Хранительница носков

8.2

Я подняла на него яростный взгляд. Как же мне хотелось рассказать, что эти… эти нехороши двое испортили огромную часть моей работы, наговорили мне гадостей, да просто сделалали мне больно! ни украли не меньше трех часов моего времени. И теперь  из-за этих… этих… двоих мне придется допоздна  работать, и на извозчике я сегодня  не покатаюсь, в приютскими не увижусь, не узнаю, где теперь живёт моя названная сестра. И когда я с ней увижусь, и вовсе не ясно! Но я ничего не сказала из этого, только зло прошептала:

- Просто уже забыли, как болят драные уши.

Оба молоденьких господина замерли на мгновенье, затем быстро вскочили, отряхиваясь. Один яростно щурился, глядя на меня. Другой затянул в строну охранника:

- Это всё маленькая дрянь, что зовётся Хранительницей!

- Да, это всё она, ведьма! – горячо поддержал тот, что смотрел на меня.

Они вновь говорили хором, и кто из них кто, уже было не понятно. Да собственно это было неважно. Они шипели одновременно, совершенно одинаково прищурив свои черные как у короля глаза:

- Всё из-за тебя, гадина!

- Я вам ничего не сделала!

- А из-за кого мы подрались? - спросил один.

- А из-за кого у меня синяк, а у него губа разбита? – воскликнул второй.

Первый прошипел, чтобы услышала только я:

- Ещё и про драные уши знаешь?

И я поняла, что вот это про уши ляпнула зря, ой как зря! А то, что они перевернули всё вверх дном,  обвиняют меня в том, что я их избила, чего я не смогла бы сделать никогда, это вообще было последней каплей. И я разревелась…

- Ой фу, сопливая!

- Бе, какая гадость!

Одинаковые принцы одинаково гадливо скривились.

- Господа! – сдержанно, но твёрдо сказал седоусый стражник. – Вам следует покинуть хозяйственное помещение. Не пристало вашим высочествам здесь разгуливать!

Оба молоденьких господина отошли к двери и уже оттуда, полыхая гневом, пригрозили:

- Смотри тут! Мы тебя запомнили! Вот только пожалуйся, вот только попробуй!

А первый ещё сделал шаг ко мне и ногой поддел готовую к отправке коробку с носками. Она перевернулась, рассыпая содержимое, а я в отчаянии закрыла рот руками, чтобы не закричать. Они совершенно одинаково нагло и зло ухмыльнулись напоследок и скрылись за дверью.

Сползать по стенке спиной было больно, но это было ничто по сравнению с болью от осознания: почти вся моя сегодняшняя работа погибла. Я горько разрыдалась. За что? За что мне такое? Я хорошая! Я так старалась! Я честно делала свою работу! Я хотела полдня выходного! А теперь? Что теперь будет?! Слёзы опять душили и рвались наружу. Ведь король грозился казнить, если буду плохо стараться, а эти два высочества всё испортили. И я провалилась в бездну, бездну отчаяния и слёз…

Когда я взяла себя в руки, за маленьким окошком начинало темнеть. Что ж, нужно исправлять беду, а помочь себе я могу только сама. Никто за меня этого не сделает. И я принялась вновь раскладывать носки по тринадцати кучам. Понятно, что радости уже не было, и работа не спорилась, как утром.

Как нарочно, нашлась пара дырявых в добавок к тем, что пострадали от сапог принцев.  Я бросилась к Суринье, но её уже не было. Я побежала искать её комнату. Ушло немало времени, пока нашла, и ещё немного - пока узнала, что кастелянши нет, она уехала к семье, в город. Когда бессовестные принцы разрушили мои труды, мне казалось, что я в бездне отчаяния. Но это было неправдой. Потому что настоящая бездна была сейчас! Руки опустились, сил двигаться не было. Даже слёз и тех уже не было...

Еле волоча ноги, я вернулась в свою каморку, собрала грязные носки, прихватила и те, что с дырочкой, и поплелась к себе в комнату. Нести грязные в прачечную смысла не было – работа там уже закончена. Но отстирать носки я могу и сама.  Вот только как сушить, чтобы они успели высохнуть до утра? Пришлось  отжимать в свое единственное полотенце. Как жалко! Оно было такое красивое! Печи протапливались под утро, и была надежда, что хорошо отжатые в пушистую ткань, слегка только влажные носки  у теплого печного бока к рассвету высохнут. Едва двигаясь, этот вопрос я всё же решила.

Оставалась одна большая беда – дырявый зелёненький носок. Я вертела его и так, и эдак, мяла, расправляла, глаза закрывала и резко распахивала, но чуда не происходило – дырочка, маленькая, малюсенькая, но отчетливо заметная на ярко-зеленой ткани, оставалась на месте. Выход был один – зашить. И нитку я смогла бы найти среди своего рукоделия, и зашить бы сумела так, что никто не заметил бы. Никто из обычных смертных не заметил бы, но вот король и его отпрыски…

Об их необъяснимом трепетном отношении к носкам по дворцу ходили легенды. И это было хуже, чем рассказ самого короля. Говорили, что мужчины королевского рода могли не побриться или не расчесаться, пренебречь галстуком или одеколоном, но носки!.. Носки всегда должны были быть идеальны, и ни каплей меньше! Только идеальны! Только так! Ни морщинок, ни дырочек, ни линялых пятен. Говорили, что королевская кровь чует самые мелкие дефекты носков. Поэтому я боялась, сильно боялась, что владелец этих несуразно-зелёных включит свою особенную, заложенную в кровь носочную любовь и заметит заштопанную мной дырочку.