после Арсенала раз. Все выходы с Дженной на венецианские вечеринки — последняя была в феврале, во время карнавала — кончались ничем. Мальчики волочились за ней, тянулись — и отпадали, оттолкнутые ее холодностью. Тот кудрявый блондин в костюме мушкетера, что все пытался взять ее за руку во время вечерней прогулки по засыпанному конфетти и стаканами от винбрюле* Сан Марко, был даже ничего, но Санса, с удовольствием флиртуя, шарахнулась при первой же попытке контакта, чем вызвала у парня полнейшее недоумение. Потом он полез к Дженне, уединившись с ней в узком, воняющем мочой переулке, и та рассказывала, что даже целовался он, переплетаясь потными пальцами с ее — видимо, это его возбуждало. Сансе даже от рассказов стало противно.

А Сандор был для нее загадкой. Его поведение было нетипичным для юноши его возраста. Он так смотрел — и все же не желал и не собирался ничего предпринимать. Сансу это и задевало, и радовало одновременно. Огорчало потому, что она привыкла нравиться и ждала привычного интереса, а он словно намеренно не хотел открывать карты. Санса решила, что дело все-таки в его ожоге — он, верно, стесняется сам себя. Но не могла не радоваться его сдержанности, потому что попытка сближения неминуемо повлекла бы за собой сложности и огорчения. Едва ли что-то у них выйдет. Но он был тут, рядом, и Сансе хотелось его внимания. А Сандор нарочито ее игнорировал.

Он мельком оглядел ее комнату, прошел к окну, отодвинув развевающуюся от ветра белую занавеску — она облепила его плечи, как плащом — и глянул наружу.

— Ладно, давай поскорее. Надо отправиться сегодня. Не хочу больше тут мариноваться. И, пожалуйста, надень что-то более практичное!

Санса обиженно буркнула ему в спину, пока Сандор закрывал за собой дверь:

— Мог бы и не говорить. Сама соображу.

— Вот и супер.

Он осторожно притворил дверь. Санса скользнула в ванную, потом с полотенцем в руках беззвучно подошла к косяку и прислушалась. В коридоре было тихо. Ей почему-то показалось, что Сандор сидит на полу возле входа, прислонившись спиной к деревянной поверхности двери, и так же, как она, внимает, затаив дыхание. Как запутанно! Санса вздохнула и поплелась в ванную. Под душем она вспомнила, что оставила в исповедальне книгу. Чтиво, конечно, действовало на нее не лучшим образом, но расстаться с ним Санса просто не могла. Эта история была единственным щитом, прячущим ее от жестокой реальности. Если не будет этой каждодневной «конфетки», в конце дня она просто сойдет с ума. Сандор должен понять.

Она быстро вымылась и оделась максимально просто — джинсы, майка, кофточка сверху — на случай, если станет холодно. Быстро собрала маленький чемоданчик, что брала с собой, когда ездила на каникулы домой. Теперь рюкзак — туда только мелочи. С ума сойти, как убавилось личных вещей с отсутствием электричества! Половина ее жизненно необходимых предметов вроде телефона и планшета превратились в никчемные куски пластика. Так что — альбом с фотографиями, дневник — Санса начала его вести, когда привычный блог стал недоступен — еще пара штучек, что были ей дороги. И там еще осталось место для самого главного — для книги.

Сандор стукнул в дверь и прошипел:

— Ну скоро ты там? Решила на прощанье навести порядок в комнате?

— Блин, я собираюсь!

— Что? Открой-ка!

Санса, внутренне напружинившись — она вспомнила несчастную главу из истории про Россану и поняла, что ей сейчас грозит унизительная надобность отчитываться за лифчики и носки с ночнушками — отворила дверь.

Сандор остановился на пороге, словно вампир, которого не пригласили — как будто его сдерживал невидимый барьер — но, заметив чемодан, шагнул вперед.

— Нет, так не пойдет. Ну вообще.

— Почему это?

— Потому что надо быть налегке.

— Разве мы не поедем на машине?

Он глянул на нее этим своим привычным недоумевающе-мрачным взглядом и покачал головой.

— Нет. Я думал взять пару скутеров, но и это не пройдет.

