Хелена

Часть 1. Ретроспектива

Некролог:

Из воспоминаний о…

I

Утро начиналось одиноко — я просыпалась часто одна, но это даже радовало, ведь я могла сосредоточиться на более приятных вещах, например, суициде.

Думать об этом, когда кто-то рядом тяжелее, чем не думать вовсе, поэтому я особенно ценила время, когда рядом никого не было.

Однако, говоря про суицид, я, всё-таки, имела ввиду песню. Тогда я вновь подумала о том, что песни получаются более живыми, если ты проживаешь их, а не просто берешь из головы связные рифмы, но бессмысленные. Прожить смерть сложнее, чем думать о ней, но я поняла, что физическая смерть была не так страшна, как духовная, поэтому для написания хорошей песни мне можно было просто обратиться к своей прошлой жизни.

II

Я родилась в небольшом городке в Южной Каролине. Говоря по правде, некоторые вещи о своей семье я должна буду скрыть, потому что не этично раскрывать такие подробности посторонним, но если соврать, то моя семья была обычной: родители в разводе, поэтому на мать свалились дети — я и моя сестра Элоиза. Папа — именно так я любила называть его, чего мама не одобряла — часто навещал меня, возил в различные поездки, но когда он был нужен рядом, его не было.

Мать любила иногда, или, если по правде, довольно часто, выпить, но об этом никто не знал, кроме меня и Элоизы. Она любила жить роскошно: бранчи, званые вечера, но никогда обычные. С детства у меня осталась самая ненужная ребенку привычка — врать, притворяться, умалчивать. В свое оправдание скажу, что жить иначе невозможно — лицемерие имеет свойство отравлять душу, поэтому от такого окружения самый лучший способ защиты — ответная ложь.

Некоторые соседи относились ко мне с искренним состраданием, но лишь потому, что не знали всей правды о нашей семье. К сожалению, секретов у нас было много, и некоторые начали узнавать, когда на улице, где мы проживали, случилось убийство. Убийство одного из клиентов моей матери. Ну да, забыла упомянуть, но моя мать после развода так и не вышла замуж, поэтому начала оказывать услуги сексуального характера некоторым мужчинам. Список, как я потом узнала, был осуждаемый: женатые, в отношениях, и ещё раз женатые, но с детьми. Осуждаю ли я её? Отвечу так: я могу объяснить её поведение, но не оправдать. Ей хотелось быть любимой, чувствовать, что она нужна кому-то, даже если это означало спать с теми, кто ей не нравился. Получение быстрого дофамина действительно приносило ей на короткое время спокойствие, удовлетворение, но это закончилось с убийством ее клиента. От нее отвернулись все соседи, все её друзья запретили общаться своим детям с нами. Можно сказать, мы стали изгоями.

К тому времени мне уже исполнилось одиннадцать лет, а сестре шесть. Ей нужно было идти в школу, но мать видимо про это забыла. Она была убита горем от всеобщего презрения, поэтому нашими соседями стали голод и одиночество. Мне приходилось часто пропускать школу, потому что оставлять маленькую сестру и мать наедине было опасно. Все друзья, которые были у меня, резко отвернулись от нас из-за наказа родителей, но если тогда я чувствовала себя человеком, которого предали, сейчас я понимаю, что они просто были детьми, и, по-другому, они не могли поступить, и я не таю на них обид.

В один из дней мать пришла домой очень радостной, что удивило нас с сестрой. С того случая с убийством прошло около трех лет, и увидеть мать радостной было достаточно сложно. За это время много всего произошло: разбирательства с опекой, проблемы с деньгами, с отцом, который не платил алименты. По итогу мы так и остались жить с матерью на алименты, которые все-таки начал платить отец. Всё это время я думала о том, как бы заработать денег, как бы выбраться из этой бедности, и решение пришло неожиданно от матери. Как раз-таки в тот день она ошарашила нас новостью о том, что мы переезжаем. Это было похоже на сон, из-за которого не хочется просыпаться, на несбыточную сказку, и это оказалась наша реальность. Но вместе с тем возник вопрос: на какие деньги? И откуда деньги? Мать ответила, (сопроводив это своими любимым жестом — прикрыв кончиками пальцев губы, как будто чуть посмеивалась) что мы переезжаем к её новому мужчине. Это показалось мне странным. Я упоминала, что она так и не вышла замуж после развода, что действительно является правдой, ведь за этого нового человека она так и не вышла замуж, потому что умерла.

Возможно, когда-нибудь я ознакомлю мир с биографией моей матери, ведь она была не простой домохозяйкой, которая умерла из-за алкогольной зависимости, которая перетекла в наркотическую, а когда-то известной, уважаемой актрисой, которой просто не посчастливилось встретить достойного человека. Можно ли осуждать человека за то, что он хотел просто стабильной, счастливой жизни? Просто хотел жить, а не существовать среди заменяющих друг друга дней. Но к концу своей непродолжительной жизни она всё-таки обрела счастье, пусть и на короткий промежуток времени с человеком, к которому мы переехали.

Мистер Марсель де Вид. Приставка «де» говорит сама за себя. Он был французом, который переехал в США, образован, известен, и, что больше всего было интересно нам, — богат. Мистер де Вид был очарован матерью, и ни разу не совершил поступка, который как-либо мог опорочить, причинить боль ей. Это было глубокое уважение к ней, как к личности: к ее таланту, интересам и хобби. Как он говорил нам, после каждого разговора с ней он чувствовал себя счастливым. Это ли не лучший комплимент человеку? Он знал, что она была зависима от алкоголя и наркотиков, но это как будто не смущало его. И что было наиболее удивительно для нас, она будто действительно стала меньше пить, даже набрала вес, лицо посвежело, и можно было заменить совсем крохотный, но всё-таки живой огонёк в глазах. Но от старых привычек так просто не избавишься, и на мой пятнадцатый день рождение она умерла от передозировки наркотиками. Это было единственное, что стало камнем преткновения на её пути к счастливой жизни. Это стало концом Мэри ван дер Бил.