Хранители Академии. След Чайки

ГЛАВА 11. Эволюция Лины. Вспомнить хоть что-то

– Он кретин! Безмозглый и бесповоротный!

Это яростное заявление, высказанное юношеским ломким голосом, укололо сознание, Лина даже немного поморщилась. Впрочем, спорить её не тянуло – не о чем, незачем, да и не с кем. Явно новая галлюцинация, а спорить с галлюцинацией – стоит ли?

С жестокой реальностью вот – не поспоришь.

Когда Глинни – похитительница мужчин – выпрыгнула из этого мира, Лина осталась здесь. Почему так вышло, она не знала. Не знала так же, каким чудом не отправилась на перерождение через чёрный туннель со светом в конце, а залетела в собственное тело, валявшееся в соседнем боксе с Филовым.

То-то ребёнок разочаровался, узнав, что всё напрасно, и что душа, которую девочка ревниво решила оставить себе, ускользнула, – невесело хмыкнула Лина. Впрочем, она понимала, что в этом поступке мелкой виновата и сама.

В тот день всё завертелось так быстро, что она не успела поговорить с Глинни, подготовить её, убедить в необходимости разделения. Да она даже сама поверить в эту возможность не успела, боясь разочароваться, если надежда не оправдается. И всё равно в какой-то миг забыла, что её цель незаметно пройтись по конторе овнек, убедиться, что оба тела действительно существуют, выяснить, где их держат, и – сбежать, чтобы узнать фиксов ид. Она же размечталась восторженно, что вот сейчас окажется самой собой, Фил вернётся в своё тело – и всё будет… офигенно.

Это-то и стало спусковым крючком – Глинн взбунтовалась, затолкала Лину на задворки сознания и решила умыкнуть тело Шеннона, оставив при себе душу соседки, даровавшей ей силу и уверенность в славном и героическом будущем.

«Мы потом сюда вернёмся. За твоим телом», – утешала она Лину, но мыслишку о том, что ид мира они так и не выяснили, а значит, возможно, искать придётся «доо-олго», Глинни скрыть не сумела. Оставалась надежда, что можно прыгнуть по их следам, но… Ники с Вороном так и не пришли. Уж за двое суток по местному времени они сто раз могли прыгнуть в этот мир и пятьдесят раз отыскать их с Фишем по методу, коим пользовался ректор в поисках внука. Склянку крови «на память» ректор вытребовал у Глинни ещё в первый день близкого знакомства, да и вряд ли это была первая склянка – наверняка ректор запасся её кровушкой ещё во времена после падения с крыши.

О том, что и саму Лину можно было найти за время, проведенное в бункере «овнек», будь такая возможность, и говорить нечего.

Что на это нужно ещё и чьё-то желание, девушка старалась просто не думать.

– Желание, силы, память, талант… да много чего…

Уже знаковый голос снова ворчал, хоть и не так яростно, но не менее недовольно.

Ох уж эти глюки…

Последнее, что она запомнила из того сумасшедшего дня, – это, как Глинни приказала Натали забыть всё. Помнила, как жутко испугалась: Глинн в свой ментальный приказ вложила столько силы, что мозг бедной сестры мог превратиться в кашу! Рванулась, чтобы остановить мелкую, занять её место, но соседка по черепу ощущалась каким-то смерчем, стоило приблизиться – втягивала и выбрасывала прочь из сознания. Лина снова устремилась на поверхность, но буря эмоций Глинни смяла и заперла в глухой темноте.

Ни звуков, ни чувства времени…

А потом словно вспышкой на сетчатке, неуловимым двадцать пятым кадром: Глинни с мужчиной на руках и большеглазым хомячком на плече – и вот уже пустой бокс. И дикий шум, и визг сирен. И боль, настолько невыносимая, что очередная тьма, так похожая на смерть, кажется избавлением.

Но нет. Сколько-то веков спустя Лина открыла глаза.

Жёсткий ложемент капсулы для коматозников, мерный писк и мерцание датчиков, оковы-фиксаторы на руках, ногах, шее и поясе, и никого вокруг. Впрочем, последнее – ненадолго.

Глинни забрала с собой обоих: и Филиппа, и Фиша. Вместе со скрытой в нём душой. И это хорошо. Наверное, Леон ри-Кройзис проведет свой ритуал, переселит душу внука в положенное, так сказать, место. Да.

И все у них будет хорошо.

Наверно.

А то, что так болит душа, не имеет значения. Что значит душа далекой иномирянки, чего стоит её вырванное сердце? Со временем настройки душ друг на друга сотрутся, а память спрячет осколки боли в глубины своих архивов. Поначалу она вообще слепла и глохла от этой боли, теперь вон даже мысли какие-то по закоулкам мозга бродят. Но они всё время норовят заплутать, или споткнуться о боль…

Как же больно!

Так и тянет поднять голову, посмотреть на развороченную грудную клетку. Но фиксатор на шее и лбу надежно приковал её – даже повернуть голову толком не получается, не то что поднять!

– Нет, ну додуматься, оставить меня здесь! Она же ничего не умеет!

 Глюк настойчиво и ворчливо встревал в воспоминания, ещё больше путая мысли. Кыш, противный!

Спецы первое время врали, будто «её сообщнице уйти не удалось, и вот-вот состоится очная ставка». Лина не верила. Лина чувствовала, даже знала, что души любимого нет в этом мире. Боль потери сложно с чем-то спутать. Она уже ощущала её, когда скитальцы запирали Фиша за непроницаемым панцирем абсы. Ещё тогда она мечтала испытывать эту боль пореже, и вот приходится жить с ней постоянно, убеждая себя, что всё хорошо и правильно. А боль… что боль? Боль пройдет.