Хочу жить хорошо

Хочу жить хорошо

– Сукин сын!!       

Плотный конверт полетел в стену и шлёпнулся на пол. Деньги разлетелись по полу. Десятки новеньких хрустящих купюр. Целая куча грязных, грязных и кровавых денег. Эта сволочь всё ещё думает, что они ей нужны.       

Точнее, думал.       

Он до последнего думал, что такие деньги ей нужны.       

В дверь комнаты что-то оглушительно бухнуло, едва не выбив хлипкий кусок дерева из петель. Девушка, почти девочка, даже не двинулась с места. Мелкие дети за дверью противно засмеялись и унеслись прочь, дальше по коридору.       

У Лили не было никакого желания выходить и что-то выяснять, с кем-то ссориться, а потом, уходя, слушать этот мерзкий шёпот за спиной.      

«Знаешь, от чего он умер?..»       

«Слышала, откуда у него были деньги?..»       

«Так и знал, что он из этих! Хорошо, что сдох!»       

Лили тупо смотрела на ворох бумажек, белеющих на потемневшем от времени полу. Деньги, деньги, деньги. Много денег. Когда это началось? Когда это стало так важно: прощеголять в новенькой косухе, похвастаться самым дорогим и вкусным мороженым, какое только было в ближайшем магазине? Когда он сорвался и пал настолько низко, что уже не смог подняться?       

Наверное, когда отдался в руки этой омерзительной грязи впервые. Или нет. Лили помнила, как Кэвилл крепко вцепился в её руку и, с силой, почти до синяков сжав её запястье, утащил в город. Он выкинул там на ветер баснословную сумму денег, такую, какую не каждому работающему человеку совесть позволит потратить за один вечер, не то что приютскому пацану. И всё смеялся, смеялся, смеялся. Так жутко, надрывно и почти безумно, запрокидывая голову назад, демонстрируя выпирающий кадык. И волосы его золотистые, мягкие, сияющие на солнце, мокрыми от пота прядями прилипали ко лбу.       

Кэвилл всегда был красивым ребёнком. Да и повзрослев, единственного дара безалаберных родителей-пьяниц не растерял: большие зелёные глаза, обрамлённые длинными светлыми ресницами, мягкий, даже нежный рот, аккуратные черты лица. Они с Лили были похожи, хоть Кэвилл и не был девочке братом. Наверное, отчасти поэтому они и стали дружить: все были уверены, что Лили – тихая младшенькая сестрёнка вспыльчивого и падкого на ссоры Кэвилла.       

Маленькая Лили тоже была красива. Прямо как кукла. Нет, не как Барби, которую одевают в короткие юбки, чтобы усадить в игрушечный кабриолет рядом с перекачанным Кеном в полураспахнутой рубашке. Лили походила на винтажную коллекционную куколку, из тех, что были с мягкими аккуратно вьющимися волосами, чуть пухловатыми, очень милыми щёчками и большими-большими абсолютно невинными глазами. Такую хотелось поставить на полку и любоваться ей, сдувая пылинки, и даже не прикасаться лишний раз, чтобы ненароком не сломать такую красоту.       

Наверное, тогда Кэвилла ещё можно было спасти. Не оставлять попытки выпытать, откуда деньги, не делать вид, что это не важно, если у тебя в руках вожделенная сладкая вата и огромная плюшевая игрушка. О! И новое лёгкое платьице, белое, с кружевами и рюшами. Интересно, сколько Кэвилл отстёгивал Мамочке, чтобы мегера не слишком сильно интересовалась внезапными источниками небывалого дохода пятнадцатилетнего мальчишки?       

Может, Кэвилла было уже не вернуть, когда он вместо покупки сладостей и маечек стал водить Лили в дорогие кафе и прикупил себе новенькие, стоящие огромных денег часы? Помимо фирменных кроссовок и телефона, конечно.       

Нет, его можно было остановить, убедить, удержать. Это можно было сделать, когда Лили выследила его, совершенно ни о чём не подозревающего. Какими страшными глазами он смотрел на неё, когда увидел в том грязном тёмном вонючем квартале! Хуже был только похотливый взгляд на удивление богато одетого гладко выбритого мужика, рассматривающего упругий зад Кэвилла, проходящегося по его светлым ухоженным волосам своей лапой.       

Тошнит.       

– Ты что тут забыла?! – прошипел он.       

– Ч-что… Что происходит, Кэвилл? – слова не лезли из горла, их проходилось буквально выталкивать из пересохшей глотки, унимая дрожь в занемевших руках.       

– А сама как думаешь? – он так легко и насмешливо хмыкнул. Но Лили видела темноту, поселившуюся в зелёных глазах, склизкое отвращение ко всему вокруг. Парень больно вцепился в её плечо, утаскивая прочь от грязного переулка, туда, где фонарей было больше, где дома не были такими низкими и серыми. – Тебе здесь не место, Лили.       

– Т-ты… – всё никак не получалось сказать с первого раза, сознание упрямо отказывалось формулировать мысли, – тот мужчина, он что…? Кэвилл…       

– Я не собираюсь оправдываться, Лили.       

– Так нельзя!      

– Я всё сказал, Лили.       

– Это мерзко, Кэвилл!       

Она не должна была этого говорить. Не должна была кричать так, что эхо отразилось от гладких стен плотно стоящих домов и где-то вдали залаяла озверевшая псина.       

– Мерзко? – зашипел Кэвилл. – Мерзко?! А пялиться на все эти расфуфыренные витрины, ходить в огромные центры с этой их ёбаной музычкой, которая для расслабления, и обливаться слюнями на кучу вещей, которых ты в жизни никогда не держала и не будешь – это не мерзко?! Делать вид, что не замечаешь и не понимаешь эти взгляды, полные презрения или тупого чувства превосходства или ещё хуже – стыда, за то, что какой-то сердобольный говнюк не может подкинуть лишней монетки бедняжкам – это не мерзко, Лили?! Мне насрать, сколько извращенцев заплатят за меня сегодня. И тебе тоже должно быть: ты-то с этой «мерзости» процент имеешь. В конце концов, это просто секс, а я хочу жить хорошо. Ты слышишь? Хо-ро-шо.       

Он развернулся и ушёл, оставляя дрожащую и плачущую Лили одну, а она… А что она? Она даже не попыталась ему возразить, остановить, побежать следом. Какое она имеет право лезть в дела взрослого парня? В конце концов, это просто секс.