Wild Cranberry

1.

Понедельник — 7 ч. 00 мин.

Дьявол! Я безуспешно пытался открыть глаза. Голова лопалась от боли. Сработавший на часах будильник вибрировал на запястье, не давая снова уснуть, и я тряхнул рукой, пытаясь сбросить часы к чертовой матери. Вторая попытка открыть глаза, но уже по одному, была более успешной. Яркий солнечный луч бил четко в левый глаз, и я, жмурясь, отвернулся от окна. Дал себе ещё десять секунд, прежде чем резко открыть теперь уже правый глаз, не утопающий в подушке.

Та-ак, Ветров! Ну-ка, давай, вспоминай быстро, где тебя вчера носило и чьи это рыжие патлы у твоего лица щекочут нос? Попытался сосредоточиться и воспроизвести хоть какие-нибудь картинки вчерашнего вечера, но, увы, в голове была пустота, и только бьющая молотком по черепушке тупая боль говорила о том, что эта часть тела все еще у меня на плечах, но правда, увы, пустая.

Часы снова завибрировали. Значит, прошло уже десять минут, как я пытаюсь собрать себя в кучу и встать с этой пропахшей дешёвыми духами и сексом чертовой чужой кровати.

Аккуратно сел, схватив себя за колени. Голову повело и, не удержавшись, я завалился обратно на матрас.

Ветров! Скотина! Соберись!

Мысленно дал себе несколько пощечин и сделал новую попытку оторвать торс от кровати. Удача улыбнулась с третьей попытки, и я тут же спустил ноги на пол.

— Твою мать!.. — Громко матерясь, я принял вертикальное положение. Голову снова прострелило острой болью.

Пошатываясь, сделал первые шаги, стараясь сфокусироваться на обстановке вокруг. Взгляд наткнулся на смятые на полу брюки с торчащей из них резинкой трусов. Отлично! Два в одном. Уже проще…

Тихонько, чтобы не побеспокоить гудящую черепушку, наклонился и подобрал одежду. Продолжил осмотр. Рядом на кресле обнаружил такую же скомканную рубашку. Пиджак же висел аккуратно на спинке. Значит, вчера было ещё не всё потеряно. Хоть что-то, да соображал.

В какой-то момент, теряя равновесие, с размаха плюхнулся в кресло и, не давая себе расслабиться, натянул боксеры с брюками, не разлепляя этот тандем. С рубашкой сложнее. Три пуговицы на груди отсутствовали. Застегнул те, что ещё болтались, и, гремя пряжкой ремня, заправил полы рубашки в брюки.

— Милый? Ты уже уходишь?

Вздрогнул, услышав грудной, прокуренный голос со стороны кровати.

Что? Ветров, твою мать! Если это транс, я тебя собственноручно кастрирую!

Сорвался с места и подошел к кровати, уже не обращая внимания на взрывы петард в голове. Резко сорвал одеяло с рыжухи и замер. Секундное замешательство, и я с облегчением выдохнул. Ничего странного или дополнительного у девицы в промежности не наблюдалось. А в области грудной клетки, как и положено, торчали две перекаченные силиконом дыни.

Мать твою, Ветров! Пора заканчивать с пьянкой. Иначе неизвестно, кого в следующий раз утром ты найдешь в кровати!

Выпустил одеяло, и оно мягкой горкой накрыло длинные ноги девицы.

— Ты чего? — снова захрипела она.

— Ты бы заканчивала курить всякий шмурдяк, детка, — дал ей дельный совет, а сам поискал в кармане пиджака два стандартно приготовленных на все случаи жизни презерватива. Не нащупав ни одного, ещё раз за это идиотское утро с облегчением выдохнул. Отлично, значит, воспользовался по назначению. Достал из другого кармана портмоне и положил на кровать рядом с голым бедром несколько купюр.

— Пока, малышка.

— Позвонишь? — услышал, надевая в коридоре обувь.

Оставив дурацкий вопрос без ответа, вышел из квартиры.

Понедельник — 8 ч. 53 мин.

Я стоял у окна в своем кабинете, прижав лоб к холодному стеклу, в надежде, что холод, проникавший от него в голову, хоть чуть-чуть облегчит по-прежнему дико пульсирующую боль. Сильный ветер бился в окно, поднимая на высоту двадцатого этажа только-только появившийся на улицах города тополиный пух. Мое внимание привлекла яркая точка красного цвета среди однообразной серой массы, движущейся от метро к дверям офисного центра. Точка прорывалась сквозь толпу офисного планктона, проталкивая себе дорогу локтями, и мне даже с высоты двадцатого этажа было хорошо видно, как шарахались в сторону все, кому не посчастливилось попасть под удары её локтей.

Как только красная макушка скрылась под козырьком главного входа в здание, я потерял интерес к городскому пейзажу и возвратился на свое рабочее место.

Сел в любимое кресло, которое стоило столько бабла, что у Круглова челюсть об стол шарахнулась, когда он увидел счёт от известного в мире офисной мебели бренда. Из селектора раздался голос моего секретаря:

— Владислав Андреевич, вы будете присутствовать на совещании в отделе маркетинга в девять? Оно начинается через две минуты.

Твою мать! Забыл!

— Иду, — бросил Градову и, тяжело вздохнув, встал.

В последние дни, а возможно и месяцы, я не в форме. Просыпаясь по утрам под будильник, установленный на семь утра, не помню, как провел вечер и с трудом вспоминаю планы на предстоящий день, ну или как сегодня — не очень понимаю, где вообще нахожусь. А виной всему уже ставшее моим неизменным утренним спутником — жесткое похмелье. Прав Смолин, так и угробить себя недолго. Да, Ветров, докатился…