— Почему?

— Мост Свободы заблокирован и оцеплен. Даже тротуары перегорожены. Я ходил туда пару дней назад. Нам придется либо идти пешком до Местре — тут твой чемодан точно будет неуместен — либо переплывать лагуну.

— И ты решил…

— Плыть. Я не хочу переть пешком по солнцепёку. Тем более, там… Ну, не важно…

— Что? Говори, хватит от меня все скрывать!

— Трупы. Много трупов.

— Беженцы?

— Нет. В основном полицейские… Солдаты…

Санса неожиданно для себя села на постель и зарыдала. Если армия тоже — значит, ни лекарства, ни антидота от «Морфея» не существует, и снаружи — то же, что и в Венеции. Мир вымирает.

Сандор присел рядом с ней и неловко потрепал ее по плечу, старательно избегая прикосновения к волосам, словно они могли обжечь его.

— Ну ты что? Нет никакого повода киснуть! Мы выберемся…

— Я не о том! Ты сказал — солдаты… Значит, у них тоже нет ни вакцины, ничего… Я надеялась…

— Что? Что, как в глупых американских фильмах, у секретных служб есть ответ на все? Санса, ты как ребенок!

— Ничего не как ребенок! Не смей меня так называть!

— Хорошо. Только успокойся — взрослые женщины не плачут.

— Ты-то откуда знаешь? Сам говорил, что ты сирота! — сердито бросила Санса.

— Мне так кажется.

— Все женщины плачут. Взрослые — реже, но горче. Много ты понимаешь!

— В женщинах — точно ничего… — мрачно сказал Сандор и поднялся. — Короче! Чемодан — нафиг. Бери только рюкзак. Шмотки где угодно можно достать теперь.

— Знаю, – потупившись, пробормотала Санса.

Он глянул на нее и удивленно поднял бровь.

— А-а-а, значит, то платье…

— Да.

— Зачем? Что у тебя, своих тряпок мало?

— Низачем. Просто. Ты и впрямь в женщинах ничего не смыслишь. Вот захотелось!

— Но ведь оно не твое! И необходимости в этом не было…

— Была. Мне надо было переодеться. И потом — раз в жизни можно себе позволить…

— Своровать? Нет.

— Я не своровала, — разозлилась Санса. — Я просто взяла взаймы. И потом — даже продавщица в бутике перед смертью напялила платье из коллекции.

— А ты на других не смотри! Решай за себя!

— Вот я и решила. Что было нужно.

— Хорошо, — буркнул Сандор. — Решила — значит, решила.

— И вот еще что. Мне надо зайти в Санто Стефано.

— Это еще зачем?

— Я забыла там книгу.

— Вот пусть там и остаётся. Ты от нее становишься бешеная. Что там — про испанский сапожок? Или про сожжение ведьм?

— И про ведьм тоже. Мне она нужна.

— Ты как наркоман в ломке.

— Иди на хрен! Чемодан не буду брать — ты прав, но вот книгу не оставлю, хоть что ты говори!

Сандор уставился на Сансу, как на больную.

— Помяни мое слово — это твое чтиво не доведет тебя до добра. И вообще…

— Что?

— Мне кажется, она на тебя как-то влияет. На твое отношение ко мне… Дашь почитать?

Санса вспыхнула, представив, что он подумает, узнав содержание и сопоставив ее поведение с прочитанным. Ни за что!

— Ну нет. Это мое.

— Что твое? Книга? Ты же ее у настоятельницы стащила! И вовсе не твое. Книги — для всех. Ты же сама предлагала.

— А теперь — нет. Поезд ушел. Закончу — тогда.

— Ок. Больно надо. Читай сама свою средневековую порнуху и вздыхай по тому, чего не существует. А жизнь меж тем пройдет мимо. Пошли, время не ждет.

Сандор поднялся и, не оборачиваясь, вышел из комнаты.

Санса выгребла из чемодана несколько тряпок — тех, что могли понадобиться в дороге — и, аккуратно свернув их в тючки, с трудом запихала в раздувшийся, как больной водянкой бегемот, рюкзак. Оглянулась на свою спальню, окидывая ее взглядом в последний раз. Пошла закрыть окно, но потом раздумала. Какое это теперь имеет значение? Взвалив на плечи забитый под завязку баул — книгу теперь придется нести в руках — Санса вышла из комнаты и притворила за собой дверь.

