www.Принца.net /антисказка/

Пролог.

***

Чтобы началось настоящее приключение можно взять с полки книгу, что представляет собой попытку популярно изложить теорию единого гравиэлектромагнитного поля, получившую название: «Теория полей времени».

Получить наглядную «зрительно воспринимаемую» картинку устройства физической реальности, то есть гиперпространства, сунуть нос в дефинитную метрику Римана и несимметричную аффинную связность. Согласовать с теоремой Э. Шредингера.
А потом нырнуть в «кротовые норы» Дж.А. Уилера - «порталы перехода», вслед за многими фантастами.

И найти свой собственный путь и своих героев.
Итак...

1527 год.
Довольно избитый шаблон: ледяное лезвие кинжала. Мол, леденит душу и холодит руку. Будто уже изначально несет смерть и холод могилы. Ну и еще дюжины метафор и сравнений. Красиво, колко, возбуждающе.

Она ничего не могла бы сказать о мечах, огромных ножах и палашах, но то, что тонкий стилет долго покоится в ножнах, согреваемых вспотевшим телом убийцы, принимает тепло и при соприкосновении с твоей кожей мурашки бегут вовсе не от холода, она знала.
Откуда? Да вот знала и все.

Как знала, что самые тонкие, опасные стилеты имели привычку прятаться не в складках пышных одежд, но в мягкой ложбинке, сдавленных корсетом женских грудей.
Сначала грудь с самого отрочества прижимали пластинами, чтоб не случилось конфуза, и леди не приобрела бы формы деревенской молочницы. Потом затягивали корсетом с металлическими вставками так, что каждый вдох сопровождался усилием, а легкое волнение переходило в обморок. Истинная леди!

Леди хранит тайну, которая слышит стук сердца леди.

- Дура! – Это была реакция кузена на первое явление тайны. – Дура какая, а?!
Она не далась в переходе между галереями, на попытки залезть влажными юношескими пальцами под юбки приставила кинжал к горлу, к самому месту, где дрогнуло адамово яблоко.
Лезвие было короткое и узкое, чуть меньше пяти дюймов, но этого хватило бы, чтоб кузен кормил червей, а ее закрыли б в монастыре навсегда. Или выдали б замуж за вдовца статусом ниже, чем ее семья. Бррр… уж лучше монастырь.

Она разочаровала батюшку своим приходом в этот мир, поэтому не хотела еще и разочаровать окончательно своим пребыванием на этой земле. Она послушная и почтительная дочь.
А кузен – щенок! Удел его - прачки и горничные, а не невинные юные леди.

Но лезвие кинжала не холодило кожу. Это она знала точно.

Простенькое серебряное колечко придерживало на безымянном пальце правой руки массивный перстень с гранатом и фамильным вензелем. Посаженный на высокую ножку из золотых листьев и завитушек камень был тяжеловат, а когда она сидела у камина, в гранях темно-кровавого камня играли и бликовали языки пламени.
Перстень должен был носить наследник. Но такого в их семье пока не случилось. Случилась дочь, чем и разочаровала батюшку, а матушку сие принудило смиряться теперь с чередой Recht der ersten Nacht, что батюшка всенепременно исполнял.

Прошлой весной у батюшки приключился удар, ибо переусердствовал и окунулся в излишества. А матушка тихо и деловито начала готовить новые сорочки и нижние юбки, украшенные щедро кружевами, для дочери. Перед этим списалась с родственниками в столице, заручилась поддержкой.

Лорд отошел, оклемался, но покамест еще не стрелял масляными глазками по аппетитным селянкам и женам вассалов. Матушка выпросила соизволения отправить дочь ко двору. Призвала ту в свои покои и вручила фамильный перстень.

Честь, достоинство, смирение и скромность. Благочестие, набожность и почтение. Аккуратность, чистоплотность и практичность. Трезвый ум, осторожность и безупречность.
Много еще наставлений, немного торопливой ласки, несколько слезинок при прощании.

Именем следовало гордиться, но не манкировать.
Имя то древнее и овеянное как славой, так и горечью утрат и опальными мужами.  Бошаны de Bello Campo состояли в родстве с королевской семьей. Доказательств не было, что у семей из Сомерсета и Поуика было общее происхождение. Но батюшка Анри де Бошан очень любил хвалиться родственными связами.

