Wake Me Up When Summer Comes

Глава 9

— А я тебе говорила, уходи оттуда!

Сказала мне та, кто никогда этого не говорила.

Я довольно долгое время смотрела на фотографию московского ГУМа в сумерках, а потом также спокойно нажала «удалить», как сделала это с несколькими фотографиями до неё. Нет, я не нашла новую работу. И я не стала писать журналистские тексты в стол лучше, чем делала это до этого. И жизнь не начала идти своим чередом, как раньше, хотя события в ней повторялись. Нет. Прошла целая неделя, а я продолжала чувствовать себя как рыба, вынутая из воды.

Порой появлялось смутное чувство, что жизнь пролетает мимо. Один учебный день сменяет другой, и либо после пар, либо до них я спешу на работу, на которую кое-как заставляю себя идти, а потом допоздна — иногда и до слов изумлённой начальницы — сижу там, потому что не хочу возвращаться домой. Меня давно перестали беспокоить прошлые мелочи. Я махнула рукой на дипломную работу, потому что знала, что не определяюсь с её темой до 16 ноября, на домашние задания, которые не всегда успевала доделывать, потому что знала, что будет возможность их составить либо до пары, либо не сделать вообще. На работу, которая выжимала все соки после насыщенного учебного дня, потому что более она ничего не выжимала… Выжимать было просто не из чего. И я смотрела на Юлию, с которой наши отношения усложнились ещё неделю назад, безразлично; но при встречах, которые мы устраивали в кафешках, где раньше проводили время в обеденные перерывы, для того, чтобы не забывать друг друга, мы дружелюбно улыбались, частенько смеялись, вспоминая былое, но в наших разговорах то и дело мелькал неведомый раньше нам обеим холодок. И вот она говорит мне о работе. Говорит человек, всегда державший меня на этой работе. Пожалуй, Юлия была единственной, кто держал меня здесь, в ГУМе.

— А ещё наши походы по иностранным барам!.. — да её просто забавляла моя реакция на всё это! Но я не раздражалась. Эмоции холерика давно уже покинули меня, и даже моим соседкам в общаге непривычно было видеть рядом с собою серого скептика, заменившего им раздражительного сожителя. Я кивнула подруге в ответ. И снова уставилась в телефон, где были все мои октябрьские воспоминания. Ах, какой это был октябрь! Тёплый, ясный, теплее самого тёплого в моей жизни лета! А теперь мне о нём изредка напоминают только некоторые фильмы. Вот «Багровый пик». Захотела испытать свой адреналин, наглотавшись на ночь страха, а в итоге расшатанные нервы позволили чуть ли не до самого утра просидеть мне в слезах, и я то и дело перелистывала кадры со знакомым лицом туда-обратно.

Новости я стала читать, касающиеся лишь его. Причём, порой свой корявый английский приходилось нагружать до высшей степени, так как новостей на русских источниках в основном было мало. Но и зарубежные, как оказалось, ничего дельного не писали. А молчание телефона порой выводило меня из себя. Но это был тихий крик, если не сказать — немой.

В то время, как другие думали о чём-то жизненном, я дожидалась окончания пары, чтобы поехать домой. Теперь никуда спешить не нужно было. Учёба и общага, общага — учёба — это стали единственные маршруты. Вроде бы жизнь продолжалась, и ничего для меня не ушло из неё.! Но для меня она казалась пресной и серой, и ничто не могло её разбавить.

Мы виделись с Марком. Но всё время на учёбе. Мы не говорили с ним с самого конца октября — с того самого дня, когда я сходила на «Фантазии Фарятьева». Я с сожалением вспоминала о том, что даже не удосужилась поблагодарить друга, но, тем не менее, при встрече с ним лишь в знак приветствия молча кивала головою и спешила поскорее удалиться.

И вот теперь, перелистывая старые октябрьские фото, я вспоминаю всё это, и до меня лишь слабым блеском доходит мысль о том, как серо я сейчас живу. Последнее фото в автоматически созданной устройством папке «Октябрь». И это именно 31 октября. Это именно тот бар, который был под утро уже доверху усыпан первым в 2019 году российским снегом. Юлия в этот момент даже не окликает меня. Она вся целиком и полностью уходит в какую-то книгу, которая лежит перед ней на столе, и между нами воцаряется обычная в последние дни встреч тишина. Это самая страшная тишина на свете. Это тишина между людьми, которые раньше были близки друг другу, но в один момент вдруг стали лишь бывшими знакомыми. Пусть они не собираются этого признавать до поры до времени, это так. Мой просмотр прерывает звонок мамы. На днях мы жутко поссорились, и мне даже вспоминать об этом не хочется, но, всё ещё пребывая не в настроении мириться, я сбрасываю вызов и продолжаю перелистывать фотографии. Новый вызов. Сброс. За ним — ещё один. Вконец уже Юлия поднимает глаза от явно поглотившей её книги и с изумлением смотрит на меня.

— Семейные проблемы?

— Да не то чтобы, — с неохотой протягиваю я и вновь сбрасываю поступающий звонок. Больше пяти минут мама не даёт о себе знать. Да и после вызовов больше не следует. Я облегчённо выдыхаю. Юлия считает за лучшее не спрашивать меня больше ни о чём. И правильно.

До метро я добираюсь одна, оставив подругу на работе. Уже начинает смеркаться — о своём наступлении зима всегда даёт о себе знать уже и тем, что к пяти вечера улицы заволакивают сумерки, а в самых людных частях столицы зажигаются фонари, и все работающие ещё с большим огорчением взирают на часы и ещё сильнее хотят как можно скорее оказаться дома. А меня не волновало ничего. Я вернулась и, безразличным взглядом окинув своих соседок-первокурсниц, бросила сумку на кровать, думая об уже недалёком нищенском студенческом будущем. Теперь, после увольнения, поистине недалёком.

Секунды длились медленно, неимоверно медленно. Хотелось, подобно ежу, побыть наедине со своей мрачностью, а все были в комнате, в сборе, и это меня немного раздражало. Но так как в последний раз я выплёскивала свой гнев при разговоре по мобильному с мамой, я мысленно заедала эти обиды. Кстати, насчёт разговора… Я взглянула на дисплей сотового, на котором отобразились три пропущенных (а, точнее, отклонённых) ещё днём от мамы, обвела задумчивым взглядом соседок, которые были заняты — каждая своими делами (но при этом я знала, что, как только покину комнату, они тут же начнут обсуждать меня) и, вздохнув при этой мысли, взяла телефон и отправилась в душ. Стены у нас тонкие, а уши по общаге большие, но, если включить воду, ничего слышно не будет. Так я и поступила. И мамино «Алло» показалось мне таким нежным, но в то же время встревоженным, что я беспокойно заёрзала на тёплом (благо, работал утеплитель) полу рядом с душевой. <i>«Ты звонила, мам».</i> Это сухое «Ты звонила, мам». Каждый ребёнок на свете, должно быть, в несчастьях проклинает себя за все безразличность и равнодушие, вложенные в это «Ты звонила, мам». Хотя нет, есть ещё похлеще. И, точно чтобы добить создавшуюся ситуацию, я произнесла это «я была занята, мам», но она не отвечала долго, и каждый бы уже на моём месте понял, что произошло или происходит что-то ужасное, что не поправить одними лишь словами.