Waitere-Loide

VII. На расстоянии вытянутой руки

Эльфийка Брима шарахалась от гостей корабля так, что за первые два дня Эс видел ее всего трижды, и то — со спины, когда стройная фигура ныряла во мрак распахнутого трюма, переступала порог камбуза и поднималась на квартердек. От нее смутно пахло цветами и солью, чисто вымытые и причесанные волосы цвета льна были коротко острижены, а мужская одежда, скрывая фигуру, в то же время ясно ее подчеркивала, давая понять: под этими рукавами на самом деле прячутся гораздо более округлые плечи — и гораздо более изящная спина...

Не то, чтобы эльфийка была так уж необходима бывшему придворному звездочету. Признаться, он понятия не имел, какого черта за ней гоняется. Со своей работой девушка успевала разобраться, пока зеленоглазый парень спал, покачиваясь, в недрах неудобного гамака, а затем просиживала долгие часы за нудными вещами типа очистки рыбы.

Сколот на верхней палубе не показывался — его надежно скрутили щупальца морской болезни, и юноша сутками напролет валялся у себя в каюте, вынужденно превозмогая тошнотворное отупение с помощью книг и корабельного журнала, выпрошенного у капитана судна. От сырости ныл его глубокий шрам и чесались покрытые царапинами края; от запаха рыбы усиливалась тошнота, и он обматывал нижнюю половину лица повязкой, обрызганной травяными духами или вином. Лучше так, чем остро ненавидеть ни в чем не повинного тунца, поданного на ужин.

На третий день Эсу впервые удалось полюбоваться Бримой вблизи. Что и говорить, молодая девушка с гордой осанкой и потрясающе сильным телом была чудо как хороша; измотанная постоянными попытками увильнуть от опекуна Сколота, она посмотрела на него едва ли не с вызовом. Что, мол, все-таки догнал? Радостно тебе? Лестно? Только вот я ни слова не скажу, я развернусь на каблуках и сделаю вид, что...

— Брима, — протянул Эс, будто вспоминая, где до этого мог слышать ее имя. — Брима. Ты ведь — жена покойного генерала Яста?

Эльфийка дернулась, будто ее ударили. Возмущенно опустила тонкие заостренные уши:

— Откуда тебе, человеку, известно о гибели моего мужа? Или ты явился из проклятого Движения?!

— Нет, — спокойно ответил парень. — Вовсе нет. — Он огляделся по кораблю, но рядом никого не было: ни вездесущего капитана, ни его пьяной матросни, лишь скучал мужчина-рулевой шагах в тридцати от девушки. — И если уж на то пошло, то я даже не человек.

Она расхохоталась, надеясь этим хохотом его унизить, но бывший придворный звездочет не дрогнул. Ему, в отличие от Бримы, было все равно, за что конкретно умер ее муж, за что конкретно умерло все эльфийское племя, рискнувшее поселиться на карадоррских берегах. Но его удерживало напротив эльфийки нечто, что превосходило по важности и банальную честь, и не менее банальный долг. Его удерживала память, а память — штука серьезная, спорить с ней — все равно что пытаться голыми руками остановить лавину.

— Я унес генерала Яста на берега Тринны, — пояснил он. — К его тамошним сородичам. Эльфы похоронили твоего мужа в Никете, к северо-западу от Реки.

На миг ему показалось, что кто-то неумело вырезал эльфийку из камня. Она застыла, растеряла всю свою легкость и упругость, она побледнела, как если бы у нее внутри сломалось нечто крайне важное. Потом улыбнулась — криво, уголками розовых губ, — и повторила:

— Вы унесли... а я слышала, что тело моего мужа стало ужином для того карадоррского... — ее глаза распахнулись так широко, что господин Эс в них полностью отразился. Высокий силуэт, одетый в не особо роскошную, но вполне добротную одежду; правда, через пару секунд он резко вытянулся и принялся обрастать совсем иными деталями — крылья, шипастый гребень вдоль зубчатого хребта, хищный безумный оскал. Бриму передернуло; не зная, куда деть дрожащие руки, она заправила за ухо прядь волос и едва слышно закончила: — Того карадоррского дракона...

Спустя полчаса они уже пили чай в трюме «Танца медузы» — погруженном в полумрак, провонявшем рыбой, как, впрочем, и весь корабль, зато совершенно безопасном. Матросы приходили сюда редко, а на случай вторжения вокруг было достаточно сундуков, бочек и тюков, чтобы за ними спрятаться. Правда, на спуске бывшему придворному звездочету не повезло — волна качнула хлипкое деревянное суденышко, будто напоминая, что по воле океана «Танец» может в любую секунду пойти ко дну, и веревочная лестница подпрыгнула так, что с нее соскользнули чуть шероховатые пальцы. Падение, с левой стороны смягченное набором теплых зимних одеял, с правой получилось весьма болезненным: господин Эс приложился коленом о стойку для оружия, после чего стойка развалилась, а проклятая нога опухла и посинела.

Брима собрала воедино свои лихорадочные мысли и рассказала о том, как ей пришлось научиться орудовать мечом, как поселок оброс шипами частокола и копьями караульных, как людей закапывали за оградой, не различая, где женщина, а где мужчина. Как отважно боролся ее муж, как наиболее слабым воинам приказали уходить к пристани — а там выяснилось, что обугленные остовы лодок болтаются на цепях под водой...

Эс жевал ореховое печенье — и слушал, не перебивая. Эльфийка говорила о том, о чем не смела сообщить капитану, о чем боялась упомянуть при матросах. Кроме корабля, ей некуда было деться; Движение настигло бы ее повсюду — и здесь тоже наверняка настигнет.

— Но я, — неожиданно зло произнесла девушка, — не позволю им так просто от меня избавиться. Я буду сражаться, и пускай это будет последнее мое сражение, но я унесу как минимум четыре жизни — как плату за одну свою...



Отредактировано: 29.03.2019