Хорошо, когда нас ждут

Хорошо, когда нас ждут

***

В доме было тепло. Я смотрел в замёрзшее окно и думал о надвигающейся зиме. На моём столе лежала раскрытая книга с уже пожелтевшими и немного запачканными листами. Я пил крепкий чай и пытался дочитать необходимый мне материал. Однако в голову, кроме мыслей о зиме и снеге, ничего не шло.

Взял книгу в руки и полистал. Неожиданно на стол упала небольшая фотография, на которой был я. Фото было сделано лет пять тому назад. Требовали на работе. На снимке я был хмурый, немного сутулый и задумчивый. Помню, приболел тогда. Овальное лицо казалось слишком бледным и продолговатым, а большие карие глаза печальными. Но в целом я нисколько не изменился. Всё такой же кудрявый с широким лбом, немного курносым носом и пухлыми губами. Я вздохнул и положил фото обратно. Оно напомнило мне о прошлой жизни.

Так вышло, что моя биологическая мать с юных лет увлеклась пьянством. Ребёнком я был незапланированным, поэтому она быстро отдала меня в детский дом. Отца своего до сих пор не знаю.

В детском доме я прожил три года, после опеку надо мной взяла Антипова Антонина Васильевна, которую я и считаю настоящей матерью. На тот момент ей было около сорока. Сумев договориться с соцопекой, она забрала меня к себе в деревню. То время я помню смутно, но Антонина Васильевна рассказывала мне, что она сразу нашла ко мне подход. Вскоре я стал называть её мамой.

Мама держала хозяйство и торговала мясом на городском рынке. Поэтому каждое утро она оставляла меня за главного, а сама ехала работать. Она так и не вышла замуж. Говорила, что не нашёлся тот самый.

Теперь же всё изменилось: скотину мы не держали уже давно, а в огороде я сажал только картошку.

В нашем доме было три комнаты: кухня, зал и спальня. С детства спальня была в полном моём распоряжении. Это был мой уголок, где я мог побыть наедине с собой и своими мыслями. Ведь творческому человеку необходима тишина и личное пространство. К маме же всегда приходили гости: соседки, подруги, старые знакомые, в деревне её все знали, уважали и любили.

Я вздохнул, поднялся со своего места и направился в коридор. По привычке глянул в зеркало и провёл рукой по непослушным каштановым волосам. Набросил на себя шубу, надел шапку и, нырнув в валенки, вышел на улицу.

Снег кружился юлой, и этот лихой вихрь будто мечтал унести куда-то далеко... Я зашагал по деревне, оставляя за собой следы на снегу. Белый ковёр слегка поскрипывал подо мной. На тёмном небе полумесяц светился как-то тускло и уныло.

Я зачем-то считал свои шаги и глядел на искрящийся снег, освещённый фонарём. Задумался об одиночестве, которое было одновременно моим наслаждением и проклятием.

Так бродил около часа, пока не замёрз. Вернувшись, я подогрел чайник и вдоволь напился горячего чая. Голова моя просветлела, захотелось снова читать, и я взялся за книгу. Снег продолжал кружиться за окном, а в моей голове родилась отличная идея для создания нового сюжета. Дочитав материал в книге, я открыл свою тетрадь и стал трудиться.

По профессии я — писатель. Пишу рассказы для детей и веду небольшие колонки в газете «Родники». Именно поэтому я стараюсь много читать. Чтение учит мыслить и помогает мне в работе. Почти каждый день езжу в город, в редакцию, и возвращаюсь поздно вечером. Так было и в тот день. Я вернулся поздно, зайдя в дом, я увидел маму, которая сидела, как обычно, около окна в своём большом кресле-качалке и глядела вдаль.

— Здравствуй, сынок! — воскликнула она, и в её глазах засиял тёплый огонёк.

Я обнял маму и погладил по седым волосам, затем включил чайник, наполнил небольшую кастрюлю водой и поставил греться.

На полу около плиты лежал серый мешок с картошкой, которую я принялся чистить. Справившись с картошкой, я набрал воды в небольшой сотейник — собирался варить сосиски. Когда всё было готово, я разложил ужин по тарелкам, налил чай в кружки и придвинул стол поближе к матери.

Моя мама двигалась мало, болели ноги и спина, зато собеседником она всегда была очень интересным. Память не покинула её, мама спокойно рассказывала интересные истории из своей жизни. Когда я был на работе, она вышивала красивые узоры на платках, которые потом продавала деревенским, пряла, читала и выращивала комнатные растения.

Она и в свои восемьдесят лет была красивой. Каждая морщинка говорила о её большом жизненном опыте, седые волосы водопадом спускались на большую грудь, порой я помогал маме собрать их в толстую косу. Мне нравились мамины тёмно-карие глаза, в которых не угас огонёк доброты. Она постоянно щурилась и почти не видела без очков. От природы крепкая и немного пухлая, она любила носить широкие длинные расписные сарафаны, которые придавали её тёмной коже золотистый оттенок. Порой я пересматривал старые фотографии, на которых маме было от силы лет двадцать пять. Я искренне любовался ею. И сейчас она казалась мне даже ещё красивее, чем раньше, ведь мудрость красит человека.

— Давай поедим, мам, — проговорил я.

Она посмотрела на меня, кивнула и, взяв ложку, принялась есть. Я улыбнулся.

На столе я увидел большую новую вазу с фруктами и конфетами.

— Тётя Катя заходила. У неё внук родился, поделилась радостью.

За ужином мама вспоминала, как они вместе с той самой тётей Катей ездили в гости в соседнюю деревню. Мама помнила всё до мелочей. Рассказывая, она живо улыбалась, и мне казалось, будто в тот момент она перенеслась в свою молодость, такой яркий был её рассказ.