Часто в детстве подводил дочь к портрету сурового толстяка Ричарда Бошампа, второго барона Бошан, уверял, что это знаменитый дед. Чем он был знаменит так и не удалось узнать. Умер старик на рубеже веков и поговаривали, что законного наследника так и не оставил. Откуда у батюшки оказалась его фамилия и титул и кем батюшка приходился дедушке Ричарду тоже было покрыто флером тайны.

Но факт – единственная дочь являлась дальней родственницей  Феррерсов из Чартли , Стаффордов из Графтона и носила древнее имя Бошан. Шесть золотых голубок на алом фоне в гербе, фамильный перстень с гранатом, привезенным из очередного Крестового похода,  документ, подтверждающий дальнее, но явное родство с Маргарет Бофорт. И откровенно пустой кошелек.
Маргарет де Бошан.  Дочь барона де Бошан. Bello-campo.
 
2007 год.
Маленькая девочка смотрела как бабушка топит котят в ведре. Ей запретили уходить из летней кухни и отворачиваться. Девочка принесла котят из кустов у торфянника, они были совсем маленькие и еще слепые. Где кошка и жива ли она, было не известно.
Бабушка не кричала. Бабушка незлобливо дала подзатыльник и принесла ведро с водой и эмалированной зеленой крышкой.

Девочка видела смерть и слышала назидание.  Тихим, размеренным и даже спокойным тоном бабушка объясняла зачем, почему и какова вина в этом девочки. Разделила с внучкой ответственность. Или взяла на себя половину вины?

Крышка закрылась, по краям ведра кто-то изнутри несколько раз царапнул, пнул, приглушенно мявкнул. Бабушка вынесла ведро во двор и выплеснула в выгребную яму.
- Дура, какая дура, а? – Сказано было почти умиротворяюще.

А девочка не спала ночь и долго еще вздрагивала от писка, напоминающего кошачий. Даже детский плач стала принимать за писк котят и вжимала голову в плечи и опускала глаза.
Девочка сама себя признала виноватой раз и навсегда.

Летом девочка жила с бабушкой. И, можно считать, с дедушкой. Потому что раз в неделю четко по расписанию они ходили на кладбище и обихаживали и так ухоженную могилку деда. Бабушка охала, кряхтела и бормотала-разговаривала с супругом. Отчитывалась о событиях. Будто за неделю в их деревне что-то могло  произойти особенное!
Девочка слонялась вокруг и лепила себе «маникюр» на ногти из сиренево-алых лепестков космеи и белоснежных лепестков ромашки. Скучала.

Мама приезжала несколько раз за лето. Наскоком, бегом, суетно, словно неудобно ей было и некогда. Привозила мелочь забавную: заколки, гольфы, пупсика с пластмассовой  розовой ванночкой, «Мишку на севере». Когда девочка ложилась спать, то видела две тени на кухне, склонившиеся над столом, слышала тихие голоса мамы и бабушки.
Наутро девочку ждали много наставлений, немного торопливой ласки, несколько слезинок при прощании.

А девочка выкопала пару кустиков шиповника. Совсем тонюсеньких еще. И воткнула у выгребной ямы. Подсмотрела как бабушка прикапывает саженцы и присыпает опилками. Сделала все как надо.
Она уже не могла и вспомнить сколько там этих котят было.
Но писк их стоял у девочки в ушах каждый раз, когда она ощущала волнение, беспокойство и беспомощность. Стоял многие годы.

Как бабушка ухаживала за могилой дедушки, которого девочка никогда и не видела и не знала, так и девочка, устроив холмик у выгребной ямы с кустиками пока еще с парой листочков, кряхтела, охала и разговаривала, вырывая  траву и равняя края холмика.

- Наварила киселя то клюквенного будто и на тебя тоже.  Кто теперь пить будет? – Слышался голос бабушки.

Вторила высоким голоском девочка.
- Молока полная крынка, разве мне столько надо? Кто теперь молоко это пить будет?

Бабушка однажды и застала внучку за таким занятием. Приложила край платка к губам, сморгнула слезу.
- Как ты жить то будешь, Мариночка?
Мариночка. Марина Сергеевна.
Отчество не по отцу, а по дедушке дали. Потом девочка узнала, почему и кто так делает.

Где теперь эта деревенька? Где могилки незнакомого деда, давшего отчество и бабушки, подарившей детство? Стоят ли те кусты шиповника у заросшей брошенной выгребной ямы?
А котов Марина никогда не заводила.
 