Они молча постояли на кладбище и так же молча проследовали к Санто Стефано.

Санса забежала в церковь и, шлепая подошвами балеток (туфли были ей слегка великоваты, но по жаре это только плюс) по звонко отражающей любой звук мраморной поверхности, пулей пронеслась к исповедальне. Вытащила из-под скамейки книгу и бережно прижала ее к груди. Как просто читать — как сложно жить!

Она подняла голову и уставилась на потолок, выполненный в форме дна корабля (были даже слухи, что это и есть бывший корабль — и что именно это навлекло на церковь проклятье — в ней за время существования произошло несколько убийств, и храм освящали пять или шесть раз) Сансе нравился странный клетчатый потолок — он напоминал ей те вафли, что мать пекла дома в старой машинке и закручивала их в трубочки, начиняя «Нутеллой» или взбитыми сливками. Санса сглотнула. Очень хотелось есть. Надо было позавтракать…

Сандор нетерпеливо мялся снаружи.

— Ну что, нашла свою книгу заклинаний?

— Угу. Иди в пень. Надо бы позавтракать.

— Потом. По пути. Все равно надо запастись продуктами.

— Ладно. А как и откуда мы стартуем?

— Я нашел моторку возле иезуитского пансиона. Был там один тип — из толстосумов. Папочка ему лодку подарил на Рождество. Для удобного перемещения студентика по Венеции, — Сандор скривился, словно от дурного запаха. — Осел забыл ключ в столовке, когда драпал в аэропорт. Мы его туда ему и отвезем.

— Куда?

— В Марко Поло. Нам удобно направиться туда. А там найдем какой-нибудь сухопутный вид транспорта.

— Скутер?

— Ну хотя бы. Там большая парковка, и что-то непременно отыщется.

— Угу. Например, самолет, — ехидно сказала Санса.

— Я не умею пилотировать гражданские, — бесстрастно сказал Сандор. — Может, ты брала летные уроки? У богатых вечно какие-нибудь такие причуды…

— Не было у нас никаких «таких» причуд. Впрочем, я умею ездить верхом.

— Это, кстати, может пригодиться больше в нынешних условиях. Если найдем живую лошадь, конечно. Они тихо передвигаются — это безусловной плюс.

— Ага, а минус — что они медленные. А ты умеешь пилотировать военные самолеты? Или вертолёты, может быть? Это было бы круто!

— И до усрачки шумно. Нет уж, не стоит. Да и не умею я. Но мой брат — да.

— Ты не говорил, что у тебя есть брат, — подозрительно заметила Санса. — Почему ты тогда рос в монастыре?

— Он был военным. Пропал без вести во время одной из миссий, когда мне не было и четырнадцати.

— Извини. Я не хотела…

— Все ок. Проехали, — буркнул через плечо Сандор, поднимаясь на очередной мостик.

— Ладно. Значит, аэропорт. А оттуда…

— В Падую. За твоей сестрой. Разве план был не такой?

— Такой-такой.

Санса вытерла вспотевшее на солнцепёке лицо. Хорошо, что они поплывут, не придется тащиться пешком. Сегодня еще жарче, чем вчера. Майка противно прилипла к спине — а ведь она принимала душ полчаса назад!

— Слушай, Сандор — а как же твой кот?

— Мы заберем его. Он заперт в моей комнате.

— А как мы его повезем в лодке? Коты не любят воду, насколько мне известно.

— Найдем рюкзак.

— Не проще ли зайти в магазин и поискать там переноску?

— Переноску? — Сандор остановился и уставился на Сансу.

— Ну да. Такую небольшую клетку для перевозки животных…

— Да, — он взъерошил волосы, то ли пытаясь отвести их от лица, то ли, напротив, стараясь прикрыть свой ожог. — Я забыл. Есть такие штуки. Видел пару раз. Я не подумал. А где бы нам такую найти?

Санса задумалась.

— Мы с подругой как-то были в зоне Канареджо. Там был зоомагазин. Мы заходили щенков смотреть. Можно попробовать заглянуть.

