Хитрый, хитрый мальчик

Хитрый, хитрый мальчик

Я жду тебя, мой мальчик. Жду, прижавшись к мокрой от дождя кирпичной стене. Прячусь за железным контейнером, от которого пахнет разлагающейся органикой: прячусь тут от огней машины военного патруля, что проезжает мимо. Ты оставил меня в этом переулке, чтобы я мог нырнуть обратно в люк, если почую опасность, нырнуть туда, откуда мы недавно выбрались. Дождь, кажется, вот-вот пропитает мою одежду, и придавит ослабевшее тело к земле. Тут негде спрятать мои старые кости, от вездесущей влаги, мой мальчик, кроме той дыры из которой мы только что выбрались, да этого контейнера, но там, кажется, кто-то уже нашел последнее пристанище.

Как всегда, ты появляешься вовремя. Выбегаешь из подворотни через дорогу, проследив за последней синей вспышкой патрульной машины. Подходишь ко мне и спрашиваешь, не замёрз ли я, глядя на дрожь в руках. Но это другая дрожь, мой мальчик, – пальцы готовятся сыграть последнюю композицию на костяных клавишах, слушателями которой будут трущобы, подарившие мне тебя. Не грусти и не протестуй. Знаю, ты не любишь, когда я так говорю, но дай же старику посмеяться над скорой смертью, мой бесхитростный мальчик.

Ты ведешь меня через дорогу, испещренную морщинами, – следами страшных погромов, в которых бесследно исчезли твои родители. Ты говоришь, что патруль вернётся сюда лишь через час. И я тебе верю. Последние годы, ты был моими глазами и руками в этом краю голодного каменного забвения. Ты хорошо знаешь эти улицы, что стали стираться из моей памяти. Ты слышишь дыхание серо-красных развалин, что смотрят на свинцовое небо пустыми глазницами. Ты знаешь все крысиные тропы, знаешь каждую кроличью нору, что настолько же глубока, насколько и безумна. Ты умеешь оставаться незаметным среди бесчисленных подземных толп, среди хищных банд, что развелись тут в последние годы. Ты частичка этого мира, живая и хищная. Ты прекрасен, мой милый мальчик. Прошу, не смущайся моих слов, лучше достань датчик и прислушайся к этому треску. Это пение механических цикад тем громче, чем мы ближе к Здоровяку.

Как же ты упустил его, мой мальчик? Что же ты наделал? Нет, я уже не злюсь. Но я все ещё недоумеваю, как ты мог забыть закрыть дверь в самый важный момент? Усталость? Да, это я могу понять. Ты много работал последнее время. Жду не дождусь, когда же ты покажешь мне плод твоих стараний – то, ради чего ты предпринимаешь такие долгие вылазки в трущобы. Но все же, мой мальчик, открытая дверь? Такая глупость и такие страшные последствия… Ты смотришь на меня своими наивными глазами, мой бесхитростный мальчик. Конечно, я тебя прощаю.

Ты говоришь, что ещё ничего не случилось и мы всё ещё можем найти Здоровяка. И я тебе верю. Датчик трещит все сильнее, доказывая твою правоту. Ты ведёшь меня к одному из самых старых притонов. Два пятиэтажных корпуса, в которых раньше жили студенты военной академии, ныне служат убежищем для сотен алчущих не знаний, но забытия. Говоришь, что Здоровяк прячется в одном из корпусов, датчик же больше не трещит, а истерически пищит, куда ни направь.

Здоровяк вернулся туда, откуда мы его забрали, говоришь ты. Конечно. Стоило ему на секунду почуять волю, как он тут же поспешил обратно в эти сырые коридоры, заполненные синтетическим ядом, гнилостным запахом и грёзами, кипящими в огнях дешёвых разноцветных газовых зажигалок. Обратно, в этот уют неведенья, в эти катакомбы, куда больше не наведывается время, в коридоры, заполненные густой тоской по несбыточному.

Ты подводишь меня ко входу и просишь подождать. Раньше я бы принял это за дерзость, но теперь, когда я слаб, я понимаю, что ты заботишься обо мне, мой милый мальчик. Ты выключаешь датчик и прячешь его в карман. Да, у Здоровяка отменный слух благодаря моим препаратам. Он точно услышит этот писк. Ты достаешь пистолет, и надеваешь на него самодельный глушитель. Зачем он тебе мой мальчик? Ты собираешься убить Здоровяка? Убить не только мой, но НАШ шедевр? Ты говоришь, что в этих притонах теперь полно разных душегубов. И я тебе верю. В этом мире все меняется слишком быстро: улицы мутируют под едким дождём ничуть не хуже, чем люди, их населяющие. Я слишком долго не был в подлунном мире, мой мальчик. Я тебе верю. Ты показываешь мне другой пистолет, заряженный капсулой со стабилизатором клеточного роста и с пустой ячейкой под капсулу с «Альфой». Теперь я спокоен, мой мальчик. Да, в нужный момент я дам тебе «Альфу», но не сейчас. Нет, не уговаривай. Ты сам знаешь, что этот препарат я всегда держу при себе – так велика его сила.

Ты заглядываешь в пустой дверной проём, смотришь в темноту, примечаешь силуэты людей-кукол, что лежат обездвиженные наркотиками по углам, сидят в проходах, опустив бездумные – а может безумные до паралича - головы. Ты говоришь, что можно идти. И я иду за тобой. Иду сквозь широкий коридор, некогда уставленный мебелью, а теперь заваленный телами – живыми и полуживыми. В глубине здания темно, и ты включаешь фонарик, держишь его точно под пистолетом, готовый выстрелить в любого, кто помешает нам вернуть Здоровяка. Этот бледный кружок света выделяет среди пыли, мусора и неподвижных тел бледно-розовые сгустки. Кажется, что они и пенятся, и тлеют одновременно. Да, мой мальчик, тело Здоровяка начало меняться. Совсем скоро он преобразится до неузнаваемости, но ты это и сам знаешь. Не раз ты видел тех несчастных, что не получили вовремя дозу стабилизатора. Участь их незавидна. Тебе все еще снятся кошмары с кричащими сгустками бурлящей органики? Да, ты прав. Они стали жертвами нашей благородной цели. Но ты так и не сказал, снятся ли они тебе?

Мы проходим насквозь первый этаж, встречая тут и там, на стенах, на разбитых и выломанных дверных косяках следы Здоровяка. Он метался по комнатам, пытался найти что-то. Может быть, тот самый тёмный угол, из которого мы его забрали? Ту мрачную железобетонную утробу, в которой он хотел переродится бесплотным духом, оставив свое тело. Мы ведь потому и выбрали его в тот день, мой мальчик: его тело – оно уникально. Врождённая способность организма Здоровяка бороться с токсинами впечатляет до сих пор. Он вытерпел субмаксимальные дозы почти всех моих препаратов. Уникум. Такой же, как и ты, мой мальчик. Твой ум и его тело – вот рецепт совершенного человека. Вот та химера, что способна изменить мир будущего. Я знаю, что не увижу рассвета, знаменующего рождение сверхчеловека. Это также бесспорно, как и то, что ты станешь его творцом.