Вечер перед первой ночью.
— Что за звуки из ванной?
— Ага, напрягают чутка. Уже часа два их слышу.
— А ты еще вискаря накати — не будешь слышать.
— Сделай что-нибудь. Ты же хозяин.
— Если б мог, сделал бы. Походу, слив забился. А разбирать — тот еще гемор.
— И как ты так живешь? Невыносимо же.
— Это он сейчас че-т разошелся. Раньше не так громко было.
— Оборзевший хлюпик.
— Тоже выпить хочет. Давайте ему глинтвейна горяченького вольем!
Словно в ответ, из ванной донесся звук, похожий на слоновью отрыжку.
— Если пару минут подержать кран открытым, оно прекращается.
— Ты его почаще пои водичкой.
— Вот именно. Пусть водицу хлебает. Хрен ему на нос, а не глинтвейна…
После ухода гостей. Ночь.
Пьянки по воскресеньям — абсолютное зло. Нет ничего кайфовей и нет ничего паскудней. Вроде выпил — и хорошо. Но завтра ведь понедельник, хренова работа. Не проспишься толком. Трудовые подвиги зовут, типа того, а ты похож на половую тряпку. И чувствуешь себя аналогично.
Выпили мы тогда зашибись. Под сплетни, шуточки, настольные игры бухлишко на ура зашло. Мешали пиво с вискарем, «кровавой Мэри», сухим красненьким. Глинтвейна наварили целую кастрюлю — мама не горюй. Уж не знаю, с какого по счету бокала начался перебор: никогда у меня не получалось вовремя стопарнуть.
Гости рассосались, как всегда, ВНЕЗАПНО. У меня обычно все допиваются до состояния нестояния в одно и то же время. Часа в два ночи какой-нибудь слабак говорит: я, мол, пойду. Остальные ватные тела держатся в сидячем положении еще максимум минут десять, а потом херак — и посыпались. Тоже вызывают такси, сливаются. Остаюсь дома один. С горой немытой посуды, батареей пустых бутылок да утекающими под плинтус остатками веселья.
Посуду обычно мою перед сном, чтоб не оставлять на завтра. Утром с похмелюги срач в хате особенно удручает. Но в ту ночь пришлось сделать исключение. В глазах помехи, в башке, бля, первозданный квантовый хаос, ноги не держат. Не то состояние. Лучше сразу в кроватку. Хотел даже зубы не чистить, но предки в детстве слишком хорошо приучили к гигиене. Ремешком приучали. Ших-х-х-х, ших-х-х-х-х!
Открыл, значит, воду. Смотрю на себя бухого в зеркало. Отражение ходуном ходит. На автомате выдавливаю пасту на щетку. Кладу тюбик на раковину — тож на автомате. А дальше автомат отказывает. Пальцы обмякли — почти жидкие. Щетка выскальзывает, падает на пол. Пытаюсь поднять, равновесие подводит. Ногой заехал по этой самой щетке. Улетела под ванну, сука. А там темное ущелье, и творится в нем хер разберет что. Даже знать не хочу. Не-не. Лучше не надо.
Не помню уж, как и чем я ее оттуда выколупывал. Но долго.
Все это время из крана лилась вода. Когда я таки нащупал щетку, мне что-то послышалось подозрительное. Как будто в сливе под раковиной, в глубине кто-то глотает. Глыть, глыть, глыть. Хлебает.
Первая ночь.
Знаете это состояние, когда ночью после пьянки со сна подрываешься? ВНЕЗАПНО. Пописать там или водички попить. Вставать тяжко — мама не горюй. А надо. Потому как хрен ты уснешь, когда мочевой пузырь туда-сюда треснет или в горле кошки насрали. А хуже, когда и то и другое.
Вот и в тот раз у меня так — и пописать, и попить приперло. Только вот проснулся не от этого. Сначала даже не понял отчего. А потом, когда картинка сложилась, ка-а-а-а-а-к понял!
Мразь опять хлюпает. Громко так, настойчиво. Причем как будто вопрос задает.
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП?
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП?
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП?
Потом интонация меняется.
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП!
Восклицательная уже. Типа: «Хорэ спать, дрыхло! Шуруй-ка сюда, кабанчиком!»
Приподнимаю, значит, голову. С неизбы-ы-ы-ы-ывной болью в голосе говорю:
— Ну сука…
(Про неизбы-ы-ы-ы-ы-ы-ывную боль — эт я не сам придумал. В киношке какой-то слышал.)
А сам думаю: какого это хера происходит у меня дома?! Почему какое-то говно под раковиной мешает мне спать? По какому праву?!
Иду в ванную, открываю воду. Думаю: пусть льется, пока я свои мокрые делишки делаю.
Минуту, наверное, отливал в толчке, потом зашел на кухню водички хлебнуть. Выглушил два полных стакана, так что аж пот прошиб. На это время звуки пропали. Ну, вернее… не то чтоб совсем пропали. В трубе опять как будто кто-то хлебал — приглушенно так. Чавкал водицей. Прям как я с похмельдоса.
Пошел выключил воду. Слив рыгнул. Смачно. Прям по-человечьи.
Подождал еще минуту-две. Все тихо. Почти. Булькнуло только пару раз. Негромко. Как будто напился пива и икает.
Пошел спать.
Утро после первой ночи.
В будние дни встаю в половину седьмого. По будильнику, ясный красный. Работка зовет, типа того. Время и так раннее, но хуже всего, когда просыпаешься за чуток до будильника. Пять минут, семь, десять. Бывает такое — приспичит в сортир или просто отчего-то проснешься — я хрен знает, если честно.
Так оно и тут вышло. Просыпаюсь, значит, башка трещит, солнце уже в окна лупит. Беру мобильник, смотрю. 6.15. Вот же херня, несправедливость вселенская! Пятнадцать минут эти ни в пизду, ни в Красную армию.
А из-за чего я вообще проснулся-то? От боли в башке?
Нет, фигушки. Лучше бы от нее, ч-ч-черт…
Тварь…
Вот же тварь…
Боже, как же гудит башка… Зачем было столько бухать? Каждый долбаный раз задаю себе этот вопрос, и все равно жизнь ни хрена ничему не учит.
Звуки стали громче, зачастили. Как будто гигантская жаба в сливе застряла и квакает.
Надо сантехника вызвать. Вот сегодня и займусь, нечего кота за яйца тянуть.
Злой как собака. Все кругом раздражает. Любой звук. Каждое движение болью в башке отдается.
Выдул воды еще два стакана. Знаю, от такого только хуже будет, но все равно всегда так делаю.
Врубил чайник. Первым делом надо умыться и кофе хлебнуть, а то котелок не соображает ни фига. А потом уж думать, чего пожрать.