— Санса, спасибо! Ты гений. Этот рюкзак — как подумаю… — Сандора передернуло. — Так и сделаем. Сейчас завернем по дороге и заодно еды ему припасем.

— Да.

Санса задумалась. Все-таки Сандор был очень и очень странным. При его практичности он порой не знал элементарных вещей. Наверное, тяжело расти в приюте — сиротой. Теперь и она наполовину сирота — но ее уже всему научили. А он словно потерялся по дороге — или прошел половину пути взросления зашоренный, без возможности смотреть по сторонам и узнавать новое, очевидное каждому среднестатистическому подростку…

Они дошли до зоомагазина в узком переулке неподалеку от набережной Фондаменте Нове. Все внутри было перевёрнуто: стекло витрины разбито, содержимое полок беспорядочно валялось на полу. Санса подумала, что, видимо, кто-то, так же, как и они, перед отбытием искал еду для четвероногого друга. Они аккуратно забрались в помещение через брешь в стекле и занялись поисками.

Санса тут же уцепила симпатичную фиолетовую переноску и приспособила внутрь небольшой матрасик, взятый из высокой стопки, опасно громоздящейся на верхней полке под потолком. Сандор тем временем взял с пяток небольших упаковок кошачьей еды — к счастью, они были в алюминии, а не в консервных банках — и еще мешок сухого корма.

— Не думаю, что Марцио это заценит, но все же лучше, чем ничего, — виновато буркнул заботливый хозяин кота.

Санса фыркнула.

— Не станет есть — мы же не в пустыню едем. Будут еще зоомагазины.

— Это знать надо — искать еще придется.

— Еда для животных и в супермаркетах есть.

— Да, точно. Тогда хорошо. Пошли уже. Отличная идея с переноской! И она мне нравится.

— А вот коту вряд ли понравится. Хотя лучше, чем рюкзак.

— Это точно, — Сандор упихал банки и мешок в пакет с изображением счастливого рыжего с белым спаниеля, который он извлек из-под кассы. — Я боялся, что он просто сбежит от такого обращения. А эта штука кажется надежной.

— Ага, надежная такая переносная тюрьма, — невесело усмехнулась Санса.

— Да ладно тебе. Мы же потом его отпустим.

— Ага. А он даст деру.

Сандор нахмурился и подал Сансе руку, помогая ей выбраться на улицу.

— Ну, посмотрим. Главное — увезти его отсюда. И нам тоже убраться подальше.

Через полчаса Сандор притащил ждущей его на ступеньках закрытого колодца на площади Иезуитов Сансе отчаянно орущего в новой переноске пушистого, похожего на рысь кота. Тот злобно зыркнул на нее зелеными глазами и повернулся к новой знакомой серо-коричневым роскошным хвостом.

— Какой-то у тебя питомец невоспитанный, — заметила Санса, аккуратно ставя клетку в тень от колодца — был почти полдень, и солнце палило невыносимо.

Сандор виновато пожал плечами.

— Он же дикий. Меньше двух месяцев у меня живет.

— Дикий и несимпатичный.

— Тебе он не нравится? Мне кажется, он красивый… — растерянно пробубнил вконец расстроенный хозяин.

Санса с трудом сдержала улыбку. Все владельцы зверей одинаковые. Бран со свету сживет за своего пса — только скажи что-нибудь дурное!

— Да красивый, красивый. На рысь похож. Я имела в виду, что он необщительный и нелюбезный.

— Он самостоятельный. И не любит сю-сю. Это тебе не домашняя кошка-подушка.

— Это точно, — засмеялась Санса. — Ты уже все?

— Погоди. Сейчас — барахло принесу. Я боялся тащить Марцио вместе с баулом. Уронил бы еще. А он и так нервничает.

— Почему Марцио?

— Я его нашел в конце марта**.

— А-а-а. Понятно. Ну, иди тогда. А я пригляжу за твоим мартовским котом.

Санса присела на ступеньку рядом с переноской. Кот раздраженно зашипел. Тоже еще — рысь. Уличный бандит!