1967 год.
Мама кричала и плакала. Громко, истошно, заходилась кашлем в перерывах между гневными тирадами. Что-то тяжелое падало на пол, а потом полетело стекло. Звонко разбивалось о стены и осыпалось с шелестом и хрустом.
Мама так не кричала никогда. Мальчик спрятался за спинку массивного кресла, уткнулся лбом в потертую обивку и зажмурился. Мама так не кричала никогда!

Совсем не его там мама, за той плотно закрытой дверью. Совсем не его мама прерывает чей-то низкий голос и взвивается на истеричных нотах ввысь под потолок и сквозь стекла окна. Нет. Мама у мальчика тихая и ласковая, теплая и заботливая. И улыбчивая мама у него. 

А за дверью творилось что-то чужое страшное и неправильное.

У мальчика было странное имя, во дворе ровесники посмеивались, а бабки на лавочке у подъезда поджимали губы и отводили глаза. Рано, очень рано мальчик узнал что такое «жидёнок» и «жид пархатый».

В первый раз прибежал домой удивленный и даже не расстроенный. А мама вот расстроилась, обняла, прижала к себе, нашептывала, раскачиваясь, словно не сына успокаивала, но самое себя.

- Ты не жид, запомни, не жид. Другие крови в тебе, сын мой.

А через пару лет мама спокойно и обстоятельно объяснила, как бить морду тем, кто пытается обозвать. Да только мальчик давно научился сам. В обиду себя не давал больше.
Карл Брен учился хорошо, но без энтузиазма. Чаще скучал на уроках, но задания выполнял. Учителя пожимали плечами, качали головой, но что с него взять то?

Все-таки мальчика продолжали считать «тем  самым, с пятым пунктом в анкете». А в маминых глазах затаилась вся скорбь этого многострадального народа.
Но чтоб вот так кричать и биться? Такого не было никогда!

Даже когда Карл напел, пританцовывая простенькую «Хава Нагила вэнисмэха». Мама оборвала, подвела к зеркалу и, встав со спины, обняла за плечи.

- Посмотри. Посмотри внимательно. Кто ты? – Тряхнула чуток. – Посмотри.
Отражение в зеркале показывало долговязого подростка. Ничего особенного. Кажется, Карл произнес это вслух.

- Ничего особенного?! Что?! Ничего особенного?! – Но даже тогда мама так не кричала.  – Ты мой самый особенный мальчик, ты даже не представляешь какой ты особенный! Но ты – не еврей! Запомни раз и навсегда. Твой отец не еврей!

Откуда тогда имя и фамилия? Карл Брен?
В старших классах Карл зачастил в шахматный клуб при районном Доме культуры. И вот там, наверное, впервые стал осознанно пользоваться всем набором букв, что причиняли неприятности в детстве.

Носатые сухонькие старички со смешно оттопыренными ушами начинали тепло улыбаться, мелко кивать и тянули пальцы-веточки чтоб погладить Карла по вихрастой голове.

- Кмо бубалэ… глик, гройсе глик… йидишкайт… зискейт… ланг золсту лебен…
Дорогуша, пай-мальчик. Счастье, великое счастье. Дорогой мальчик, сладкий мальчик. Чтоб ты долго жил, мальчик.
Да,да…

Смешные маленькие хитрые старички. Но Карл их перехитрил. Как он тогда думал.

Мама затихла, а это было пострашней, чем недавний ее крик. Карл решился отлепить свое тело от кресла и уже направился к комнате, когда двери с грохотом распахнулись и бледная, растрепанная мама встала в проходе, раскинув руки в стороны.

- Карл, да… я забыла… тебе поступать этим летом. Нужны деньги. – Мама перевела дыхание и на мгновение прикрыла глаза. – Проконсультируйся у Марка Изралиевича и у дяди Зины из шахматного клуба. Они наверняка знают, кто может назначить честную цену за нашу картину.

Двери закрылись. Карл больше не услышал ни звука.
Через неделю картина, обернутая в небелёный холст, ушла к какому-то ценителю древностей.
Мама даже не оглянулась, когда портрет выносили из ее спальни.
А Карл в последний момент успел сделать снимок. На полудетский фотоаппарат "Смена", что ему подарили еще в двенадцать лет.

Старая фотография, слегка засвеченная в нижнем левом углу – всё, что осталось от фамильной ценности.

- Ты – моя ценность, Карл, ты, - утвердительно кивнула мама и оправила воротник рубашки у сына.