Хороший плохой парень

Хороший плохой парень

Последние трое суток он шел напрямик через лес, звериным чутьем угадывая дорогу. Сухари закончились еще вчера. Стоптанные кирзачи, явно не лучшая обувь для подобного марш-броска, насквозь пропитались тяжелой желтой глиной.

   Совсем недавно он вполне спокойно и мирно путешествовал в товарняке, когда вдруг резкой нотой ворвалась гудящая тревога, острое предчувствие беды. Иррациональное чувство, так внезапно и странно проснувшееся когда-то в Карабахе, и не однажды спасавшее жизнь и ему, и его пацанам.

   Резаный и Топор - те лишь хмыкнули презрительно. Их не было там, в прошлой жизни, где Везунчик Клим выводил живыми из кромешного ада своих восемнадцатилетних ребят.

   Что ж, он лишь пожал плечами и выпрыгнул из вагона на повороте. Теперь придется добираться одному, без харчей и прочих запасов, припрятанных в потаенных схронах.

   И Клим дошел, добрался до иной ветви железной дороги. На переезде удалось разузнать расписание поездов. Лишь завтра на рассвете подходящий товарняк, впереди почти сутки ожидания.

   От реки тянуло зябкой осенней прохладой, промокшая фуфайка почти не грела. Мерзнуть еще одну ночь в сыром лесу ему вовсе не улыбалось.

   Осторожно хоронясь в подлеске, внимательно осмотрел окраинную улочку большой деревни. Вдоль дороги протянулся ряд деревянных изб, далее, за огородами, широкий луг спускался к речушке. В трех крайних дворах хлопотали по хозяйству старушки, отыскивая себе бесконечные дела. В четвертом - посреди поляны стоял мотоцикл, на куче песка лежали позабытые игрушки.

   Наконец он увидел небольшую избу, кажется, вполне подходящую. Хозяева, скорее всего, на работе. Во дворе никакой скотины, в погребе, среди банок с консервацией, ни сала, ни солонины. Да, не так уж и повезло. Дверь в избу, запертая "от честных людей", поддалась без труда. Беглого взгляда хватило, чтобы понять - мужской одежды он тут не найдет.

   У одинокой бабенки в деревне неплохо бы и погостить. Эх, жаль, светиться нельзя. В погребе набрал картошки, в избе решил пока ничего не трогать. Еще заметит, поднимет крик. В кувшинчик с компотом капнул из пузырька. Кажется, достаточно. Ничего, спать крепче будет.

   Удобно устроился на чердаке. Возле большой кучи лука нашел пару драповых пальто и даже старую шубу. А рядом - почти новую теплую фуфайку. Хоть что-то.

   Вот, наконец, заскрипела калитка. Сквозь оставленную щель наблюдать довольно удобно. Хозяйка заходит - тоненькая фигурка, светлый вязаный свитерок, девчонка ведь, совсем молоденькая. Что она здесь одна делает?

   Ушла переодеваться в комнату, эх, жаль, люк не туда выходит.

   Ночи уже промозглые, взялась растапливать печку. Справилась быстро, да дыма в избу все-таки напустила, сквозняком на чердак потянуло, аж глаза щиплет. Приезжая, что ли?

   Теперь хлопочет по хозяйству, гремит посудой. Кухню из сеней почти всю видать, целый вечер тоненький силуэт перед глазами, туда-сюда мельтешит. Встала на пороге, вскинула руки, волосы в пучок собирает. Узкая спина гибко выгнулась, платье колыхнулось волной.

   Тяжело сглотнул: "Да пей ты уже компот, Христа ради".

   В деревнях допоздна засиживаться не принято. В округе лишь редкие огоньки светятся, и девчонка легла, затихла, явно и кувшинчик помог. Выждал еще пару минут.

   Пора. Фуфайку прихватил, теперь бы в дорогу собрать хоть что-то. Эх, надо было к бабке идти, у деревенских всяко запасов побольше.

   Осторожно заглянул в спальню. Безлунная осенняя ночь, еще и окна занавешены. Во тьме смутно белеет постель. Прислушался, едва уловил тихое дыхание - спит.

   Не удержался, скользнул в комнату, легко ориентируясь в темноте. Мгновение лишь задержался, склонился, прощаясь, вглядываясь в почти невидимые черты.

   Волосы разметались по подушке. Спит, крепко. Выпила вроде бы немного, не должно повредить. Кажется, что-то хорошее снится. Скорее уловил, чем увидел тихую улыбку на лице.

   И на мгновение вдруг так захотелось послать к черту и честь и совесть, и взять эту женщину прямо сейчас. Мотнул головой, отгоняя наваждение.

   И в этот миг девчонка вдруг открыла глаза. Улыбнулась сквозь сон и обвила его шею руками.

   И разом вылетели из головы все мысли, все благие намерения испарились бесследно. Привлек к себе теплое, податливое тело. Лишь на краю сознания еще билось: "Тише, тише, только бы не разбудить".

   Не наброситься с ходу, диким зверем, тихо, осторожно скользить руками по телу - на это его еще хватило. Выгнулась в его руках, выдохнула, хрипло, удивленно. "Тише, - шептал. - Тише, это я".

   ... Заснула, уткнувшись носом ему в бок, улыбаясь чему-то во сне. Он так и лежал, не размыкая объятий, вдыхая легкий, чуть горьковатый запах ее волос. Сколько у него не было женщины? Уже больше года.

   Пора. К рассвету еще нужно добраться до железной дороги. Аккуратно поправил одежду, постель. Кажется, явных следов не осталось. Хотя и не девочка, конечно, но голову даст на отсечение - нет у нее никого, и давно уже не было. Скорее всего, и не поймет ничего. На сон спишет. Все та же его иррациональная, ничем необъяснимая уверенность - совершенно неопытная девчонка. Ушлая бы какая наверняка догадалась, а эта - нет.

   Здесь, на подъеме, подождать товарняк. Уйдет, сумеет. Хищное волчье чутье, предчувствие победы. Уже оторвался, теперь только добраться до тайника - и раствориться в огромной стране.

   Все. Нет больше Шурика, весельчака и любимца девчонок, так увлеченно исполнявшего под гитару песни Розенбаума. Нет лейтенанта Климова, награжденного медалью "За отвагу". Даже Александра Климова, начальника охраны предпринимателя Косыгина - тоже уже нет. Есть бежавший из тюрьмы Шрот - бандит и убийца. А теперь еще и насильник, опоивший наркотиком и изнасиловавший беспомощную девчонку.