Сандор выбежал из белого, чересчур массивного здания резиденции иезуитов с рюкзаком с надписью «Международный открытый конгресс вопросов веры «Догма — 2006» и пластиковой сумкой из Ашана.

— А в сумке что?

— Еда кое-какая. Ну как, вы подружились?

— Угу, — сказала Санса, посасывая оцарапанный палец. Когти у Марцио были, как у росомахи.

— Ну, тогда отлично. Едем? — не обращая внимания на сарказм в ее голосе, спросил их будущий капитан.

— А не жарко сейчас плыть?

— Нам же не веслами работать. Поплывем с ветерком, — наигранно бодро провозгласил Сандор.

— Ну-ну. А как же есть?

— Поедим в аэропорту. Не хочу задерживаться. Пока — на тебе.

Он сунул ей слегка засохшую продолговатую булку с глянцевой коричневой корочкой, из-под которой лукаво выглядывали подгоревшие изюмины.

— Из булочной Майера?

— Ага. Чуток засохла. Но вполне съедобна.

— Спасибо, — сказала Санса, не положенным синьорине образом набивая себе рот хлебом. — А ты?

— Я не хочу. Потом. Поехали. Лодка на набережной. Возьмешь Марцио?

— Хорошо, — опасливо промолвила Санса, дожевывая булку. Кот был донельзя зловредный. Лучше бы она несла продукты, но жаловаться Сандору на характер пакостного питомца побоялась. И так у них все непросто.

Она боязливо взялась за ручку переноски, но кот, похоже, слегка успокоился — то ли присутствие хозяина на него так воздействовало, то ли нарочно решил прикинуться паинькой. «Так-то оно и лучше», — подумала Санса. Еще не хватало поругаться перед дорогой из-за этой злонравной бестии!

Они прошли вдоль общежития по узкой площади Иезуитов и оказались на набережной, от которой отходило с полдесятка мостков, обтыканных по периметру деревянными сдвоенными столбами. В сотне метров маячила пристань-остановка общественного транспорта «Фондаменте Нове». Санса ждала с вещами и смотрела на лежащий перед ней остров Сан Микеле, обнесенный красной кирпичной стеной, из-за которой виднелись сады кладбища, занимающего весь этот кусок суши.

Может быть, им просто надо было спрятаться там — и переждать? С другой стороны — похоже, вся эта история продлится дольше, чем хотелось бы. Возможно, им бы пришлось жить там вечно: ей, ему и коту, похожему на рысь.

Сандор подогнал белую моторку к краю свободного мостка. Ловко прикрутил трос к металлическим ограждениям, принял у Сансы вещи и кота, пристроил их на заднее длинное сиденье-диванчик, потом помог перебраться в мотолодку самой Сансе. Она боязливо ступила на палубу, стараясь не смотреть на зеленые водоросли, что, как волосы невидимой русалки, колыхались в воде и ласкали корпус причалившей Хонды. От этой картины Сансу слегка замутило.

— Ну что — двинули? Вот и солнце спряталось. Погоди… Сесть-то тебе куда-то надо… — Сандор озадаченно потер висок, словно у него болела голова. — Этот пижон на моторке девок, видать, катал — видишь эту лежанку на носу? Сам за штурвалом — а дама тем временем загорает на солнышке… — Сандор недовольно сплюнул в пенящуюся за кормой воду. — Ты хочешь назад? Не думаю, что Марцио будет против…

Санса оглянулась на недовольно крутящегося в переноске кота. Моторка качнулась на волне, и кот зашипел. Идти к нему не хотелось совершенно. Сандор проследил за ее взглядом и опять стянул с себя ветровку, которую Санса отдала ему в монастыре.

— Погоди, он нервничает. Прикрою его курткой от брызг. Все-таки коты не любят воды.

Санса с улыбкой наблюдала, как он заботливо устраивает вокруг тюрьмы Марцио некое подобие гнезда. Детский сад!

— Ладно — на носу, значит, на носу. Если уж так полагается… — Санса села на краешек переднего длинного, и впрямь больше напоминающего лежанку сиденья, обняла руками коленку и состроила соответствующую ситуации счастливую гримаску шлюшки с календаря для мужчин.

У Сандора стал вид, как у побитой собаки.

