Химеры. Часть вторая.

Глава 5.

5.

 

- Был очень вежлив, стервец. Чрезвычайно вежлив. Пригласил, усадил, кофе предложил. Слушал, гаденыш, не перебивая, - Креста в раздражении хлопнула ладонью по столу. Звякнуло кольцо. Густо подведенные глаза горели темным огнем.

- Целую минуточку слушал, а потом говорит: «Почему вы обратились ко мне, госпожа Карина? Это не в моей компетенции. Простите, но я ничем не могу вам помочь. По поводу вашего...гм, племянника, как бишь его? Рамиро Илен, да? Это не ко мне. Вам, наверное, его величеству нужно прошение подавать. Хотя чисто по-человечески я вам сочувствую». По-человечески он сочувствует, мать его! Воплощенная человечность, эталонная, я бы сказала. Нам всем до такой человечности, как до звезд!

Рамиро пожал плечами.

- Это и правда не денево дело.

- Я думала, он тебе друг!

Рамиро помрачнел.

- Даже у друзей однажды кончается терпение.

- Мне бы такое дролерийское терпение, - буркнула Лара. – Жила бы себе и не тужила. Вот, - она достала из сумки пачку писчей бумаги и новенькую ручку-самописку. Положила их на стол, рядом с пакетом с апельсинами. – Садись и пиши.

- Бумага! – восхитился Рамиро. – Вот спасибо!

- Пиши, говорю. Прошение. Не королю, а лорду Тени, сэну Кадору Маренгу.

- Прямо сейчас?

- А когда? Бери ручку, пиши.

- И заслуги свои не забудь перечислить, - Креста постучала железным пальцем по листу. – Свои и Кунрада.

- Я не помню! - Рамиро с тоской поглядел на женщин. Он терялся, когда дело доходило до заполнения бумаг, прошений, деловых писем и прочего. – Зачем это вообще нужно? Я и так в Карселине сижу, тут копают – будь здоров, зачем еще какие-то прошения? Я ведь не нобиль, даже не военный.

Лара вздохнула, на мгновение закатила глаза и снова порылась в сумке. Достала исписанный листок.

- Ты не нобиль, ты болван. Вот список твоих с отцом заслуг. Что-то мне подсказывало, что ты нихрена не помнишь. Кроме прочего, у твоего отца – Серебряное Сердце первой степени, у тебя – Серебряное Сердце второй степени, это рыцарские ордена. Рыцарь имеет право оправдаться перед лордом и перед королем. Это, - она постучала ногтем по списку, - реальный шанс, что тебя вообще выслушают, с твоим «особым случаем». Ты думал, где окажешься, когда к тебе потеряют интерес в Карселине? Ты думал, кто тебя будет судить? Ты представляешь, что сейчас творится в муниципальных судах? Ты знаешь, что сейчас гребут всех, кто где-то случайно пукнул, на кого кто-то стукнул? Ты в окно хоть смотришь иногда? Виселица не простаивает, Рамиро Илен. Не только четверг, но и всю неделю, кроме, слава кошкам, выходных.

- Головы тоже летят, - сурово кивнула Креста. – Но Лара права, в королевском суде у тебя больше шансов, чем в муниципальном.

- Мне положен защитник от Цеха, - сказал Рамиро. – Если муниципальные не справляются. У Цеха есть свои юристы.

Лара зло усмехнулась.

- Ты думаешь, мы с Крестой туда не стучались? Твой …ный, - она выругалась так, что Рамиро поморщился, - Цех Живописцев и Графиков тянул две недели, а вчера разродился письмом, что, мол, Цех не вправе заниматься юридической защитой своих членов в суде, потому как эти права принадлежат исключительно государственным чиновникам. И даже статью какую-то приплели для убедительности.

- Погоди, - нахмурился Рамиро. - Но в уставе Цеха сказано…

- Пишите жалобу! На ежегодном собрании Цеха она будет рассмотрена! - Лара оскалилась как волчица. - Официальных представителей от Цеха на суде не будет, неофициальных тоже, ни одна ваша цеховая рожа за тебя не вступится.

- А мастер Весель? – Рамиро чувствовал себя оглушенным. – А Рив Каленг?

- Господин Варген болен, господин Каленг уехал, все остальные господа кто где, по горло заняты или страшно болеют. А этот ваш председатель цеховых мастеров, как его бишь, господин Сордо…

- Глухарь, - подсказал Рамиро.

- Натурально! Этот ваш Глухарь, отвел меня в уголок, и, заглядывая в декольте, посетовал, что не понимает, по какой причине Цех должен отвечать за выходки своего не самого лучшего художника. Извини, причину я ему не предоставила.

- Лара!

Рамиро выдохнул. Посмотрел на женщин затравленно. У Лары красные пятна гуляли по лицу, у Кресты лоб пересекла глубокая вертикальная морщинка.

- Спасибо, девочки, - сказал он со всей теплотой. – Постараюсь не попасть в расход. Правда, жалко ваших трудов.

- Твои жабки и тритоны их не стоят, - буркнула Лара. – Бери ручку и пиши.

Рамиро взял ручку и написал прошение лорду Тени, частично сам, частично под диктовку.

  Он не знал, сколько жабок и тритонов спаслось из шумашинского отстойника. Остался ли вообще кто живой к моменту, как Рамиро там появился.

  Когда сосредоточенный контактный заряд переломил запирающий брус, и железные воротца распахнулись под напором воды, в овраг хлынули грязь и пена, обломки и мусор, и бог весть, что там было еще, в темноте не разглядишь. Если там и были фолари, Рамиро их не увидел. Спросить у Лары с Крестой вернулись ли фолари на набережную, он не решился.

  В камеру заглянул охранник:

  - Прекрасные дамы, время посещения истекло.

  На прощание женщины расцеловали Рамиро, а Креста сжала стальными пальцами рамирово ухо и больно покрутила - почти забытый, но в пору рамировой юности частенько практикуемый способ добавить племяннику ума.

  Он прошел по камере два шага чтобы проводить их. В раскрытую дверь был виден коридор, крашеный на два ярда от пола скучной бежевенькой краской. Двое охранников вели заключенного в белой, с расстегнутыми рукавами и воротом – видно вынули запонки - рубахе, со скованными за спиной руками, высокого - на полголовы выше их - с белесым чубом и прозрачными глазами; даже без гербов и нашивок принадлежность господина макабринской фамилии была очевидна. Охрана остановилась, пропуская женщин, а заключенный учтиво им поклонился, не опустив глаз.



Отредактировано: 27.10.2017