Хороша была Танюша.

Глава первая. Подушка и петля, подумайте какая связь?

В спальне был полумрак. Лежа в высоко взбитых, пуховых подушках я с наслаждением курила кубинскую сигару держа ее левой рукой. В правой была пепельница авторской работы выполненная из большого, цельного куска синей яшмы. Уродливое нечто символизирующее по уверению скульптора любовь и вечную жизнь. В этой вещице мне нравился только цвет. Насыщенный, глубокий, синий. Вот и сейчас я с удовольствием любовалась им, на белом фоне простыней он смотрелся просто великолепно. Своими руками я любоваться давно перестала. Морщинистые и сухие, в коричневых пятнах. Но огорчали и печалили меня не они. Не аккуратный маникюр на длинных, ярко-малиновых ногтях портил мне настроение. Нет, девушка видимо совсем обнаглела. Мало того, что оттенок лака совсем не тот который я люблю, так еще ногти обработаны небрежно и криво.

Наивная она думает, что я ничего увижу. Не спорю, в свои восемдесят три года, я далеко не свежий розан, но и не слепо-глухая развалина.

Мои внучатые племянники конечно надеются, что " Старая Акула", как они меня величают, не слышит их злобного шепота за своей спиной и совсем не замечает алчного блеска в их смиренно опущенных глазах. Но показная любовь и такая же показная, дешевая преданность не могут меня обмануть. Свое прозвище я заслужила не даром. Обвести вокруг пальца ту, кто всю свою сознательную жизнь привыкла вводить в заблуждение, соблазнять и оболванивать других, задача не из простых. А этих алчных гиен, что хищно скалясь ждут как праздника моей смерти, талантом и умом природа обделила. Представляю выражение их лиц при объявлении содержания настоящего завещания и тихо радуюсь, ведь кроме изматывающей борьбы с болью у меня не так уж много других развлечений. По настоящему завещанию все мои счета и деньги от продажи многочисленной недвижимости я оставляю трем детским приютам и трем домам престарелых. По моему убеждению, неприкаянное детство ничуть не слаже беспомощной старости. Знаменитую коллекцию редких картин, завещаю музею родного мухосранска, маленького городка на юге. Возможно с ее помощью городок расцветет и станет знаменитым.

За раздумьями не заметила как потухла сигара. С досадой положила ее в синюю пепельницу и настороженно прислушалась. Как и зрение мой слух меня еще никогда не подводил. Я услышала осторожные, крадующиеся шаги и замерла заметив две трепещущие тени на тяжелом бархате задернутых штор.

Сжала покрепче в руках пепельницу, поворачивая ее той стороной где была вмонтированна камера. Надеюсь, что служба безопастности еще на моей стороне и возмездие настигнет моих алчных родственников. Конечно они долго еще продержались изводимые моими капризами. Возможно я поразвлекалась бы еще с ними, но боль в последнее время все чаще и сильней развлекалась со мной. Поэтому именно сегодня я ждала финала затянувшегося концерта под названием жизнь.

- Андрей, Оленька, не нужно играть в прятки, я вас прекрасно слышу и вижу! - меня скрутило в проклятом кашле.

- Да мы и не прячемся, Татьяна Адамовна! - голос мужчины звучал насмешливо, в нем не было обычной покорной раболепности. Хоть и готова я была к подобному но сейчас меня это пугало. В бесконечной, долгой борьбе за призрачное счастье и лучшую жизнь, я несомненно приобрела поистине крысиное чутье на опасность. И это чутье сейчас громкой сиреной вопило о том, что наконец-то мои двоюродные племянники решились избавиться от Старой Акулы. Я усмехнулась, прислушиваясь к своему страху. Вот ведь, не думала, что еще способна чего либо бояться. Ну разве, что боли? Вспомнив про свою жестокую спутницу последних месяцев, я расслабилась. Интересно, что они выбрали яд или подушку?

" Все таки подушку." - тяжело вздохнула я, наблюдая за тем как женщина испуганно, трусливо закрывая глаза, присела в большое кресло, а мужчина взял один из многочисленных, пышных валиков и направился с ласковой улыбкой ко мне.

   Нестерпимое удушье, вот и все, что почувтвовала я. Затем меня окружили непроглядная темнота и мрак. " Словно лампочку выключили" - пронеслось где-то там вдалеке.

Мрачную тишину нарушил чей-то горестный крик.

- Танька, Танечка! Открой глаза! - хрипло, отчаянно молил меня ломающийся басок, который срывался на пронзительный фальцет.

Глаза я приоткрыла, тем более, что меня об этом так настойчиво просили. Худенький подросток в замызганой рубашке стоял надо мной на коленях. В углу возле деревянной лавки, испуганной стайкой жались совсем незнакомые мне дети. 

Хотела спросить кто они такие и не смогла. Захрепела, надсадно закашлялась, в горле стало нестерпимо больно. Да, что же это такое! Опять эта боль! С трудом подняла руки с удивлением заметила отсутствие красно-малинового лака на ногтях изящных пальчиков. Руки явно моими не являлись, уж свои то коричневые пятнышки и морщины я наизусть знаю. Тем не менее эти чужие пальчики с гладкой, молодой кожей и обкусанными ногтями слушались именно меня. Провела пальцами по болевшей шеи ощущая прохладный атлас молодой кожи и наткнулась на нечто круглое и жесткое. Веревка! Застонала пытаясь снять петлю с шеи.

Мальчишка встрепенулся. Кричать прекратил и молча принялся мне помогать.

- Танька, Танечка! Очнулась! Еле сил у меня хватило, тебя из петли снять. Что же ты утворить решила?! Как мы без тебя зиму перезимуем?! - он зарыдал совершенно по детски, утирая слезы большой, почти мужской ладонью. Глядя на него, жалобно точно голодные кутята, заскулили остальные дети.

У меня болела голова и першило в горле. И главное было не понятно где это я оказалась.

- А ну тихо! - сипло прикрикнула я на многоголосый хор плакальщиков.

Дети даже не подумали прекратить свои жалобные вопли. Они словно по команде быстро подлетели ко мне, маленькие ручки гладили  волосы и плечи. Сопливые носы громко шмыгали, через минуту их объятий я почувствовала себя замусоленной конфетой. С детьми я обращаться не умела, всегда боялась этих маленьких, загадочных человечков. Своих то у меня по жизни так и не случилось...  Хотя и я поменяла пятерых мужей. Хотя, что это я?  Любовницы моих мужей детками их исправно снабжали. Это я была пустоцветом... Вместо детей всю жизнь безупречно делала деньги. Вот они одни, эти самые деньги меня и любили...