Хранитель замка Хэккет

Хранитель замка Хэккет

Хранитель замка Хэккет

Мелкий дождь танцевал на замшелой кровле, смывал следы с серых ступеней, поил усталые яблони – тяжелый груз урожая клонил ветки к земле. Скоро придет время собирать яблоки, складывать в бочки, ставить веселый сидр, пузырьками играющий на языке. Ирландцы не понимают, они любят пиво, темное горькое пиво в огромных кружках. Заедают его жирным мясом ленивых зверей, не видавших вольного выпаса, кидают в котел земляные комья с кислым привкусом гнили, режут ножами хлеб, испеченный не женой и не матерью. И со временем сами становятся толстыми и ленивыми – по крайней мере жители больших городов. Спите, смешные люди, в домиках за горами…

За окном квакнул клаксон автомобиля. Из вежливости смотритель вышел на порог, помахал болтливым туристам, не вслушиваясь в их благодарности, и стоял до тех пор, пока шум колес не замер вдали. Дождевая вода весело журчала по желобу, она смыла личину – морщины, родинки, клочковатую седую бородку. Снова набрав в ладони прохладной влаги, Апельфер неторопливо напился – как и все Дана Ши, он пил лишь дождевую и родниковую воду. Тусклые волосы сделались золотистыми, глаза засияли зеленью, твидовый костюм и тяжелые ботинки остались лежать на крыльце. Босиком по мокрым листьям, по земле еще теплой, но уже дремлющей, полной семян и корней - к родным деревьям. Бессчетное число лет назад, когда люди еще не пришли на побережье, королева и ее сестры разбили сад в чудной долине, призвали из меловых скал воду, полную серебра. И яблони с тех пор не переводились.

Апельфер любил этот сад больше всего на свете. Помнил поросшие мхом валуны, дрок и боярышник, дикий шиповник у каменной изгороди, узенькие дорожки в густой траве, чашу родника, выложенную шелковистым на ощупь мрамором. Помнил каждое дерево от косточки до трухлявого пня, помнил кипень цветов, щедрые урожаи и срубленные зазря стволы, белое кружево на траве. Помнил, как всякий раз сад вставал заново – пока не иссякнет родник, яблони будут жить.

Если бы не прозрачная сладость розовых яблок, он бы успел к причалу… В ночь прощанья старый рыбак из болотного племени Питерборо и двое его сыновей не покладая рук перевозили Дана Ши с берега на прекрасный корабль с белоснежными парусами. Дворцы Волшебной страны опустели, время замедлилось, и все, кто хотел покинуть Ирландию, уплыли прочь, к скрытым за пеленой дождя островам Зеленой страны. И королева со свитой, и гневный король неблагих, и свора дикой охоты и необузданные водяные лошадки, и тильвит-тег в облике гордых царственных птиц. И возлюбленная, лебедица Каллах, та, что резала флейты из яблоневых ветвей, тоже заняла место на палубе.

Когда Апельфер спрыгнул с коня, солнце уже вставало над плещущими волнами. Сонный старик тер глаза, парни складывали в лодку тугие сети, пахло водорослями, солью и цветами жасмина – или ему почудился легкий тающий аромат? Силуэт корабля едва виднелся на горизонте, догнать его могла бы лишь птица. Апельфер не умел летать.

Сперва казалось, что дела обстоят не так и плохо. Пришлый бог не селился на вересковых пустошах, не все старшие ши покинули холмы и пещеры, да и младшие, те, кто уже привык к людям, ел соленое и ночевал под крышей, предпочли остаться на родине. Менестрели-полукровки бродили по дорогам, распевая изумительные баллады, монахи-полукровки молились вместе с оленями и медведями, зеленоглазые ведьмы собирали в полнолуние дикие травы. Рыцарь Бабочек, сын короля и девицы из Голуэя, объявил себя принцем-наследником и поклялся снова заполнить музыкой залы покинутого дворца. К сожалению некий сквайр повстречал принца на узкой каменистой дороге, сбросил с седла одним ударом, и столь грубо высказался о масти его лошади, фасоне плаща и умении владеть мечом, что юнец полез в рукопашную – и естественно оказался убит. Увядание началось – неотвратимое и неспешное, словно теплый октябрь.

С каждым годом волшебство утекало по капле, как вино из потресканного кувшина. Менялся шум ветра и шорох листвы, звон воды и вкус пищи, слова и знаки теряли силу. Одни ши дичали, становились камнями, источниками, а то и зверьми, бессмертными и свирепыми. Другие прибивались к людям, доили коров, расчесывали козлам бороды, следили за угольками, выпавшими из очага. И гибли вместе с хозяевами в бесчисленных войнах. Немногие старшие искали приключений, чудес, упоительных игр – любимого развлечения Дана Ши. Но загадки не находили ответов – кто раскроет тайну голубя, плачущего кровью, кто услышит голос мертвой красавицы в шелесте камыша, поймет лай пса, преданного хозяином? Никто.

Говорили, что корабль можно призвать снова – достаточно в полнолуние выйти на побережье и сбросить со скалы в море юношу или девицу из полукровок. А затем кликнуть трижды – и из-за горизонта покажется белый парус. Апельфер не верил подобным слухам – у него, как и у многих ши, в юности рождались дети от человеческих женщин, но убивать он так и не научился. Те, кто верил, заманивали людей к берегам, рассказывали им дивные истории, а под финал сталкивали вниз, на острые камни. А следом исчезали сами – может и вправду дожидались своего корабля.

Ши становилось все меньше, людей все больше. Чтобы выжить, Апельфер мастерски научился прикидываться человеком – глуповатым крестьянином, немым пастушком или почтенным старцем. Он поселился в саду – сперва вырыл себе пещерку и покрыл ее дерном, потом сложил хижину из хвороста и соломы. Потом сэр Арчибальд Кирван построил из синего известняка небольшой, но надежный замок, и нанял старика следить за садом. Его сын, Артур, подарил верному слуге каменный дом с очагом и кладовкой. Его внук погиб при пожаре, но внучатый племянник отстроил Хэккет заново.

Время от времени Апельфер уезжал, чтобы вернуться под видом собственного потомка – мало ли кто заметит, что садовник живет дольше господ. По счастью хозяева замка занимались своими делами – воевали, делили наследство, дрались за женщин, плодились, размножались и ложились в красную рыхлую голуэйскую землю. Изредка дети Кирванов находили приятность в обществе хмурого старика, слушали его сказки, танцевали под яблоневую флейту, учились различать родники, читать следы и считать лебедей в полете, начинали играть по-настоящему. Жаль, закрытые школы живо выбивали дурь из голов юных леди и джентльменов. Был конечно молчальник Энгус, лучший скрипач Голуэя, горбатая мастерица Эрин, чьи пальцы навсегда загрубели от гобеленовых нитей, рыжая Шиннед с неукротимым сердцем – в минуты любви ее глаза становились синими, словно тучи, а над верхней губой выступали росинки пота. Были и другие. Но все они в свой черед позабыли о чудаке-садовнике. Апельфер не сердился – век людей короток, жизнь скудна.