— Прости, я не подумал… Давай, я поставлю Марцио возле рубки, а ты сядешь назад… Так глупо…

— Не надо, мне и здесь хорошо! — махнула рукой Санса.

— Уверена? — он смотрел так уныло, что Сансе стало его жаль. Едва ли Сандор будет засматриваться на ее прелести, пока она будет трястись от ветра и брызг лагуны.

— Ага, спасибо. Я готова.

Санса бросила тоскливый взгляд на буйком пляшущий на волнах желтый причал для катерков-автобусов. Вот так странно покидает она город у моря. Она вспомнила, что в этом году так и не съездила, как мечтала, на пляж Лидо, и не сходила в библиотеку на Сан Марко, куда ей сделала пропуск настоятельница. Упущенные шансы, профуканные навсегда возможности — теперь все это оставалось за кормой. Сандор тем временем отцепил трос от перил и завел моторку.

— Сандор, у тебя есть права на управление лодкой?

— Да. Категория А. Там ограничения на мощность мотора и длину лодки. Но эту малютку я могу вывести. На нее даже прав-то не надо. И ты бы могла встать за штурвал — если бы хотела. Игрушка для богатенького недоросля. Потом, теперь и проверять некому. До аэропорта мы долетим минут за пятнадцать. По дороге было бы сорок.

— По дороге нам не пришлось бы туда вообще заруливать.

— Ну да, ты права. Все уже. Там под банкой бинокль в футляре. Если хочешь, возьми.

— Под банкой?

— Ну, под этим седалищем-лежанкой. Внизу.

Санса вытащила из-под скамейки кожаный коричневый чехол и, достав бинокль, начала задумчиво крутить колесико фокусировки.

Сандор следовал столбам-указателям навигации от набережной. Курс лежал между Фондаменте Нове и Сан Микеле, за которым вдалеке, в синеве, маячили большие острова Мурано и Сан Эразмо. Они летели вдоль береговой линии Венеции. Сандор прибавил скорость, и моторка начала глиссировать. Сансу замутило сильнее.

— Ты как, в порядке? Вообще-то на аэропорт курс идет вдоль Мурано, но я не хочу рисковать и светиться там с этой ревуньей средь бела дня. Проедем чуть дальше и свернем возле Моста Свободы, ладно? Там я хоть зону обследовал…

— Как хочешь. Ты капитан, тебе и карты в руки. Штурвал, то есть.

Санса все смотрела влево, на оставленный город. Было одиноко и тоскливо — Венеция все же была ее домом последние два года. Кто знает, что там, впереди?

Вода не внушала ей доверия — они словно прыгнули в никуда, растворились в дымке. Санса подумала, что предпочла бы топать пешком по магистрали и преодолевать блокпосты, но потом вспомнила про трупы и вздрогнула. После каннибалов ей совсем не хотелось лицезреть ничего подобного. Тем более, тела, пролежавшие бог знает сколько дней на солнцепеке.
Мимо ползла красная кирпичная стена, отгораживающая море от города. Почти на самом краю Фондаменте Нове белой краской было начертано:

"Из лагуны в сельву***. И дальше — по наклонной — в ад. Добро пожаловать в безвременье..."

Санса вздрогнула, глядя на фразу, показавшуюся ей почти пророческой, и вспомнила похожую надпись на выезде из Венеции, вернее, уже на въезде в Местре. Но там было "Из лагуны в сельву." И красочная, в стиле "Желтой Подводной Лодки" картинка с развеселыми парнями, набившимися в крошечную барку, уплывающую в тенистые разноцветные джунгли. А тут — схематичное изображение гондолы в профиль — и скелет с косой на борту.

Она не знала, чего боится больше — остаться или покинуть этот зловеще молчащий город. Сансе вдруг подумалось, что больше всего ей недоставало не звуков, а запахов, составляющих палитру бурлящего веселой жизнью туристического центра: жарящихся зерен кофе, свежей выпечки, что неизменно напоминал ей аромат только что выстиранного белья, полуденной студенческой пиццы из забегаловки на Санта Маргерита, вечерних сигаретных посиделок старожилов в кафешках в узких проулках, куда редко ступала нога туриста. Именно поэтому теперь этот некогда пестрый центр вселенной так пугал ее. Теперь тут пахло только морем, солью, раскаленными камнями — и тлением.

