Хранительница

Хранительница

Глаза болели, нудно и почти уже привычно. Опухшие от слез веки казались тяжелыми и Майя никак не могла собраться с силами, чтобы поднять их. Чтобы подняться самой.

Да и зачем?

– Да-да, и миски тоже. Кому они теперь нужны?

Голос мамы, громкий, командный, доносился из глубины дома. Следом раздался приглушенный шум, шаги по коридору. Кажется, идут к комнате Майи. Зачем? Фальшиво посочувствовать? Пустить скорбную слезу на потеху публике? Пусть даже и вся публика – дочь да единственная служанка.

Дверь открылась.

– Майя, ты всё ещё в постели?

Разве не очевидно?

Девушка перевернулась с боку на спину, отбросила с лица длинные темно-каштановые пряди растрепанных волос. Вроде бы такое простое движение – поднять веки – и одновременно трудное, словно пытаешься забраться по отвесной стене, не имея под рукой никаких приспособлений для подъёма.

– Мне тоже жаль Эмбер, но что ещё мы могли сделать? – Мама замерла на пороге. На округлом полном лице маска должной печали, взгляд полон сострадания и жалости. – По крайней мере, она больше не страдает, бедняжка. Я тоже плакала всё утро.

Мамин взор опустился на овальную плетеную корзину на полу возле шкафа, в которой Эмбер если и спала, то редко, предпочитая подушку хозяйки. И только в последние дни болезни лежала в корзине, дыша тяжело, с шипением. Минута тишины, шумный грустный вздох и мамина дородная фигура в синем платье посторонилась, пропуская в комнату служанку.

– Галли, и это заберите. Пойми, Майя, эти вещи, они, – театральный всхлип, – будут только напоминать.

Галли, женщина немолодая, сухощавая, взяла корзину, вынесла торопливо, не глядя на девушку.

Майя всё-таки заставила себя сесть на постели. Опустевшее место, наоборот, привлекало внимание своей неправильностью, резало глаз отсутствием чего-то важного. Разрывало сердце болью потери.

– Мама, но я же… – начала девушка.

Могу призвать со временем другого хранителя. И даже призовет наверняка – ведьма не может работать без хранителя, слишком рискованно и редко кому хватало лишь собственного резерва, но, что гораздо важнее, с хранителем надежнее, веселее. Хранитель дарит не только свою силу, он отдает тепло, нежность и преданность, прося взамен так ничтожно мало. Крышу над головой, миску с едой. Немного ласки. И незаметно становится другом, близким существом, связанным с хозяйкой узами порой куда более крепкими, нежели иной раз бывают связаны два человека.

– В твоём возрасте пора подумать о будущем, – напомнила мама. – Сколько можно заниматься всеми этими… травами, которыми ты забила всю кухню, заклинаниями и прочими странными вещами? А всякие астральные сущности и другие миры и вовсе больше похожи на бред сумасшедшего или результат чересчур богатой фантазии. Я знаю, воображение у тебя живое, однако воображением сыт не будешь.

– Эти вещи делают наш мир чуточку лучше, чуточку добрее. И это моя работа, которую я действительно люблю.

– Если бы твоя, как ты говоришь, работа ещё и оплачивалась достойно, а не теми грошами, что приносят тебе твои малахольные клиенты. Баловаться магией ты можешь и в свободное время, если тебе так хочется. В самом деле, что за глупая блажь называть занятие, годящееся лишь в качестве хобби, работой? Посмотри на себя – ни мужа, ни хотя бы работы приличной.

Стиснуть зубы. Промолчать. Не дать вырваться какой-нибудь язвительной фразе, грубому обвинению. Мама обидится. И всё равно ничего не поймет.

– Так будет лучше, Майя. Если уж так сложилось, что Эмбер сдо… умерла, то почему бы тебе не воспользоваться этим шансом и не начать нормальную жизнь? Тебе вовсе необязательно бередить рану, заводя новую кошку, или как вы их там называете. – Улыбка, ласковая до тошноты.

Просьба, граничащая с приказом.

Наконец мама вышла, закрыв за собой дверь.

Майя встала с постели, приблизилась к окну. На закате зимы снег потерял прежнюю свою белизну, пышность, воздушность. Просевшая опара сугробов во дворе, местами сероватых, местами желтоватых. Кривоватые дорожки, заледенелые, истоптанные, тянущиеся от дома к дому. Низкое небо в белесой мгле, редкие снежинки, то ли падающие вниз, то ли поднимающиеся вверх вопреки законам природы. Голые, понурые деревья. Редкие люди, бессмысленно спешащие куда-то.

Эмбер ушла за грань ранним утром, в вязких предрассветных сумерках. Два долгих, мучительных дня агонии, тщетных попыток, осознания собственного бессилия и ожидания. Помогать другим и не суметь помочь близкому, родному существу. Уязвимая физическая оболочка оставалась таковой даже у хранителей, у тех, кто в облике кошек помогал ведьмам. Тело старело, а Майя и Эмбер вместе уже больше шестнадцати лет. Они обе знали, понимали, что конец неизбежен, но девушке не хотелось верить, что он наступит так скоро.

Не сейчас. Ещё месяц-другой, третий, а там и полгода, и год минует. Однако смерть неумолима, никому не дано уйти от власти Старухи.

Её рыжий лучик, её янтарная кошечка покинула свою хозяйку. Верная пушистая подружка, спутник, проводник и защитник, с которой Майя делала первые шаги на пути ведьмы. С которой делила первые ошибки и удачи в освоении искусства ведьмовства, которая согревала ночами и всегда была рядом.