Между тем они оторвались от набережной, уходящей под углом все левее и почти добрались до Моста Свободы. Сандор слегка замедлил ход моторки. Санса взглянула на него — ему явно было в кайф все это путешествие: даже лицо слегка порозовело — он уже не казался мертвецом. Зато сама она, наверное, вся зеленая, словно кикимора или утопленница. Санса уставилась в бинокль в сторону Венеции — на уходящие под воду белые ноги-колонны, поддерживающие мост — и обмерла. Из-под одной из арок выплыла лодка. Нет, гондола. Санса крутанула колесико окуляра и сбила фокус. Вот черт!

— Сандор, там…

— Что? Ты про ту точку?

— Это лодка. Нет, погоди…

Это была гондола — чёрная и блестящая. Казалось, она скользит сама по себе. Фигура на носу держала шест, но не двигалась. Фигура в черном — с белым лицом-маской.

— Сандор, это чумной доктор. Он едет за нами… — прошептала Санса одними губами.

— Что? Говори громче! Что ты там бормочешь?

— Это смерть! Она гонится за нами! Мы никогда отсюда не выберемся. Или выберемся — но будет только хуже! — заорала Санса, вглядываясь в забрызганные окуляры бинокля. Ей показалось, что чумной доктор развернулся к ней, наклонил носатую голову и приветственно помахал рукой. Ей стало дурно.

— Ты с ума сошла. Или солнце голову напекло. Дай мне эту чертову стекляшку!

Мертвой рукой Санса протянула ему бинокль. Он глянул в сторону моста и, казалось, мгновенно побледнел — словно даже загар сошел со здоровой половины лица. На этом фоне чудовищный ожог стал еще заметнее.

— Это не чумной доктор. Это… Поехали отсюда.

Он бросил бинокль под диванчик, на котором в переноске недовольно шебуршился под курткой Марцио, развернул моторку в сторону аэропорта Марко Поло и прибавил скорость.

— Что там было? Что ты видел?

— Ничего. Абсолютно НИ-ЧЕ-ГО. Просто лодка дрейфует. Или даже гондола. Кто-то забыл привязать — в общей-то сумятице, — Сандор извлек из себя неправдоподобный смешок. — У тебя нервы на взводе, и еще книга эта… Никого там не было. Просто жара. И показалось.

— Ничего не показалось. Ни мне, ни тебе. Кого увидел ты?

— Мы больше не будем это обсуждать, — решительным тоном заявил Сандор, отводя взгляд. — У нас хватает проблем и без привидений — особенно плавающих на гондолах под мостом в полдень под солнцем в зените. Забудь и подумай лучше, как нам быть, если мы не найдем твою сестру. Ты знаешь зону? Я там был всего два раза — и оба раза спал в хостеле в Сан Антонио.

— Я знаю. Придумаем чего-нибудь.

Он глядел вперед, сердито хмурясь и вцепившись в чёрное колесо штурвала. Санса смотрела назад и размышляла, что, если она возьмет бинокль и опять попробует поднять тему существа в лодке, Сандор взбесится окончательно. Поэтому она лишь смотрела на черную удаляющуюся точку и думала, что не могло ей такое пригрезиться. Она отчетливо видела и зловещий клюв, и темную сутану, и черную плоскую шляпу, что носили средневековые лекари, и даже очки, защищающие глаза от проникновения инфекции — так тогда верили. Заметила, как отражается солнце в черных непроницаемых круглых стеклах. Не могла же она и это придумать? Боже, если это ее персональный призрак, ее монстр из темного чулана, выползший на свет, что же увидел тогда Сандор? Едва ли она когда-нибудь об этом узнает…

Санса вздохнула и придвинула к себе драгоценную книгу, по обложке которой море рассыпало неровные точки брызг. Она бы начала читать прямо сейчас — чтобы успокоиться. Но Сандора это разозлит еще больше. Придется подождать.

Впереди уже мелькали полосатые башни, будки и взлетные полосы аэровокзала, поросшие рыжей травой по обочинам. Они приближались к Тессере.